Чтение 5–й страницы книги ~Граждане, воздушная тревога!~

— Я сказал только, что ничего о вас не знаю. Даже где вы работаете…

— Я же пояснил вам, что работаю бухгалтером в промысловой кооперации.

— Это не учреждение.

— Тогда конкретнее: группа управления Центросоюза Правление эвакуировано, небольшая группа осталась. А об убитом здесь в подъезде я ничего не знаю, так же как и о вас. Кстати, кого это вы кокнули?

— Не я, а оперативник. Я ездил с ним для опознания. Это бандит из грабительской шайки. Я видел троих в бомбоубежище на Кировской.

— И сразу решили, что это бандиты?

— По некоторым признакам. Не хочется рассказывать.

— Кстати, воздушная тревога уже началась, а мы в подвал не спускаемся, — вмешался в разговор Клячкин.

— Стоит ли? — усомнился я. — Может быть, в подъезд спустимся?

— А может, в картишки перекинемся? — предложил Мельников. — В подкидного, а?

Мы согласились. Надоело в сырой подвал спускаться, а стоять в подъезде управдом не позволяет… Вот мы и усаживаемся иногда за карточный стол. Хочется хоть немного отвлечься от фронтовых тем. Я, как журналист, информирован лучше моих соседей по квартире. Часть наших газетчиков — военкоры. Приезжая в редакцию, они порой рассказывают больше и картиннее, чем сводки ТАСС и Советского информбюро. Поэтому, когда я ночую дома, меня обычно спрашивают, а я отвечаю. Сейчас же мне хочется не отвечать, а спрашивать.

— А почему вас, — спрашиваю я Сысоева, — так тревожит повестка из уголовного розыска?

— С чего вы взяли, что тревожит? Спросят — отвечу. Как наш дом разбомбили — пожалуйста. Как к вам вселили — извольте. С капитаном же я и двух слов не сказал, почему и кем он убит — понятия не имею. И эта повестка, по-моему, лишь проявление служебного рвения вашего оперативника. Ничего нового он не узнает. А убит капитан, думаю, какими-нибудь дезертирами или ворами в законе. Вы не рассказали нам, как встретились с ними, а работнику угрозыска, вероятно, дали, как это называется, детальный словесный портрет?

— Допустим.

— Или разговор их подслушали?

— Может быть.

— Ну и пусть ищет убийцу среди таких вот подонков. Чемодан ведь они сперли? Сперли. И документы тоже. Все ясней ясного.

Я промолчал. Прав был бухгалтер: ничего нового Стрельцов не узнает. Бывших воров, дезертировавших из армии, он найдет в Москве предостаточно. Ищи в пустых квартирах, допрашивай управдомов. Может быть, и найдешь среди новых жильцов убийцу нашего капитана.

— А как ты встретился с ними в убежище? — спросил Клячкин.

— Стояли рядом. Слышал их болтовню. Блатные словечки, разговор о пустых квартирах, — нехотя сказал я.

Перекидываемся картами. Помалкиваем. Сысоев на минуту выходит в уборную В комнате тепло от рефлектора, и пиджак Сысоева висит на спинке стула. Чуть-чуть сползает, и я поправляю его. Он необычно тяжел, что-то оттягивает его правый карман. Клячкин заинтересованно ощупывает его.

— Наган, — говорит он. — На ощупь, по крайней мере.

В эту минуту входит Сысоев. Заметил сразу клячкинский маневр с пиджаком.

— Наган, — повторяет он. — Вы не ошиблись. — Сысоев вынимает его из бокового кармана.

— А почему не сдали?

— Скорее: почему на службе не оставил… Верно, виноват… А вообще-то, мне оружие по должности положено: с деньгами дело имею.

— Как новенький выглядит, — говорю я только для того, чтобы заполнить паузу.

Револьвер вновь погружен в карман пиджака. Бухгалтер сдает карты. Я молчу. Ох и не нравится мне Сысоев. Где-то в подсознании у меня все еще тлеют угольки неприязни и недоверия. Наблюдателен и высокомерен, привык иметь дело не с людьми, а с цифрами. И почему он остался во фронтовой Москве, хотя по возрасту могли и его эвакуировать? Неужели только потому, что в городе есть еще промысловые артели? Трусоват? Да и Клячкин не мушкетер. Но почему я Клячкину доверяю, а Сысоеву нет? Видимо, я в чем-то несправедлив, ведь и в редакции есть люди, неприязнь к которым сильнее доверия.

Но Стрельцову в угрозыск я все-таки позвонил на другой день.

— Был у тебя Сысоев?

— Был, ну и что? — отвечает он почему-то равнодушно.

— У него есть наган. Он всегда его носит.

— Потому что он не только бухгалтер, но и кассир. Разносит по артелям зарплату. И потом дело об убийстве капитана Березина теперь не у меня, а в органах безопасности.

Тогда я позвонил Югову. Называю себя, напоминаю о нашем разговоре и говорю:

— Я по поводу убийства капитана Березина.

— Знаю. Слышал… Кстати, ты почему не уведомил меня об этом?

Я объяснил, что позвонил в угрозыск. Обыкновенное убийство с кражей документов и чемодана.

— Ты сам так думаешь?

— Так все думали.

— Зайди-ка вечерком ко мне. Пропуск я закажу. Разговор у нас долгий будет.

Я не спросил его о чем. Просто удивился, не зная, что удивление мое вечером обернется радостью, и не малой.

7. ЮГОВ

Кабинет у Югова генеральский. К письменному столу приставлен длинный стол под красным сукном в окружении стульев с прямыми спинками.

Югов начал не с убийства капитана.

— Я все знаю о тебе как о человеке, — сказал он. — Тебе двадцать семь лет, ты кандидат партии. От военной службы освобожден. Почему, я тоже знаю. Два раза просился на фронт, но не пропускала медкомиссия. Один раз даже пытался ее обмануть, проскочив в ополчение. Но опять не вышло. А попасть на фронт хочется. Правда?

— Точно.

— Вот я и могу помочь тебе в этом. — Югов хитренько улыбался. — Хочешь перейти на работу к нам, на борьбу с врагом внутренним, с его агентурой? Многие на фронт ушли. Сейчас новичков набираем. Ты нам подходишь. У тебя высшее юридическое образование. Я добывал его заочно и знаю, как оно важно. Ты вроде сообразителен и не трус. Наслышан о твоих подвигах.

— Ну, каких там… — засмущался я.

— Ладно, не скромничай. Давай решай.

— Но я еще не в партии, только кандидат.

— Кончится кандидатский стаж, примем тебя у нас Кстати, с вашей партийной организацией все уже согласовано. А беда с твоей ногой нам не помеха. Ходишь нормально и выглядишь нормально; здоровый парень. Повторяю: не раздумывай, а решай.

— Я уже решил, — прошептал я — даже не от волнения, а от радости превеликой.

Югов закашлялся — то был застарелый кашель курильщика — и задумчиво проговорил:

— Прежде всего мы — чекисты.

— Понимаю, — проговорил я неуверенно, — но меня беспокоит другое: никакого опыта розыскной и следственной работы у меня нет.

— Опыт придет. Первое время будешь чаще консультироваться со мной…

Югов встал из-за стола, подошел к электроплитке, на которой разогревался небольшой никелированный чайник, налил себе в кружку, а мне в стакан темно-коричневой жидкости, достал из ящика стола два куска сахару и маленькие щипчики для расколки и, вздыхая, сказал:

— Вприкуску будем пить, зато чай настоящий, а я пью крепкий. Незаменимое средство от сонливости, когда спать некогда. Что ж поделаешь, если работы по горло, а людей у меня — кот наплакал…

Я молчал, прихлебывая действительно крепчайший чай и ожидая, что Югов еще скажет.

А сказал он нечто меня удивившее.

— Мы затребовали из угрозыска дело об убийстве капитана Березина не потому, что они плохо работают. Может быть, они и нашли бы убийцу, но искать его — наше дело. В угрозыске исходят из того, что Березин был убит на улице, а потом его втащили в подъезд, обыскали и ушли с деньгами, документами и чемоданом. Хотя в то утро и выпал первый снежок, но скрыть кровавые следы он бы не мог, а крови, как показала экспертиза, было много. Убили его в подъезде, где и нашли. Но дело даже не в этом. Врагов у него не было, семья в эвакуации, жильцы квартиры вне подозрений, значит, иного мотива, чем случайный грабеж на улице, в угрозыске не увидели. Мы проверили: Березин ни с кем из довоенных знакомых не встречался. Да и дел у него по горло. Так и провел командировку: наркомат — дом. Надо, брат, крепко в вашем доме пошукать… Ты после моего совета присмотрелся к соседям?

Я вспоминаю об именном нагане Сысоева, о его таинственных ночных прогулках по городу и о своих не слишком определенных подозрениях.

— Отпадают все, кроме одного, — говорю я.

— Кого именно?

— Бухгалтера Сысоева. Их семью вселили в комнату эвакуированных стариков Пахомовых после того, как был разрушен его дом. Работает якобы в промысловой кооперации, но где именно, не говорит. У него наган. Всегда носит его с собой. Имеет и ночной пропуск. И жена у него какая-то странная…

— В чем же ты их подозреваешь? — спросил Югов.

— В том, что они оба не наши, не советские люди.

— Эмоции, а не доказательства.

Я перехожу от защиты к атаке.

— Я уже говорил с управдомом о том, скольких к нам вселили из разрушенных бомбежкой домов. Оказывается, только Сысоевых. По ходатайству кого-то из Центросоюза. А из нагана тоже можно убить человека. Вот вы рассказывали, что мотивов для такого убийства как будто нет. А вы знаете, мотив-то есть. Я вспоминаю, что сказал Березину на прощание: «Одним хорошим офицером в армии будет больше». Сысоев при сем присутствовал. Вот вам и мотив: одним хорошим офицером в нашей армии будет меньше. Конечно, всех офицеров, случайно находящихся в Москве, не перестреляешь. Но почему бы лишний раз не нажать курок, если позволяет ситуация?

— Темна вода… — протянул Югов. — Хотя отбрасывать версию не стоит.

— Конечно, не стоит, — обрадовался я. — Кстати, старый наган, якобы нужный ему по должности, может быть тоже орудием маскировки. А исчезновение чемодана — инсценировка для дураков. Личного мотива для убийства нет, значит, ограбление с убийством. А ведь избавиться от чемодана, который может служить уликой, проще простого. Сдай чемодан в камеру хранения на любом вокзале и забудь о нем.

— Кассиром Сысоев действительно работает, — сказал Югов, — и наган ему по службе положен. Тут Стрельцов проверил, без ошибки. Другое дело: как он на эту должность пристроился?.. Впрочем, этим тоже займемся… А тебе — первое задание, когда переход к нам оформишь: обойти все камеры хранения, какие в Москве находятся. Ты чемодан этот видел?

— Конечно. Он на стуле в комнате капитана стоял, — вспомнил я.

Югов скрутил самокрутку, но мне не предложил. Только сказал: