защитить, спасти от неведомой беды. Теперь он сам ждал от них помощи и
спасения.
патрулировали свирепые конвоиры с еще более свирепыми псами на поводках.
Но вскоре даже до тюремного начальства, явно снабженного мозговыми
аппаратами облегченного образца, дошло, что патрулирование служебными
собаками здесь - очевидное излишество. Большую часть волкодавов после
этого вывезли в другие исправительные заведения, а оставшиеся удивительно
быстро превратились из тренированных убийц во всеобщих баловней и
любимцев.
лет назад, при расформировании тюрьмы, он был еще крошечным щенком - и его
скрыли, спрятали в тайнике, когда вывозили всех еще остававшихся на Ярости
собак, которые считались тюремным имуществом. И теперь существование на
планете огромного пса оставалось одной из немногих отдушин, согревавших
души заключенных. Поэтому, хотя Спайка не было видно всего несколько
часов, кто-то уже обеспокоился его отсутствием и пошел на поиски.
отяжелевшую морду к люку, в котором возник человеческий силуэт. - Где же
ты пропадал так долго? Я тебя повсюду ищу! - В ответ раздалось еле слышное
поскуливание. - Иди, иди ко мне. Эй, с тобой все в порядке? - Человек
склонился над ним. - Ну-ка, ну-ка, - загрубевшие пальцы осторожно
перебирали черную шерсть. - Что это?! - руки человека замерли.
лопнула от угла рта, длинный разрыв сочился сукровицей. Ниже, на груди и
шее, виднелись еще какие-то раны. Что это - ожог? Или след когтистой лапы?
неподдельный ужас. - Обожди... обожди меня здесь, малыш. Я сейчас - я за
доктором! - И человек бросился к выходу, бормоча про себя на бегу: - Какой
зверь мог так поступить с собакой?!
звери. Не мог оказаться "зверем" и кто-то из заключенных. Во-первых, ни у
кого не поднялась бы рука, а во-вторых, не так-то легко справиться с
пятипудовым ротвейлером.
уместиться весь некогда пятитысячный контингент тюрьмы. Не морг, а целая
гробница.
блистали холодной чистотой. Даже простыня, покрывавшая детское тело, -
Клеменс тут же открыл ближайшую из ячеек, переместив на прозекторский стол
ее страшное содержимое, - даже эта простыня была белее, чем в госпитале.
мертвенно-белую ткань.
Не Ребекка, а ее мертвое тело, труп.
Клеменсом снова была просто женщина, сломленная навалившимся вдруг горем.
в них не было, ей действительно досталась легкая смерть. Однако ее
двенадцатилетняя жизнь была столь ужасна, что ничто не могло этого
смягчить. Да и вообще, любая гибель в двенадцать лет - дикая, чудовищная
нелепость. И от этой гибели Рипли не сумела ее уберечь. Хотя оберегала
много раз, и девочка, конечно, уверилась, что так будет всегда.
при виде изуродованного саркофага, который и вправду стал саркофагом, то
есть гробницей. Но теперь перед Рипли стояла задача, более важная, чем ее
горе или даже ее жизнь. И, усилием воли отключив в себе все эмоции, она
занялась тем, ради чего пришла в морг.
что-то странное почудилось ему в ее будто внезапном желании посетить морг.
Поэтому он, для приличия отвернувшись, продолжал посматривать на откинутую
под углом крышку одной из ячеек-трупоприемников. Эта крышка была
отшлифована до зеркального блеска, и в ней, как в настоящем зеркале, можно
было увидеть все происходящее возле прозекторского стола.
горячо задышал в ухо: "Клеменс... Мне сказали, ты в госпитале... Я едва
нашел..."
речь идет о необычном событии. К тому же Спайк был и его любимцем тоже.
ком-то из наших общих знакомых, садистов-маньяков, зверь проснулся. Где
ты, говоришь, его нашел?
Рипли.
дара слова, превратив в живой столб. И только заметив, как оцепенение в
глазах заключенного сменяется ужасом, только услышав его приглушенный
возглас: "Господи, что она делает?!", Клеменс повернулся к столу. К
сожалению, не только он не следил за действиями Рипли, но и она не следила
за их разговором. Иначе даже одно уловленное слово - "чужой" - могло ей
многое объяснить. Но все ее внимание уходило на другое.
клетку: нажимала, постукивала в области ребер, над ключицами, в области
диафрагмы.
занятии, что даже не повернулась на стук его обуви о плиты пола, отчетливо
раздававшийся в тишине морга.
сделать вскрытие.
положено. Нет, наоборот, все было именно как положено: у девочки оказались
закрыты глаза. А он, по правде сказать, и не вспомнил, что следует
опустить веки. Для этого понадобилось женское чутье...
мягко, чем намеревался секунду назад.
спокоен.
если рассказать ему правду, то он почти со стопроцентной вероятностью
решит, что она сошла с ума. К тому же чем меньше людей будет знать правду,
тем лучше.
сколько полагалось лейтенанту космофлота. Этого знания не хватало, чтобы
дать правдоподобное объяснение.
передернуло:
мог бы сказать, что подействовало на него: убежденность Рипли или холодная
логика. В самом деле, наблюдать вскрытие, особенно вскрытие близкого
человека, - тяжело. Вдвойне это тяжело для женщины. И втройне - если эта
женщина только что встала на ноги после серьезнейшей аварии.
словно любуясь их хищной четкостью. И внезапно одним точным
профессиональным движением вспорол детское тело от грудины до лобковой
кости. Потом незаметно покосился на Рипли.
почувствовал, как с каждой секундой в нем крепнет уважение к этой странной
женщине. Но профессиональное чувство взяло верх.
порядке. Ни малейших следов инфекции вообще. И холеры в частности.
многого.