Глава 2
утверждал, что на дворе стоит только середина марта, небо над городом
радовало глаз чистой голубизной, и посреди этой голубизны весело сверкало
вернувшееся из Южного полушария солнце. Оно деловито расправлялось с
почерневшими остатками сугробов, которые все еще прятались в тенистых местах
- под заборами, в узких щелях между ржавыми стенами металлических гаражей, в
непролазной гуще разросшихся кустов. В воздухе будоражаще пахло весной, по
карнизам с утробным воркованием бродили голуби, постукивая коготками по
оцинкованной жести и щедро украшая все вокруг своими визитными карточками.
бы в любое время суток пройти с закрытыми глазами, Юрий Филатов остановился,
чтобы закурить. День был так хорош, что для полного счастья не хватало,
пожалуй, только со вкусом выкуренной сигареты. Нераспечатанная пачка ?Явы?
лежала в нагрудном кармане его поношенной куртки - там, куда он положил ее
двадцать минут назад, отойдя от прилавка магазина. Вынимая сигареты, Юрий
усмехнулся, поймав себя на том, что опять не сумел выдержать характер.
Курево у него кончилось еще накануне вечером, и он в тысячный, наверное, раз
мысленно сказал себе: вот и славно. Нам бы только день простоять да ночь
продержаться, а там, глядишь, и вовсе можно будет завязать... Даже в тот
момент он понимал, что беззастенчиво врет самому себе, но потешиться
иллюзией было приятно, тем более что на ночь глядя бежать в коммерческую
палатку ему не хотелось.
минимум, полпачки сигарет, что в пересчете на рубли дает... Тьфу ты,
чертовщина! И какой мерзавец придумал деньги? Вернее, не деньги, а их
нехватку...
хорош, чтобы портить его, всерьез сосредоточиваясь на мрачных мыслях. Он,
старший лейтенант Филатов, помнится, в свое время горячо приветствовал
объявленный тогдашним руководством страны переход к рыночной экономике. Кто
же мог знать, что в этой новой системе для него, молодого, здорового,
физически крепкого, неплохо образованного, не окажется места? А кто виноват?
Сам и виноват, елы-палы... Не станешь же, в самом деле, обвинять в своих
теперешних неурядицах семью, школу и классиков русской и советской
литературы, которые учили нас, что главное в человеке - душа, а деньги -
просто мусор. Если вспомнить историю, то сами классики без денег, как
правило, не сидели и рассуждали о высоких душевных порывах в основном на
сытый желудок.
карман куртки. Щелчком выбил из пачки сигарету, почиркал колесиком дешевой
зажигалки, встряхнул ее, снова чиркнул колесиком и торопливо прикурил, пока
чахлый язычок голубоватого пламени не иссяк окончательно. ?Интересно, -
подумал он, убирая сдохшую зажигалку в карман, - спички-то у меня дома есть?
Есть как будто. В шкафчике рядом с плитой должно оставаться еще коробков
пять.., кажется."
кое-какими продуктами и двумя купленными на вечер бутылками пива и двинулся
дальше по узкой дорожке, неровно выложенной ломаными, почти совсем ушедшими
в землю бетонными плитками. Юрий хорошо помнил время, когда эта дорожка была
новенькой, с иголочки. Коли уж на то пошло, он помнил даже, как ее
выкладывали, а некоторые из поднявшихся выше человеческого роста кустов
вдоль нее он посадил самолично во время субботника, организованного жильцами
соседних домов. Здесь, в этих дворах, прошло его детство, отсюда он уехал
поступать в Рязанское училище ВДВ и сюда же вернулся после того, как его
армейская карьера внезапно завершилась безобразной дракой в госпитале, где
старший лейтенант Филатов поднял руку на старшего по званию.
изменить? Да и нужно ли это менять? Юрий не был уверен, что, если бы судьба
дала возможность ему вернуться в тот недоброй памяти день девяносто шестого
года, он поступил бы иначе.
Помнится, когда двенадцатилетний Юрка Филатов треснул соседку по парте по
голове туго набитым портфелем, мама заставила его извиняться. Извиняться он
не хотел ни в какую, хотя и понимал, что не прав. Тогда мама вздохнула,
посмотрела на него с жалостью и сказала: ?Упрямство - первый признак
тупости?. Он тогда здорово разозлился на маму, но этот неизвестно кому
принадлежащий афоризм гвоздем засел у него в голове на всю оставшуюся жизнь.
Правда, толку от этого было маловато. Да и как тут, черт возьми,
разобраться? Упрямство - это тупость, а возведенная в искусство гибкость -
это уже приспособленчество, граничащее с подлостью. Мама умерла, а Юрий так
и не сумел самостоятельно отыскать золотую середину, хотя провел на
гражданке уже без малого пять лет и успел не раз побывать в ситуациях,
которые, по идее, должны делать человека мудрее.
шаг, делая вид, что пребывает в глубокой задумчивости: общаться с кем бы то
ни было ему сейчас не хотелось.
говоря, жаждавший пообщаться с Юрием гражданин гаркнул так, что его вопль
?Юрик!? еще некоторое время эхом отдавался в лоджиях соседнего дома. Не
услышать этот боевой клич мог только глухой, и Юрий неохотно обернулся.
который давно облюбовали для себя доминошники, ему призывно махал рукой
Серега Веригин из соседнего подъезда. Он был года на три старше Юрия и тоже
вырос в этом дворе. После окончания школы их пути разошлись, и Юрий,
вернувшись домой, был удивлен, обнаружив Серегу - сильно раздавшегося в
плечах и пониже талии, наполовину облысевшего - забивающим ?козла? все за
тем же столом в глубине сиреневых зарослей. Горячей дружбы между ними
никогда не было, но знакомство длиною в жизнь что-нибудь да значит, и Юрий
неохотно сошел с бетонной дорожки, направляясь к столу.
широкая физиономия горела нездоровым румянцем, а движения были чересчур
порывистыми и плохо скоординированными. От Сереги тянуло дешевым портвейном,
и, поискав глазами, Юрий без труда обнаружил стоявшую под скамейкой пустую
бутылку из тех, что в дни его юности звались ?фаустами?. Граненая
стограммовая стопка кверху донышком висела на обломанном сиреневом сучке на
расстоянии вытянутой руки от Сереги. Это была ?дежурная? тара, висевшая тут
с того самого дня, как покойный дядя Миша из третьего подъезда смастерил
стол и скамейки. Стопка эта всегда ставила Юрия в тупик: она казалось ему
вечной, - как пирамиды, абсолютно не подверженной ходу времени и воздействию
окружающей среды. Впрочем, скорее всего время от времени стопки все-таки
менялись. Ведь не могла же она быть той самой стопкой, которую дядя Миша
собственноручно повесил на сучок двадцать пять лет назад!
древнюю скамейку. - На работу сегодня не идешь?
любил называть себя журналистом и волновал воображение слушателей жуткими
историями из жизни столичного бомонда, выдуманными на ходу.
сигарету. - Во-вторых, у меня скользящий график. А в-третьих, я там больше
не работаю.
Юрий уже прикидывал, как бы ему поаккуратнее закруглить разговор.
Козлы, блин, долбаные... Отмазать не могли, как будто такие водители, как я,
на дороге пачками валяются... Подумаешь, с утра пивком голову поправил!
?Пьяный за рулем, да как вы смели...? Козлы.
скамейкой. - На целый, язви его душу, год... Вот срань!
бутылке. Видимо, Серега почему-то был уверен, что там еще оставалось немного
вина. В этот момент Юрий неловко передвинул ногу, и лежавшие в пакете пивные
бутылки предательски звякнули. Серега немедленно сделал охотничью стойку, и
Юрию ничего не оставалось как выставить пиво на стол.
хранитель. Что бы я без тебя делал, Юрка, друг ты мой дорогой! Пивом,
конечно, душу не обманешь, но все ж таки...
отработанным движением откупорил бутылку. Пивная пена радостно поперла
наружу, как из поврежденного огнетушителя, и Серега со скворчанием втянул ее
в себя. После этого он опрокинул бутылку и одним махом выпил добрую
половину.
на глаза непрошеную слезу, - я ведь тебя зачем позвал-то! У меня ж к тебе
дело на полмиллиона.
солнышко, лениво сказал Юрий. - Знаю я твои дела. Нет у меня денег. Через
полторы недели пенсия, тогда приходи.
ты меня держишь? На портешок у меня пока хватает, а все остальное может
катиться к едрене фене. Обойдусь, блин. Серега Веригин - это вам не хрен
собачий, он без работы не останется...
еще одну сигарету.
безделица. В смысле, ты, может, на мое место.., того... Только быстро решай,
пока они кого-нибудь не наняли.
Якубенко Николай
Орловский Гай Юлий
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Херберт Фрэнк
Ильин Андрей