улице, которую люди, ничего не смыслящие в живописи, окрестили Улицей
Живописцев. В Ла Пласите были клетчатые скатерти и веселая музыка. Потом мы
снова уселись в блистательную двадцатифутовую колесницу Бет. Выйди Бет замуж
за нью-йоркского маклера, осядь она в скромном городке родного Коннектикута,
- обзавелась бы "фольксвагеном" и считала бы, что лучшей машины сыскать
нельзя. Это было бы протестом, вызовом окружающей мещанской роскоши. В
Санта-Фе, где слово "роскошь" не в ходу, она, обладая в качестве мужа
паршивым писакой, приобрела "бьюик" и уравновесила свое бытие. Машина
выглядела олицетворением солидности. Бет бросила на меня быстрый взгляд,
когда мы проскочили поворот на собственную улицу и ринулись дальше.
едем?
еще чувствовал прикосновение Тининой руки в черной перчатке, подающей старый
условный знак. Приехать домой означало сделаться доступным - обходя ли двор
в поисках кота, бросаясь ли к студии в полуночном порыве вдохновения. Они
ждали, покуда я останусь один, а я не хотел этого. Не хотел быть доступным.
рычащего хромированного зверя вверх по дороге, ведущей на Таос - поселок
милях в шестидесяти к северу. Я искал облегчения, отпуская на волю столько
лошадиных сил, но добился лишь одного: припомнил большой черный "мерседес",
угнанный мною близ Левенштадта, - с Тиной мы уже распрощались, и ни слуху,
ни духу о ней не было, - машину с шестицилиндровой бомбой под капотом,
четырехступенчатой передачей и подвеской, гладкой, как шелк, эластичной и
тугой, словно лапы крадущегося тигра. Когда я посмотрел на спидометр - на
проселке, заметьте! - стрелка плясала у ста восьмидесяти километров в час, -
это составляет сто миль с мелочью. А я-то полагал" колымага только
разгоняется!
"Гонщик", и любое вождение беспрекословно доверяли мне. А прекословить эта
банда примадонн стремилась по всякому поводу... Впрочем, никого из них я
больше не видал. Некоторые ненавидели меня люто, а я не жаловал их в ответ,
- но снайпера доставили на место, на связь вышли по расписанию, и, стало
быть, группа проявляла себя совсем неплохо - пока не распалась. Мак не любил
создавать постоянных отрядов. Два-три задания - и группу дробили, людей
перетасовывали, иногда отправляли поработать волками-одиночками. Люди - даже
такие, как мы, - имеют порядочную склонность обзаводиться друзьями, если
работают вместе достаточно долго; а кому нужно рисковать всей операцией
только потому, что, приказам вопреки, сентиментальный дурак не желает
бросить другого дурака, схлопотавшего пулю или сломавшего ногу?
самым жестким образом. Никто не останется на вражеской территории стеречь
покойника, даже если очень любил парня при жизни. До конца задания пришлось
остерегаться выстрела в спину; впрочем, я делал это всегда и всюду.
вершине холма, к шоссе. Лимузин, разумеется, не был "мерседесом". Нас
понесло в сторону по гравию, автомобиль не слушался. Гидравлические тормоза,
гидравлическое управление! Мы едва не слетели с дороги. Наконец-то было с
чем бороться, я бешено вертел баранку и удержал машину. Гравий фонтаном
летел из-под задних колес. Я выбрался на гребень ската; амортизаторы, явно
взятые с детской коляски, давали днищу колотить по каждому бугорку. Я
остановился в редком сосняке и выключил мотор. Бет легонько вздохнула и
откинула волосы назад.
ничего не поломалось. Внизу горели огни Санта-Фе; дальше - темнел изгиб
долины Рио-Гранде; еще дальше мерцали огоньки Лос-Аламоса, где был сокрыт
источник научных восторгов доктора Даррела и немалого беспокойства простых
смертных. Там уже, правда, не было слыхать раздражающего грохота, но
местечко выглядело куда лучше, будучи просто частной школой для мальчиков,
расположенной в сосновом бору. Что бы ни сотворил у себя в лаборатории Амос,
о чем бы ни собирался он докладывать в Вашингтоне, - крепко подозреваю:
украшению нашей с вами жизни эта штука не послужит.
Сангре де Кристо. Осень уже осыпала их снегом, они высились во тьме, подобно
призракам.
принадлежала к супружеской школе хватай-без-правил. На записном листке у
моей жены помечалось и место, и время для всего - даже для любви. Переднее
сиденье машины, стоявшей в нескольких футах от магистрального шоссе, не
значилось подходящим местом.
вовсе: оставалось только запустить двигатель, развернуться и покатить домой.
Глава 7
всего нескольких кварталов, так что отвозить ее домой требовалось только в
плохую погоду либо поздно ночью. Я расплатился, поблагодарил и постоял на
пороге, покуда она шла по бетонной дорожке к воротам. Многие дома в
Санта-Фе, и в том числе наш, ограждены от вторжений шестифутовой адобовой
стенкой толщиною в десять дюймов. Миссис Гарсиа вышла, закрыла ворота, и
стало очень спокойно и тихо.
машина. Рядом не раздавалось ни звука, только наш огромный серый кот,
которого дети окрестили Тигром, несмотря на полнейшее отсутствие полос,
быстро метнулся к двери, надеясь проскользнуть незамеченным. Я закрыл и
запер дверь прямо перед его физиономией и потянулся выключить освещение во
дворе. Свет можно было зажигать и гасить с порога, из кухни, студии, гаража.
Это влетело в немалые деньги. Бет не понимала, зачем я потратился. Не
доводилось ей жить в условиях, когда все готов отдать за возможность нажать
выключатель и убедиться, что во дворе никого нет.
приятелю? Я повернулся. Бет стояла на пороге сводчатого коридора, уводившего
к детским спальням.
ждал, пока мы уйдем, а потом прыгал в постель к одному из детей. Они совсем
не возражали, даже малышка, но, кажется, это негигиенично.
мягко падал на ее запрокинутое лицо. Что-то есть обворожительное в женщине
после вечеринки, когда она, так сказать, уже обкатана, уже не выглядит и не
пахнет, как новенький автомобиль в витрине. Нос немного поблескивает,
рассыпавшиеся волосы можно погладить, а накрашенные губы - поцеловать;
платье начинает соответствовать очертаниям тела, а не горячечному замыслу
портнихи. И, можно полагать, женщина снова чувствует себя женщиной, а не
смущающимся произведением искусства.
пытаясь не думать, что Маку потребовалось от меня столько лет спустя. Едва
ли что-нибудь хорошее. Хорошего никогда не требовалось. Бет ахнула от
подобной грубости; потом засмеялась, обхватила руками мою шею и ответила
таким же крепким поцелуем, игриво и беззастенчиво прижимаясь ко мне,
уничтожая остатки помады. Мы иногда разыгрывали этот спектакль, воображая
себя по-настоящему шаловливыми, раскованными людьми.
я выйду и... Мэтт!
спальню, дабы можно было скользнуть в хорошенькую ночную сорочку, только я
не мог сейчас играть по правилам. Она вскрикнула от удивления и негодования,
а я развернул ее и опрокинул на ближайшую тахту, повалившись рядом. Губы
жены стали вялыми и безжизненными. Грудь застыла под слоями одежды.
Мэтт... Мое платье!
мужчина, а жена - сравнительно маленькая девочка, и если захотеть
по-настоящему... Я отверг эту мысль. Черт возьми, нельзя же насиловать
людей, которых любишь и уважаешь. Я медленно поднялся, вынул носовой платок
и обтер губы. Дошел до парадной двери и стоял, глядя сквозь стекло и слушая,
как Бет поднимается и проворно выходит из комнаты.
было развязывать галстук, но передумал. Упакованный чемодан стоял в изножье
кровати. Как и большинство домов Юго-Запада, наш выстроили без единой
кладовой; это уже неисправимо, приходится складывать походное снаряжение,
одежду и прочую всячину в студии либо гараже. Часть необходимых вещей давно
погружена в пикап, остальные ждут наготове. Утром я буду уже в Техасе. Я
питаю здоровое новомексиканское омерзение к этому крикливому штату и его
жителям, но сейчас он казался превосходным местом.
малышку. Мэтт-младший, одиннадцати лет, и Уоррен, девяти, уже вышли из того
возраста, когда родители приходят умиляться по ночам, но к виду собственного
младенца, думаю, привыкнуть невозможно. Он выглядит помесью дурацкой шутки с
небесным чудом. У Бетси, нашей сладко спавшей дочки, были пушистые льняные
волосы и круглая хорошенькая мордашка, уже удлинявшаяся с появлением первых
зубов. Бетси еще не сравнялось два года. Голова казалась чересчур большой
для такого тельца, а ножки - слишком крохотными для человеческого существа.
Я укрыл ее, услышал звук, обернулся и увидел Бет.
Сертаков Виталий
Русанов Владислав
Афанасьев Роман
Посняков Андрей
Шилова Юлия