высокомерно. - Но тебе лучше поскорее убраться отсюда. Они мне не нужны.
это сбивало с толку. Однако за этими глазами я почувствовал холодную
расчетливость.
я. - Я все тебе объясню. И если у тебя возникнут сомнения насчет того, что
делать с деньгами, я могу помочь.
ответила девушка. - Мы все - одно целое, одно племя, один разум. Поэтому
все, что ты собирался сказать мне, должны услышать и они.
Кальвин. Я подумал - быть может, он пытался внушить ей какую-то мысль и,
кажется, не очень-то обрадовался ее ответу.
надменно и презрительно, как могут смотреть только девятнадцатилетние
бунтари.
попозже. А сейчас я мог сообщить лишь общее положение дел, а также выяснить,
что она намерена делать.
да и ему было знакомо лишь твое имя. И тем не менее он распорядился поделить
свое состояние между самыми молодыми из его дальних родственников. Как он
выразился, чтобы "обеспечить им счастливое будущее". Твоя часть - это где-то
около двадцати тысяч долларов - будет находиться под опекой два года, пока
тебе не исполнится двадцать один, однако оговорено, что ты можешь ежемесячно
получать проценты в виде некоторой суммы денег. Что ты на это скажешь?
заинтересованности. - Мне не нужны деньги. Я больше не нуждаюсь в обществе,
в котором все основано" на деньгах. Я живу здесь совершенно другим, более
возвышенным, и порвала все связи с коррумпированной системой, лишенной
каких-либо духовных ценностей. Деньги только испортят то, чего я достигла.
заставить ее передумать - только бы мне удалось вырвать ее из компании
шизанутых дружков. Меня больше всего беспокоил Сорон, который,
руководствуясь собственными соображениями, мог повлиять на решение Кальвин.
А этот парень отлично осознавал, как недешево стоит прокормить душу. Итак,
первое, что мне предстояло сделать, - это переубедить ее насчет Сорона.
мнение и, черт меня подери, браться за труд профессионального переоценщика
ценностей, как внезапно все остальные повернулись и уставились на окружающий
лес. Именно оттуда выскочил совершенно ополоумевший бородатый хиппи с
длинными патлами и вытаращенными глазами, похожий одновременно на снежного
дикаря и тронувшегося умом индусского гуру, который истошно орал:
Глава 3
палаткам, остальные бросились под прикрытие деревьев.
Сорон. - Заберите это барахло. Обе упаковки. И все в реку.
на нас навесят дело о хранении наркотиков.
потащили их к реке. На берегу они вытряхнули содержимое коробок в воду. Крот
громко заулюлюкал и засмеялся. Бегущий Олень мрачно посмотрел на него.
жертвоприношение. Так сказать, символический ритуал. Возвращение того, что
просвещает дух, великому коловращению жизни, во имя вечного движения
вперед...
меньше чем на пятьдесят баксов, - простонал Бегущий Олень. - Перестань
юродствовать.
на мелкие кусочки и благоговейно, словно лепестки розы, ронять их в воду.
прислушиваясь.
палатки и встала рядом с Сороном, вызывающе, на индейский манер, скрестив на
груди руки.
его за руку, но он даже не повернул головы, продолжая всматриваться в
деревья, словно был антенной, принимающей какие-то сигналы. А сигналов
хватало: было слышно, как остальные члены племени гикали и выкрикивали:
и скакали, как свора сорвавшихся с цепи недоумков с вытравленными кислотой
мозгами... И тут меня словно озарило. Кислота! А эти глаза! По меньшей мере
половина из них - а может, и все - сидели на кислоте! Значит, они дурманили свои тыквы ЛСД!
проревел появившийся из леса полицейский сержант.
остальные хиппи. Половина из них буквально валилась с ног от хохота, и
шестерым копам, возглавляемым сержантом, приходилось поддерживать их, чтобы
те попросту не попадали на землю.
выкрикнул Голем. Это имя, как я понял из криков остальных, принадлежало тому
первобытному дикарю, который предупредил об облаве. - Сконцентрируемся на
этом. На чистой, единой и всеобъемлющей волне любви к фараонам!
посредине этого бедлама, всем своим видом выражая спокойствие и
превосходство и глядя куда-то мимо полицейских.
угомонились и теперь смотрели на полицейских с блаженным и умиротворенным
выражением лиц! Их глаза сияли каким-то неземным восторгом, на губах играла
улыбка Мадонны, а чувства так и перехлестывали через край и плыли, плыли...
сплюнул сержант. - Вы все арестованы за хранение.
конверт.
хиппи, ухмыльнулся.
ему пинка под зад.
адвокат из Сан-Франциско и поверенный вот этой девушки, мисс Стилвелл.
теперь обратив внимание на мои габардиновые брюки от костюма и белую, мокрую
от пота рубашку с засунутым в карман красным галстуком.
конверту, глухо спросил сержант.
фараонов. Потрясным зарядом любви!
лице было свыше меры - и нос, и рот, и подбородок, и брови; его словно
вырубили из цельного куска песчаника, выветренного временем, но по-прежнему
твердого, как скала.
Будем считать, что вы ошиблись.
Роберте, - растягивая слова, доброжелательно, но уже не улыбаясь, произнес
сержант. - Ведь вы находились здесь, когда мы обнаружили "травку"? Откуда
мне знать, может, вы заодно с этими ребятишками? А вдруг именно вы
поставляете им это дерьмо?
доказать это? - спокойно сказал я.
меня тяжелым взглядом, и я понял, что толстяк далеко не дурак; всего за
десять секунд он сумел оценить меня, взвесить свои шансы и найти наилучший
выход из сложившейся ситуации. Приняв решение, он легко проглотил обиду и
улыбнулся.
к полицейскому. - Забираем их.
дело и, когда я вернусь в Сан-Франциско, будет продолжать его делать. Я
понимал ход его мыслей - как в логическом, так и в практическом плане. Судя
по всему, сержант принадлежал к числу тех, кого принято называть
самоотверженными полицейскими.
взяли хиппи в кольцо и, подталкивая дубинками, погнали вверх по склону, в
сторону шоссе.