- на поминки понадобится.
прибавил газу и неуверенно сказал.
купить. Хотя Кольяныч наверняка не хотел чтобы устраивали
поминки. Да и я если честно сказать тоже.
устраивают.
люди почтить память покойного, - спросила нетерпеливо Галя.
хлопнут несколько рюмок, согреются - завеселеют, кто-то
вполголоса анекдот травит, про делишки забормотали, а там
уже и песню затянули...
отбрила меня Галя. - Живые остаются жить, мертвые уходят,
это естественно. У живых людей жизнь ведь не
останавливается...
людей...
школьному учителю всенародный траур? - с искренним
удивлением спросила Галя. - Или у тебя жизнь теперь
остановится?
меня своей трусливой и нахальной ездой. Он ехал впритык к
моему бамперу и каждые полминуты выкатывался налево для
обгона, но, увидев встречные машины, снова юркал за мою
спину - вместо того, чтобы сделать решительный рывок вперед,
благо дистанция до встречных машин это спокойно позволяла,
но он ерзливо шнырял по шоссе, заставляя меня опасливо
коситься на него в зеркало заднего вида, поскольку я боялся,
что он дернется на обгон в самое неподходящее время и от
испуга вышвырнет меня на обочину. И оторваться от него я не
мог, поскольку впереди маячил переезд, и гнать сейчас было
просто глупо.
на неготовность плюнуть на все и помчаться сломя голову
вперед!
ведь не ответил на ее вопрос, а это было своеобразной формой
последнего слова в споре, и уж подобного Галя никак не могла
допустить.
машину в конце длинной очереди, выстроившейся у шлагбаума.
Выключил зажигание, и в наступившей тишине мой голос
прозвучал неубедительно громко, с вызовом, противно -
декламационно:
не останавливается. И моя тоже не остановится, но она
сделала паузу. Перебой...
полосатый балан шлагбаума, и машины осторожно, гуськом
потянулись через переезд, и мы бы покатились вслед за ними,
скорость, гул дороги и суета зеленого "Москвича" за мной
отвлекли бы нас, но ее уже захватил азарт спора и
бессмысленная страсть сказать в любом разговоре последнее
слово.
ты считал правильным сделать вместо поминок? а потом я
хотела бы узнать длину, так сказать, срок этой паузы...
- спросил я негромко и вильнул вправо, ближе к обочине,
чтобы пропустить вперед наконец рванувшегося на обгон
ненормального "Москвича".
тебя, и когда стараюсь понять твои странные рефлексии, ты
спрашиваешь меня, чего я хочу от тебя. И я бы хотела, чтобы
ты мне ответил на мои вопросы.
пронзительно зазвенела злость. - Я хочу, вернувшись с
кладбища, не пить водку и трескать блины с селедкой,
поддерживая банальный разговор об очень хорошем, хоть и
странноватом человеке Коростылеве, а подняться к нему в
комнату, лечь на продавленный диван, накрыться с головой и
долго лежать в тишине и одиночестве и вспоминать Кольяныча,
его нелепые поступки, его всечеловеческую доброту, его
земляную честность, его невероятные выдумки, я хочу плакать
о нем и смеяться до тех пор, пока не усну, и во сне он мне
приснится снова живой, и мы с ним последний раз побудем
вместе! Это тебе понятно?
сердце - растрепанный помехами голос Лары по телефону:
"...его убили..."
молодых сыскарей на допросе, когда, спрашивая о чем - то,
они тоном дают понять: говорить-то ты можешь, что хочешь,
но я ведь все равно правду знаю.
объяснить. Эти перебои кардиограмма не фиксирует. Они
остаются с нами навсегда - как новые морщины, как свежая
седина...
надсадный рев двигателя несколько утих, тогда заметила:
кажется, - ты бы этого попросту не заметил. Не то, что
морщины и седины.
уверенно.
Главное в том, что, оставшись одной, и вспомнить нечего
будет, что ж мне-то делать?
раскручивающуюся асфальтовую ленту, а с двух сторон к дороге
подступал наливающийся сочной зеленью лес, и эта зелень всех
оттенков - от почти черных елок до бледно - желтой вербы -
гладила глаз, успокаивала, ласкала душу. Глубоко вздохнув,
я сказал Гале мирно:
говорим... Много, значительно, красиво... В этом мало
толку...
болью. - Много говорим - нет толку, молчу - ты меня охотно
не замечаешь, а в разговорах с твоим учителем был толк?
бесконечно долго, много лет, пока не объяснил мне очень
древнюю истину: человек - мера всех вещей...
Галя.
именно поэтому стал хорошим розыскником. Я ведь умею в
жизни только это...
полотнищем дороги, родила на обочине, далеко впереди, черную
точку, которая постепенно росла, напивалась площадью,
цветом, смыслом. Пока на синем квадрате не проступила
отчетливая белая надпись "Рузаево - 16 км" и острая белая
указательная стрелка.
мигалку, и в шелестящей тишине раздавалось только четкое
тиканье реле, будто отсчитывал своими сплошными вспышками
поворотный фонарь оставшиеся мне до последней встречи с
Кольянычем мгновения. Я очень боялся посмотреть на него
мертвого.
жизни", - сказал он в прошлый раз, как всегда, сказал
печально - весело, со своей обычной непонятной усмешкой-то
ли над нами смеется, то ли над собой насмехается.
погнал по последней прямой. Я мчался так, будто убегал от
вести о смерти Кольяныча, от утомительных претензий Гали, от
себя самого. Галя думает, что она мне надоела, и, ощущая,
Лукьяненко Сергей
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Эриксон Стивен
Шилова Юлия
Куликов Роман