тысячи!
начальства терпение Саввина из отпуска дожидаться.
тысяч под залог тетенькиного имения. Я думал, - всхлипнул он, отлично зная,
что грека не разжалобишь, - деньги получу и недостачу покрою. Ан нет, не
поспеваю! Позор! Только одно и осталось - пулю в лоб! Выручите, Эврипид
Каллистратович, миленький! Дайте мне двадцать две тысячи, а я вам
доверенность на получение ссуды составлю. Поеду в полк, оправдаюсь, спасу
честь и жизнь. А вы через месяц двадцать пять тысяч получите. И вам выгода,
и мне спасение! Умоляю!
изучил закладной договор с банком (тоже подлинный, честь по чести
оформленный), пожевал губами и предложил пятнадцать тысяч. Сторговались на
девятнадцати.
день, там съехались обладатели всех одиннадцати выданных Митенькой
доверенностей.
самым коренным образом. Да и ну ее, прежнюю жизнь, не жалко.
слава тебе Господи, большая, дураков много, богатых городов хватает.
Человеку с фантазией и куражом всегда найдется, где покуролесить. А имя и
документы - дело плевое. Как пожелаешь, так и назовешься. Кем захочешь, тем
и будешь.
очень любил свое лицо и мог любоваться на него в зеркале часами.
славянского туземства. Черты мелкие, невыразительные, глазки серо-голубые,
нос неясного рисунка, подбородок слабохарактерный. В общем, взору
задержаться абсолютно не на чем. Не физиономия, а чистый холст, рисуй на нем
что хочешь.
глубокий, звучный, но этим инструментом Момус научился владеть в
совершенстве: мог и басом гудеть, и тенором обольщать, и фистулой
припустить, и даже дамским сопрано попищать.
перекрасить и бороду прицепить. Человека делают мимика, манера ходить и
садиться, жесты, интонации, особенные словечки в разговоре, энергия взгляда.
Ну и, само собой, антураж - одежда, первое впечатление, имя, звание.
новым Щепкиным или Садовским - он это в себе чувствовал. Но столько, сколько
ему было нужно, не платили даже премьерам в столичных театрах. К тому же
куда интереснее разыгрывать пьесы не на сцене, с двумя пятнадцатиминутными
антрактами, а в жизни, каждый день, с утра до вечера.
военно-стратегический манер - "операциями", и перед началом очередного
приключения любил воображать себя Морицем Саксонским или Наполеоном, но по
своей природе это были, конечно же, не кровопролитные сражения, а веселые
спектакли. То есть другие действующие лица, возможно, и не могли оценить
всего остроумия сюжета, но сам Момус неизменно оставался при полном
удовольствии.
удачных, но срыва, чтоб с шиканьем и освистыванием, доселе не случалось.
Костроме без единого гроша, собирал пожертвования на бронзовый монумент
Ивану Сусанину. Но купчишки жались, дворянство норовило внести взнос
маслицем или рожью, и вышла ерунда, меньше восьми тысяч. Зато в Одессе на
памятник Александру Сергеевичу Пушкину давали щедро, особенно купцы-евреи, а
в Тобольске на Ермака Тимофеевича торговцы пушниной и золотодобытчики
отвалили красноречивому "члену Императорского исторического общества"
семьдесят пять тысяч.
"Баттерфляй" в Нижнем Новгороде. Идея простая и гениальная, рассчитанная на
весьма распространенную породу людей, у которых вера в бесплатное чудо
сильнее природной осторожности. Товарищество "Баттерфляй" брало у обывателей
денежные ссуды под невиданно высокий процент. В первую неделю деньги внесло
всего десять человек (из них девять подставных, самим же Момусом нанятых).
Однако когда в следующий понедельник - проценты начислялись еженедельно -
все они получили по гривеннику с каждого вложенного рубля, город как с ума
сошел. В контору товарищества выстроилась очередь на три квартала. Через
неделю Момус снова выплатил по десяти процентов, после чего пришлось нанять
еще два помещения и двенадцать новых приемщиков. В четвертый понедельник
двери контор остались на замке. Радужный "Баттерфляй" навсегда упорхнул с
волжских берегов в иные палестины.
жизни, но у Момуса деньги долго не задерживались. Иногда он представлял себя
воздушной мельницей, в которую широким потоком сыплются ассигнации и звонкая
монета. Мельница машет широченными крыльями, не ведая передышки,
перерабатывает денежки в мелкую муку - в бриллиантовые заколки для галстука,
в чистокровных рысаков, в многодневные кутежи, в умопомрачительные букеты
для актрисок. А ветер все дует, дует, и разлетается мука по бескрайним
просторам, так что и крупинки не остается.
чудо-мельница не будет.
мастерства. В прошлый год добрался до столицы. Славно почистил город
Санкт-Петербург, будут помнить придворные поставщики, хитроумные банкиры и
коммерции советники Пикового валета.
бес честолюбия, стало обидно. Столько талантливых, не виданных прежде
кундштюков придумываешь, столько вкладываешь воображения, художества, души,
а признания никакого. То на шайку аферистов валят, то на жидовские происки,
то на местные власти. И ведь невдомек православным, что все эти ювелирные
chef-d'oeuvres - произведения одного мастера.
знаком работать куда рискованней, но слава трусам не достается. Да и пойди
его, поймай, когда для каждой операции у него своя маска заготовлена. Кого
ловить, кого искать? Видел кто-нибудь настоящее лицо Момуса? То-то.
Момус к соотечественникам. Поаплодируйте великому артисту, ибо не вечно
пребуду с вами.
расставании с милыми сердцу российскими просторами. Осталось вот только
древнепрестольную отработать, а там самое время показать себя и на
интернациональном поприще - уже ощущал в себе Момус достаточную для этого
силу.
такие тертые, а денег у них не меньше. Момус обосновался тут с осени и уж
успел провернуть несколько изящных фокусов. Еще пара-тройка операций, и
прощай, родимая земля. Надо будет по Европе прогуляться, в Америку
заглянуть.
подсказывало - там будет где разгуляться. Можно рытье какого-нибудь канала
затеять, организовать акционерное общество по строительству
трансамериканской железной дороги или, скажем, по розыскам ацтекского
золота. Опять же на немецких принцев сейчас спрос большой, особенно в новых
славянских странах и на южноамериканском континенте. Здесь есть о чем
подумать. Момус из предусмотрительности уже и кое-какие меры принял.
срок, будут московские писатели про Пикового валета романы сочинять.
старичком-губернатором Момус проснулся поздно и с головной болью - весь
вечер и полночи праздновали. Мими обожала праздники, это была ее настоящая
стихия, так что повеселились на славу.
сад:
и лилиях, ковер усыпан лепестками роз, повсюду корзины с фруктами от
Елисеева и букетами от Погодина. Вокруг пальмы узорчатым кольцом свернулся
удав из зверинца Морселли, изображал Змея-Искусителя. Правда, неубедительно
- по зимнему времени дрых и глаз ни разу не раскрыл. Зато Мими,
представлявшая Еву, была в ударе. Момус, вспомнив, улыбнулся и потер ноющий
висок. Все проклятое "клико". Когда, уже после грехопадения, Момус нежился в
просторной фарфоровой ванне, среди плавающих орхидей-ванд (по пятнадцать
рублей штучка), Мими поливала его шампанским из большущих бутылок. Он все
ловил пенную струю губами и явно перестарался.
добудишься. Приоткрыла припухшие губки, обе ладошки по обыкновению сложила
под щеку, густые золотистые локоны разметались по подушке.
"Жизнь, девочка, у человека такая, каков он сам. Если жестокий человек - она
жестокая. Если боязливый - она страшная. Если кислый - она печальная. А я
человек веселый, жизнь у меня веселая, и у тебя будет такая же".
нее. Хотя, надо полагать, за свои двадцать два года вкусила хренку с
Круз Андрей
Корнев Павел
Зыков Виталий
Майер Стефани
Посняков Андрей
Фазиль Искандер