партию, да еще проживая здесь, в глуши, почти среди медведей? Вот и
приходится улыбаться и вести разговоры с ним, Константином,
каким-никаким, а потомственным дворянином, дальним родственником
принца, самостоятельным и даже состоятельным человеком. Мезальянс,
конечно, но в сложившихся обстоятельствах...
думает на самом деле.
поздоровался, и старик так досадовал на невнимательность, что стало
жалко и Ипатыча.
поди, мечтают назад вернуться, на пироги.
побегу, ладно, а то немка... ох, простите дурака... баронесса
браниться будет.
Побегу... А ведь Ипатыч, пожалуй, и доволен. Нужен, опять при деле, в
семье не рот лишний, а кормилец.
спускаться к реке. Давно не стриженные кусты возвращали парк в
первозданное, российское состояние, вода сбегала по каскаду, не
Петергоф, зато рядом, близко, почти свое. Вспоминалось детство, как
играл он здесь, разглядывал букашек и пускал в фонтане кораблики.
воспоминания, но что съедено, то съедено, и нечего возвращаться к
конфетным фантикам. Мимо катила вагонетка, доверху нагруженная
свеклой, вместо мотора две работницы качали рычаг, уголек нынче
нормирован, и ему стало стыдно своего безделья. Барин. Вагонетка
пересекала путь, и он остановился, пропуская. До сахарного завода от
станции было близко, версты полторы, но двигалась вагонетка медленно,
едва в полчаса управятся. Показалась и другая, третья. Он поспешно
перешагнул через рельс и пошел рядом с узкоколейкой, стараясь не
смотреть на работниц. Те, полураздетые, жарко, хоть и сентябрь,
поглядывали на него скорее весело, что за ферт гуляет. Рычаги,
передачи, наверное, это действительно не очень тяжело, ветерок
обдувает, не то, что в цехах.
все равно паровоз не пустишь, по пути посмотрел вниз, в воду, под
поверхностью мелькало серебро уклеек, а настоящая рыба была глубже,
угадываясь тенью, разбегом рыбьей мелочи. Лопатой плашмя, да. Он
помнил, каких сазанов лавливали раньше, в два, в три пуда. Сейчас и
побольше должны быть. Ловят их теперь мало, кому ловить? Кто не на
фронте, работают за двоих, не до баловства.
Запустение коснулось и его, повсюду росли колючки, кое-где даже
виднелся гусиный помет, чего раньше не водилось. Давно не крашенные
купальни стояли у воды, пустые, никому не нужные. Константину вдруг
захотелось поплавать. Жаль, костюма не захватил. Можно, конечно, и
так. Но неловко было проезжающих ниже по течению через мост работниц,
неловко не в смысле наготы, далеко все же, а опять своей праздности.
Бабье лето, воистину бабье. Пять миллионов под ружьем, а сколько пало,
покалечено за эти годы? Лучших, здоровейших мужиков. Сейчас хоть
затишье, дурное, но затишье, окопная война, а первые годы, когда по
сто тыщ за битву в землю укладывалось?
(по-прежнему учитывал каждый рубль, как в прежние годы, хотя сейчас с
деньгами стало хорошо, насколько вообще с ними бывает хорошо, патенты
давали много, он негаданно разбогател на этой самой войне -
антигазовые маски, искусственный каучук в мирное время ни принесли бы
ни копейки. Впрочем, каучук, если его еще доработать, на что-нибудь да
сгодился, но все равно натуральный лучше. Богатеет он, стало быть,
благодаря морской блокаде), наклонился, зачерпнул воды. Теплая. А он
вечером придет, к ночи, когда она станет парной, еще теплее и мягче,
вот тогда и наплавается. Если не ухватит за бочок трехпудовый карась.
напряг память, но быстро сдался. Помнилось зато, как начитавшись
книжек про робинзонов, испек несколько в костерке и съел, Лиза
плевалась, глядя на него, но он мужественно терпел, давя подкатывающую
к горлу рвоту. А сейчас не может есть устриц. Невелика беда. А месяц
устричный, сентябрь, с рокочущей буквой р.
необоримой, высоченных корабельных сосен. Новый флот строить - хоть
сейчас. Босфор и Дарданеллы теперь наши, но есть еще и Гибралтар.
Воздух роскошный, дыши - не надышишься. С собой в Москву увести?
Закачать в баллоны и потом продавать по копейке за вдох.
поискать, где-то же осталась его старая одежда, в которой он и
студентом, и позже гулял подолгу, днями, исхаживая окрестности на
десять, двадцать верст, ночуя у знакомых мужиков на сеновалах. По
глупости тогда казалось, что этаким манером он познает народ, даже
сближается с ним. Затем пришло понимание, что барин есть барин, мужик
есть мужик, и вместе им не сойтись. И никаких Маугли. В детстве он
воображал себя и им, усыновленным волком. Волком был Роб Рой,
роскошный колли, снисходительно позволявший командовать собой и иногда
даже, в хорошую минуту, команды эти исполнявшего. Иногда в походах
попадались им оленята, лани, здесь, в заповеднике, были они непугливы,
подпускали совсем близко, доверчивые ясноглазые зверушки.
он не любил, как и любой, выросший здесь, пользовалось оно дурной
славою, о нем дворовые мальчишки рассказывали по вечерам, пугая друг
дружку, страшные истории - с ведьмами, чертями и прочей нечистью.
Неясно, почему назывался кордон Лысым - деревья росли буйно, и порубок
на памяти Константина не было никогда, даже браконьеры сторонились
этого места. Верхом доблести считалось придти сюда вечером, особенно
при луне, и передавали, как тайну, что именно таким смельчаком и был
Петлуска, когда-то бесшабашный парень, а после ночи на Кордоне -
деревенский дурачок. Потом, уже став старше, Константин интересовался,
не было ли чего действительного дурного за кордоном, но ничего
загадочного и ужасного на памяти живущих не происходило. Но, как и в
детстве, замирало что-то внутри, захотелось уйти, быстро, но не
поворачиваясь спиной.
недобрый. Вы иметь сильно расстроенный нервный систем, как ему говорил
Юнг, московское светило. Коверканье слов (помимо размеров гонорара)
было единственным отличием его консультации от консультаций других
врачей, все они сходились на одном - необходим отдых, покой, и
настаивали по меньшей мере на трех месяцах вдали от лаборатории. Три
не три, а месяц Константин решил действительно отдохнуть, поездиться
по стране, навестить друзей или просто знакомых, зная, что именно так,
нежданно, в неподходящей обстановке, вдруг, порой приходят свежие
идеи.
это не воображение, а действительно кто-то следит за ним. Волк,
например. Последние годы из-за войны развелось их по губернии во
множестве - егерей мало, молодых призвали, и хотя поблизости волков не
видели, но стали пропадать овцы, козы, иногда находили останки оленей.
Впрочем, скорее виной тому были дезертиры, кружившие вокруг деревень и
сел. В семье не без урода, в селе не без дезертира. Волков Константин
не боялся, все же не зима, а вот дезертир разный бывает. Один -
ничего, справится, он боевой офицер, а стая? При себе даже трости нет,
а зря, надо будет револьвер, что ли, попросить у принца. Ерунда, чушь,
конечно, россказни про злодеев-дезертиров на девяносто пять процессов
были пропагандой, но пять процентов тоже немало, и гулять расхотелось
совершенно. Он повернул назад, беззаботно насвистывая что-то
веселенькое, и действительно, стоило покинуть Лысый Кордон, как
вернулось настроение если не хорошее, то спокойное, умиротворенное.
Прав был австриец, нервный систем есть сильно расстроенный. Не
револьвер нужен, а кроличья лапка и чеснок.
бором, воздухом, пропитанным живицей, и, выходя к реке, твердо решил -
завтра рыбачит с Генрихом, а сейчас непременно надо искупаться, пока
солнце ласковое и нежное, осеннее тепло летуче, подхватится, снимется
- и жди будущего лета.
обрывистого берега, не раков искал, а так, смывал усталость, и когда
вернулся в купальню, кожа была - гусиной. Солнце не обмануло, грело
хорошо, не хватало лишь полотенца, высушить голову, но Константин
радовался и тому, что есть - теплу, чистой воде, свету.
ли отсутствие вашей жены на церемонии награждения очередным
свидетельством мужского деспотизма. Домострой - так это по-русски.
Березин Федор
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Куликов Роман