полочкам, получается, что этот интеллигент в маминой кофте
во многом прав. Только вот бригада... И черт же его дернул
лезть со своими замечаниями при всех! Согласиться с ним,
уступить - значит навеки подорвать свой авторитет и до конца
сезона сделаться мишенью для насмешек. Да черт с ними, с
насмешками! Ведь разорвут же, в землю затопчут, и все из-за
этой соплячки! Подумаешь, принцесса... Сама вызвалась, а
теперь на попятную...
вперед, - в последний раз добром прошу.
этого.
есть. А я не стеснительный, я и при всех могу - прямо тут,
на травке.
переводила взгляд с него на Понтю Филата и обратно, лицом к
себе, ухватился свободной рукой за ворот ее платья и потянул
вниз. Ветхий ситец разъехался с негромким треском, обнажив
неразвитую грудь. Бригада приветствовала это зрелище
восторженными воплями и улюлюканьем.
крики смолкли, словно отрезанные ножом. Бригадир тяжело
возился на земле, явно не в силах понять, где у него руки,
где ноги и что вообще произошло. Наконец он сориентировался
в пространстве и времени и сел, держась рукой за челюсть.
Филат легко шагнул вперед, взял девчонку за плечо и
подтолкнул ее в сторону леса.
найди себе другое занятие, идиотка!
платья, непонимающе глянула на него, быстро кивнула
несколько раз подряд и стреканула в сторону поселка так, что
засверкали пятки.
О девчонке забыли: теперь у бригады были дела поважнее. В
одиночку переть против коллектива может только законченный
дурак, а дураков необходимо учить - для их же пользы, между
прочим. И если кое-кто любит помахать кулаками - что ж,
сейчас у него появится такая возможность...
пытаясь подняться на ноги, которые, если уж говорить
откровенно, не очень-то хотели его держать, а толпа уже
сомкнулась над Понтей Филатом. Степану Петровичу оставалось
только пожалеть о том, что у него не будет возможности хоть
разок навесить этому придурку по морде. К тому времени, как
его перестанут бить, у него и морды-то, пожалуй, не
останется. Что ж, как говорится, за что боролся, на то и
напоролся...
наблюдая за дракой. Похоже, это все-таки была драка, а не
избиение, как ему показалось поначалу. Вот из толпы спиной
вперед вылетел один - вылетел, шлепнулся на спину,
растопырившись, как жаба, и затих. Рука у Понти Филата
тяжелая, это уж что да, то да... Бригадир невольно пощупал
челюсть. Челюсть болела и плохо слушалась. Будто жеребец
лягнул, ей-Богу... А вот еще один: боком, винтом, на
подгибающихся ногах - сделал три пьяных шага, прижимая
красные мокрые ладони к разбитой физиономии, споткнулся,
свалился и тоже затих. А интеллигент-то наш здоров махаться!
Как же, приемчики, небось, знает! В секцию ходил, мускулы
накачивал. Это ничего. Против лома нет приема, окромя
другого лома...
рыжие кирзовые сапоги ноги. Обладатель этих ног вверх
тормашками вылетел из копошащейся, матерно вопящей кучи,
опрокинув по дороге двоих своих товарищей, прокатился
несколько метров по земле и замер, уткнувшись ободранной
мордой в песок. Рукав его брезентовой сварщицкой куртки был
оторван у плеча и сполз до самого запястья. Степан Петрович
покачал головой, невольно скривившись от боли в
травмированной челюсти: ну и силища! Такую куртку попробуй
порви...
похоже, кто-то со всего маху въехал головой в стену
вагончика. Кто-то придушенно заверещал:
ошалело мотая головой - из носа у него обильно текло, и во
все стороны летели темно-красные брызги, - выполз из толпы
на карачках, остановился, посмотрел на бригадира безумным
неузнающим взглядом и тихо прилег отдохнуть. Рыжий Федюня,
шипя от боли и придерживая поврежденную руку, боком выбрался
из побоища, матерясь, метнулся к подножию опоры, схватил
огромный разводной ключ и, на бегу занося его над головой,
как меч-кладенец, рванулся обратно с нарастающим грозным
ревом. Он скрылся в толпе, а спустя мгновение его рев
внезапно оборвался. Разводной ключ, вертясь, как пропеллер,
вылетел обратно и с глухим стуком приземлился в каком-нибудь
метре от Степана Петровича. Следом вылетел Федюня, и
бригадир готов был поклясться, что рыжий монтажник летел с
закрытыми глазами, пребывая в глубоком нокауте.
Понтю Филата. Чертов придурок стоял в боксерской стойке он
выглядел бодрым и свежим как огурчик. На щеке у него алела
f ` /(- , рабочая куртка треснула по шву, и полуоторванный
нагрудный карман свисал неопрятным лоскутом, но это было
все. У Степана Петровича сложилось неприятное ощущение, что
до сих пор Понтя Филат просто развлекался, экономя силы, и
только сейчас взялся за дело всерьез, по-настоящему. Легко
уклоняясь от бестолково машущих рук, ног и различных тяжелых
предметов, он раз за разом наносил короткие и точные
полновесные удары. После каждого такого удара количество его
противников уменьшалось, а число лежавших на земле тел,
наоборот, увеличивалось. Степан Петрович понял, что ошибся:
это все-таки было избиение, а вовсе не драка, только
избивали не Понтю Филата, а его, Степана Петровича, бригаду
в полном составе.
не удался. О мести за подорванный авторитет и побитую
физиономию тоже нужно было на некоторое время забыть. Теперь
следовало позаботиться о том, чтобы как-то прекратить
безобразие. В конце концов, за порядок на площадке и за
соблюдение графика работ отвечает не папа римский, а он,
Степан Петрович Сухоруков - лично, персонально. И так уже
дров наломали выше крыши. Еще немного, и кого-нибудь убьют
до смерти...
вовремя: кто-то, распухший и окровавленный до полной
неузнаваемости, уже слепо шарил ободранной пятерней по
дверце в поисках ручки. Степан Петрович бросил под ноги
окурок, придавил его сапогом и рванулся к "шестьдесят
шестому", в кабине которого, прямо за спинкой сиденья,
хранился любовно завернутый в промасленную мешковину
карабин.
Работяга - это оказался Мишаня Стрельцов по прозвищу Барабан
- дико глянул на него заплывшими глазами, упрямо мотнул
головой и полез за сиденье, оттирая Степана Петровича
плечом. Бригадир оттащил его от распахнутой дверцы. Барабан
пробормотал что-то неразборчивое, пихнул Степана Петровича
локтем в солнечное сплетение и снова сунулся в кабину.
Степан Петрович дал ему в ухо, и Барабан мешком отправился в
траву - рука у бригадира тоже не отличась легкостью.
торопливо освободил его от мешковины и с лязгом передернул
затвор. Ему пришлось пальнуть в воздух целых три фаза, и он
уже начал беспокоиться, что впустую выстрелил все пять
патронов, но после третьего выстрела до дерущихся наконец
дошло, что позади них что-то происходит, и занесенные кулаки
опустились.
Петрович, выбрасывая из патронника стреляную гильзу. - Все,
я сказал! Всем умываться, приводить себя в порядок, жрать по-
быстрому и за работу! Повторять не буду.
же...