тяжелом, на манер монашеского, сером балахоне. Ног не видно. Зато рук - не
две, не четыре, даже не восемь. Венчик многосуставчатых конечностей,
которые судорожно сокращаются, хватают пустоту. Лица нет. Вместо него -
овальная, белесая с радугой линза. И безгубая влажная щель чуть ниже.
кого присутствие чудовищ производит впечатление. Для прочих они не в
диковинку. Свои.
тени колебаний несется сквозь облака к темной громаде "Саратова-13". Мой
незнакомец уступает им дорогу, кое с кем обмениваясь кивками. Кажется,
один из кивков адресован мерзким уродам в балахонах.
мне. - Мы их так и называем: Звездные Капуцины. Они не обижаются, хотя
поначалу полагали, что речь идет не о монашеском ордене, а об обезьянах...
Итак, вернемся в клинику?
адаптироваться.
распяленного на чем-то жестком, скорее всего - сырых неструганых досках
типа "горбыль", звучали голоса. Речь была явно не родная. Однако же,
слова, произносимые во вполне обыденных интонациях, были мне понятны.
Негромко обсуждалось, стоит ли возжигать все светильники зараз или же
"ниллган" - я с трудом подыскал этому понятию удобопроизносимый эквивалент
"тусклоглаз" - удовольствуется двумя пястями, не набросить ли все тому же
"тусклоглазу" по лишней веревке на руки, не то сорвется до исхода
церемонии, примется крушить алтарь, как в прошлое Воплощение... "Что еще
за зверь такой - "тусклоглаз", - подумал я не без усилия. Мысли звонко
бились о пустую внутренность черепа, как язык о медный колокол. Из этого
звона сама собой родилась истина, которую я вынужден был принять без
доказательств: это я - "тусклоглаз". Так называют в этом мире всех нас,
вызванных из ада. Я вызван из ада, я лежу пластом, голый, прикрученный к
алтарю из паршиво обработанного дерева, и это меня сейчас подвергнут
Воплощению. Кстати обнаружилось, что глаза мои давно открыты и заняты
тупым созерцанием высоких каменных сводов, по которым метались
раскоряченные тени от факелов. Разило паленой шерстью. Я напряг одубевшие
мышцы и повернул голову, чтобы увидеть тех, кто говорил. Мое слабое
движение вынудило их прервать пересуды о деталях ритуала.
Наверное, это была ключевая фраза к началу Воплощения. Гулко, с дребезгом,
застонал гонг. Каменный мешок озарился прыгающим светом. Нестройно
рявкнули трубы. Я ощутил быстрые опасливые прикосновения к животу и ногам.
"Какого черта, что вам надо?!.." Но было уже ясно, что ни к чему лезть в
бутылку, а разумнее всего лежать себе тихо и ждать, когда все закончится
естественным образом. Конечно, смотря что под таковым понимать.
бормоча заклинания, иногда срываясь на истерические вскрики:
их на сей раз были открыты: одинаково грубые, иссеченные не то морщинами,
не то шрамами, с одинаково застывшим выражением зверского мужества. Мне
сразу стало понятно, отчего я - "тусклоглаз". По-волчьи глубоко упрятанные
под надбровья белки моих похитителей светились в сумраке. Если быть
точным, они полыхали.
я. И все взвыли, будто бродячая собачья свора в лунную ночь. Жгучие уколы
сыпались на меня отовсюду и без разбора. Я извивался, рвал свои путы с
невесть откуда взятой нелюдской силой, мне даже удалось высвободить ногу и
наугад лягнуть одного из мучителей - тот с воплем укатился прочь.
заговоры, я вился винтом на алтаре. И только трое в латах сохраняли
каменную безучастность.
моментально заткнулись. Балахоны со всхлипами шарахнулись рассыпную.
"Гады, - сорванным, плачущим голосом бормотал я, стряхивая с ободранных
рук обрывки грубого вервия. - Сейчас устрою вам Воплощение... зверя
Уэггд... пасскуды!" На левой грудной мышце отозвался нытьем багровый
кровоподтек - след от арбалетной стрелки. Я покосился на латников - те
сменили позы. Стояли выставив вперед одну ногу и вскинув арбалеты
наизготовку. "Траханого черта вы меня возьмете..." Избавившись от уз, я
замер - пусть зафиксируют меня своими гляделками-прожекторами, привыкнут к
моей недвижности. Арбалеты чуть заметно загуляли: латники поднапряглись,
пальцы онемели на спусковых крючках...
алтарь, притих. До моего слуха доносилось шебуршание торопливых шагов. Они
потеряли меня, но приблизиться боялись. И правильно боялись.
из своего укрытия. Пусто. И тихо - если не считать треска чадящих факелов,
понатыканных по углам. Все куда-то сгинули, оставив меня одного в этом
склепе.
все пошло прахом?..
теперь разверзлась черная пасть прохода. Оттуда ощутимо тянуло сквозняком.
заполыхала там, как транспарант. Словно подошел срок, и невидимый дирижер
моих поступков, он же по случаю переводчик, раздернул занавесочки и
подбросил мне подсказку, загодя начертанную на ученической доске.
гнетом, согнула в три погибели, смяла и расплющила. Я был один не только в
этом затхлом святилище - один во всем мире, во всей эпохе. Голый,
беззащитный, смертельно перепуганный. Воздух не поступал в сдавленное
железным обручем горло. Мне хотелось плакать. Обхватить голову руками,
забиться в самый дальний угол и беспомощно захныкать.
должен запродать за саму возможность одним глазком заглянуть в него! Вот и
пользуйся шансом, изучай. И не дрожи попусту. Ты ловок и силен, сильнее
всех живущих сейчас на земле. Для них ты великий воин, и это правда. Тебя
зовут Змиулан, и никто не спросит с тебя больше, чем ты умеешь. И ты
обязательно, неизбежно, в свой час вернешься домой".
по-обезьяньи метнулся к проходу. Обернулся на случай нежданной стрелы в
спину. Вроде бы никого. И все же был чей-то внимательный, испытующий
взгляд.
перед собой. Там могли поджидать затаившиеся латники, прикрывая своими
арбалетами беспорядочный отход балахонов. Там могла быть иная угроза. Или