лестницу да потом передумал?
вниз. Под носками туфель, далеко-далеко, ехали маленькие экипажи, ползли
куда-то игрушечные человечки. Это было так чудесно, что небожительница даже
запела.
чуть не до середины переулка выпятилась перпендикуляром диковинная жестяная
фигура: упитанный ангел с белыми крыльями, под ним покачивающаяся вывеска
"СТРАХОВАЯ КОМПАНИЯ МЁБИУС И СЫНОВЬЯ. С нами ничто не страшно". Прелесть что
такое!
исключается явление мышей или, как он выразился, "домашних грызунков-с". В
первую минуту Коломбина расстроилась -- с детства боялась мышей. Бывало,
услышит ночью перестук крохотных ножек по полу и сразу зажмурится до
огненных кругов под веками. Но то было-в прошлой, ненастоящей жизни, тут же
сказала себе она. Коломбина -- существо слишком легкомысленное и
бесшабашное, чтобы чего-то пугаться. Они теперь ее союзники, эти быстрые,
пружинистые зверьки, ибо, как и она, принадлежат не дню, а ночи. На худой
конец, можно купить колбасы "Антикрысин", рекламу которой печатают
"Ведомости".
Коломбина обзавелась еще одним союзником из ночного, лунного мира.
переливчатый, в корзине сразу свернулся колечком и затих.
Миронову. Та, дуреха, змей еще больше, чем мышей боялась. Как увидит
где-нибудь на лесной тропинке, то-то крику, то-то визгу.
Змейка оказалась не мокрая и скользкая, как можно было предположить по виду,
а сухая, шершавая, прохладная. Крошечные глазенки смотрели на великаншу с
ужасом.
подрастет -- сгодится мышей ловить. Однако Коломбине пришла в голову другая
мысль, куда более интересная.
пристроился спать); затем дала ему имя -- Люцифер; после закрасила черной
тушью желтые пятнышки по бокам головы -- и получился не уж, а некое
таинственное пресмыкающееся, очень возможно, что смертельно ядовитое.
разомлевшую от сытости змею и залюбовалась: вышло инфернально. Чем не
"Последний миг Клеопатры"?
загодя, чтоб не спеша совершить свой первый парадный променад по московским
улицам, дать городу возможность полюбоваться новой обитательницей.
впечатление. Первая этим пасмурным августовским вечером была вялой,
скучающей, блазированной; вторая -- настороженной и нервной, готовой к любым
неожиданностям.
еще не видывали. Шляпку как буржуазный предрассудок надевать не стала,
распустила густые волосы, перетянула их широкой черной лентой, собрав ее
сбоку, ниже правого уха, в пышный бант. Поверх шелковой лимонной блузы с
испанскими рукавами и многослойным жабо надела малиновый жилет с серебряными
звездочками; необъятная юбка -- синяя, переливчатая, с бесчисленными
сборками -- колыхалась наподобие океанских волн. Важной деталью дерзкого
костюма был оранжевый кушак с деревянной пряжкой. В общем, москвичам было на
что посмотреть. А некоторых особенно приглядчивых ожидало и дополнительное
потрясение: черная поблескивающая ленточка на шее умопомрачительной фланерки
при ближайшем рассмотрении оказывалась живой змеей, которая по временам
вертела туда-сюда узкой головкой.
площадь, через Москворецкий мост и повернула на Софийскую набережную, где
гуляла приличная публика. Тут уж не только себя показывала, но и сама
смотрела во все глаза, набиралась впечатлений.
с галстуком или шелковые платья тоскливых темных тонов. Впечатляла величина
шляпок, которые в этом сезоне были что-то уж очень пышны. Экстравагантных
дам и барышень почти не попадалось. Разве что одна, с развевающимся газовым
шарфиком через плечо. Да еще проехала верхом пепельно-жемчужная амазонка под
вуалью, держа в руке длинный янтарный мундштук с папиросой. Стильно, решила
Коломбина, проводив амазонку взглядом.
Москве, оказывается, водилось немало. Одного она по ошибке даже окликнула,
приняв сзади за Петю.
чего пришлось пройтись по набережной взад-вперед дважды.
совершенно таким же, как в Иркутске, но здесь, среди гранитных набережных и
тесно сдвинутых домов, Коломбине этого показалось недостаточно. Отчего он не
изменился за эти месяцы? Отчего не стал чем-то большим, или чем-то новым,
или чем-то другим?
поцеловать, но не решился -- вместо этого преглупо протянул руку. Коломбина
взглянула на его ладонь с веселым недоумением, будто в жизни не видывала
предмета забавней. Тогда он еще пуще смешался и сунул ей лиловые фиалки.
накрыла фиалки большой дряблой губой и в два счета их сжевала.
перед мостом, конка останавливается. Идем!
толпы презираю. Просто очень уж необычно... Впрочем, неважно.
стесняться? Оглянулась на свое отражение в освещенной витрине и внутренне
дрогнула -- очень уж впечатляющий был наряд, но подступившая робость тут же
была с позором изгнана. Это жалкое чувство навсегда осталось там, за
рогатыми уральскими горами.
говорил он, щекоча ей ухо своим дыханием. -- Что за люди, ты таких у себя в
Иркутске не видела! У нас все под особенными именами, каждый сам себе
выдумывает. А некоторых нарекает дож. Меня, например, он окрестил
"Керубино".
Петя и в самом деле куда больше похож на кудрявого пажа, чем на
самоуверенно-победительного Арлекина.
Калибан, Гораций. А Лорелея Рубинштейн...
Поэтесса?
доходили до Иркутска с большим опозданием. Передовые барышни, понимающие
современную поэзию, знали их наизусть.
Львица Экстаза. Или просто Львица. Хотя, конечно, все знают, кто это на
самом деле.
перед ней двери в самое что ни на есть избранное общество, и на Петю она
теперь смотрела гораздо ласковей, чем прежде.
тысячу, а один на миллион. Он уже очень немолод, волосы все седые, но об
этом сразу забываешь, столько в нем силы, энергии, магнетизма. В библейские
времена такими, наверное, были пророки. Да он и есть вроде пророка, если
вдуматься. Сам из бывших шлиссельбуржцев, много лет просидел в каземате за
революционную деятельность, но о прежних своих воззрениях никогда не
рассказывает, потому что совершенно отошел от политики. Говорит: политика --
это для массы, а все, что массовое, красивым не бывает, ибо красота всегда
единственна и неповторима. С виду Просперо суровый и часто бывает резким, но
на самом деле он добрый и великодушный, все это знают. Тайком помогает
деньгами тем из соискателей, кто нуждается. Он раньше, еще до крепости, был
инженером-химиком, а теперь получил наследство и богат, так что может себе
это позволить.
всегда двенадцать. А Просперо у нас -- дож. Это все равно что председатель,
только председателя выбирают, а тут наоборот: дож сам выбирает, кого
принимать в члены, а кого нет.
мной? Я получаюсь лишняя? Петя таинственно произнес: