переходит на другую сторону улицы. Серега хоть и коренного происхождения,
но Соцреализму с пьяным имажинистом не по пути. А хоть бы и с трезвым.
своего знаменитого "Англеттера", выхлестал на пару с Аськой Дункан полный
чайник водки, после чего по-пьянке решили оригинально расстаться с жизнью,
повесившись обнаженными в одной петле, совершая при этом последний акт
любви, что и немедленно сделали.
там, где ему и положено быть - на полу.
один. Голова два уха, как у Сереги. А никак между собой договориться не
может.
со своей головой и ушами. Как их всех привести к общему знаменателю, если
один на печи лежит, второй - бывший жандармский офицер, третий загулял,
четвертый в больнице фельдшером, пятый о чем-то сильно задумался, у
шестого - непроизносимая фамилия, седьмому давно в дурдом пора, а восьмой
водку хлещет в буфете, как чеховский телеграфист, оплакивая безвременную
кончину первой кинозвезды Венеры Горячей. И прочие. И всех таковых прочих
- миллионы, яко грязи. Нас тьмы и тьмы, и тьмы...
кабинета - тот вообще затаил лютую злобу на Совместную власть и на ее
народных совместителей. Ну, с этим полегче, этого сразу к стенке. А вот,
например, что за курчавая личность у костра греется? Кто таков?
Все-таки, Блок. "Скифы", все-таки:
это только он один умеет, здоровается Александр Блок, потирая над костром
озябшие руки. - Слыхали, у меня мужички в деревне библиотеку сожгли вместе
с усадьбой. Вот, смотрю на огонь и думаю: хорошо это или плохо - когда
книги жгут? Как по вашему?
классовое чутье на блоков, на библиотеки и на усадьбы, да как объяснишь
это Александру Блоку?
- не унимается от вежливости Александр Блок.
этом свете, лучше бы о собственном здоровье позаботился, а Максимильяна
Горькина врачи как-нибудь сами ухайдокают.
селедку недавно выдали, по мешку селедки. Мне, Кюхельбеккеру и Крылову
Ивану Андреичу. Ничего, можно жить - хорошая селедка.
эта селедка. Надо бы поздороваться, неудобно молчать. Блок, как-никак..
Блок не Бурлюк, надо бы с Блоком посоветоваться насчет "Войны и мира"..."
домой, прилег на диван и... помер.
- продолжает размышлять Соцреализм, - кроме этого, все они, черти, разных
национальностей со своими межнациональными особенностями. Одни в субботу
отдыхают, другие яйца красят, третьи по канату ходят, четвертые на
тальянке играют, и никто работать не спешит. И всех на сегодняшний день
триста миллионов, за всеми глаз да глаз нужен. А ворья, жулья и хулиганья
- в два раза больше. Ворье с жульем - тоже люди тоже народ. Народ - он
хоть и один, но разный. Народ друг друга понять не может, где уж тут враг
врага... Одним словом: татаро-монголы. Европа-азия. И все поголовно до
зубов вооружены еще со времен наполеоновского нашествия. Совсем народишко
озверел, так и зыркает по сторонам - кому бы в рыло дать?"
как снизу, с Подола, выкатывается на Красную площадь пулеметная тачанка с
какой-то расфуфыренной девкой...
разобрать...
905-го года, развязанной сыцилистами и скубентами при великой княгине
Ольге - сразу ее признали, но всяк на свой вкус и лад и с собственной
точки зрения. Гражданка была в модной во все времена комиссарской кожанке,
с маузером в одной руке и с оливковой веткой в другой (не в знак мира, а
для отмахиванья от мух), на боку - казачья нагайка, на правой ноге -
кирзовый прохудившийся сапог, левая же ножка затянута в фильдеперсовый
чулок с красно-революционной подвязкой. Шляпка у нее была от Диора,
украденная на дешевой распродаже барахла из Зимнего Логова, конские патлы
- от нигилистов и диссидентов вместе взятых, а лицо имело выражение то ли
фараоновой мумии, то ли святых киево-печерских мощей без признаков пола.
Соцреализму привиделась даже точеная девичья грудь, стыдливо выглянувшая
из-под римской тоги, но он глаза отвел, видение отогнал и в амбарную книгу
не зарисовал, чтобы не быть обвиненным в натурализме в очередной речи
какого-нибудь нежданова товарища. Другие ценители женской красоты обратили
внимание на рубенсовские формы Гражданки, напомнившие им, особенно снизу,
чуть ли не фигуру Катерины-императрицы; третьи, наоборот, наблюдали
макаронную курсистку, с зажженной цыгаркой оседлавшую бензовоз; четвертые,
пятые и шестые вообще двух слов связать не могли и восторгались так:
Венера Горячая, промелькнувшая однажды перед ним в освещенном окне
вечернего транссибирского экспресса "Москва-Воронеж" на маленькой станции
Борщаговка, и от избытка переполнивших его чувств, телеграфист застрелился
прямо в толпе из дуэльного пушкинского пистолета. (Кстати, именно этот
выстрел из украденного с дешевой распродажи неудачливого пистолета положил
начало гражданской войне, а не холостяцкий залп с броненосца "Потемкина",
как это безответственно утверждает "Краткий курс ТАКОЙ партии".)
угощать - брат пошел на брата, сват - на свата, товарищи - на товарищей. И
понеслось полноводьем народное течение. Ты ему:
Пехов Алексей
Самойлова Елена
Курылев Олег
Сертаков Виталий
Орлов Алекс
Афанасьев Роман