Чтение 5–й страницы книги ~Сезонная любовь~

устроил праздник. Надо сказать, общество в комнате подобралось на славу,
впрочем, как в других комнатах, в бараке и вообще в городке.

Тимка был тугой крепкий парень, строивший из себя блатного. Пуще
всего он боялся, что его не сочтут отпетым, и потому украсил себя
татуировками сверх меры и держался так, вроде он вор в законе, хотя на
деле был шпаной; целый день он матерился, бренчал на гитаре и утробным
жестяным голосом напевал лагерные песни.

Был в комнате еще бродяга без роду, без племени - Проша, и был один
брюнет-ученый, то ли физик, то ли химик - Пряхин не разобрал. Ну и сам
Пряхин, конечно. Комната на четверых - жильцы-соседи...

Проша был известной личностью, местная знаменитость: он вербовался
каждый год, после сезона подавался на зиму в теплые края - в Среднюю Азию,
на Кавказ, где обретался без дела до нового сезона. Он был толст, сонлив,
жмурился благодушно, но маленькие цепкие глаза на заплывшем лице смотрели
колко, как у зверя.

Физик-химик был странной фигурой, хотя здесь видели всяких: часами он
стучал руками по дереву, набивал мозоли для каратэ. Он носил бороду, в
разговоры не вступал и ни во что не вмешивался; почти все время он лежал
на постели и читал маленькие иностранные книжки в ярких глянцевых
обложках. Ко всему он не пил и не играл в карты. Но задирать его было
нельзя, даром что худ и бледен и по виду книжный червь; двое здоровенных
жлобов полезли к нему в туалете и сами были не рады: через секунду оба
валялись на полу, никто даже глазом не успел моргнуть. Все называли его
академиком.

"Сколько народу всякого!" - думал Пряхин, озираясь. После пляски у
доски объявлений его определили весельчаком. Пряхин не возражал: веселых
любили. И уже сам он для прочности время от времени подогревал общее
мнение: то споет не своим голосом, то взбрыкнет потешно, охлопает себя
по-цыгански ладонями или пустится в пляс, дурачась и ломая коленца.

Итак, Тимка получил аванс и устроил праздник.

- Академик, ты будешь? - спросил он у физика-химика, но тот не
ответил, молча покачал головой, не отрываясь от книги.

- Хозяин - барин, - покивал на него бродяга Проша.

- А ты? - мрачно повернулся Тимка к Пряхину.

- Я завсегда с народом, - мелко хохотнул Пряхин и на месте отбил
чечетку.

Проша зазвал Толика, приятеля из соседнего барака, тот привел
четверых женщин, живущих в комнате по соседству. Все уселись на койках
вокруг стола, лишь физик-химик лежал безучастно и, казалось, был поглощен
чтением.

- Мужчина, а вы что же? - обратилась к нему одна из женщин, но тот не
ответил, продолжал читать.

За столом все переглянулись.

- Подруливай к нам, академик, - предложил Пряхин, чтобы развеять
зреющую обиду.

- Я не пью, - ответил физик-химик.

- Брезгует, - заметил приглашенный Толик. - Еще надо проверить, что
он там читает. Не по-нашему написано.

- Проверяй, - физик-химик протянул ему книгу в яркой обложке.

- А мне ни к чему. Кому надо, те проверят.

- Ну так сбегай, скажи, - предложил физик-химик и уткнулся в книгу.

- Отдыхай, мужики! Отдыхай!.. - встрял бодро Пряхин с одним умыслом:
не дай Бог испортят праздник.

- Подумаешь, строит из себя, - обиженно проворчал Толик. - Все мы
здесь сезонники.

- Не скажи, - заметил Проша. - Я среди сезонников всяких встречал. И
кандидатов, и докторов... Мало ли что кому надо, у каждого свое...

- Мужики, мы это... не по делу... - снова вмешался Пряхин. - Пущай
себе читает. Он нам не мешает, мы ему. Поехали...

Они выпили, посидели и снова выпили, стало легко, уютно, накатилось
блаженное тепло, и голоса загалдели сбивчиво, вразнобой, как и положено в
застолье.

- Хорошо сидим, - радовался Пряхин и улыбался радушно всем,
соглашался с каждым - кто бы что ни сказал.

Женщины раскраснелись, громко, жеманно смеялись, кокетничали, но не
все, правда, одна сидела спокойно, улыбалась слегка и не хохотала, как
прочие. Потому Пряхин и заметил ее.

Волосы темные, лицо живое, но проглядывала в нем давняя усталость,
точно жила весело, безоглядно, а потом притомилась, и горести одолели.
Конечно, она прошла огонь и воду, Пряхин сразу определил, как говорится,
невооруженным глазом: жила - не скучала и хлебнула сполна.

Пряхин заметил, как отбрила она Тимку, когда тот приобнял ее, -
усмехнулась спокойно:

- Тимофей, ручки у вас шаловливые...

Тимка мотнул головой, словно боднул кого-то, но руки отнял. Позже его
развезло, он смотрел на всех пристально, не мигая, и однажды в общем
гомоне обратился к соседке:

- Я на тебя глаз положил...

- Очень тронута, - отозвалась она насмешливо.

- Не ломайся, - он положил руку ей на колено, она встала.

- Подвиньтесь, я пересяду, - обратилась она к сидящим напротив; за
столом все притихли.

- А ну, сядь! - с угрозой сказал Тимка, беря ее руку.

- Ну что ты, Рая, подумаешь... - укорила ее одна из женщин. - Что
особенного?

- Сядь, кому сказал?! - злобно повторил Тимка.

Все видели: он не угомонится, пока она не сядет, но она не садилась,
нашла коса на камень. Все молчали и не двигались.

- Хорошо сидим, братцы! - вскинулся в тишине Пряхин, выскочил из-за
стола, бойко охлопал себя ладонями:

С неба звездочка упала

Прямо к милому в штаны.

Пусть бы все там оторвало,

Лишь бы не было войны!

Все засмеялись, облегченно задвигались, под шумок Рая обошла стол;
когда Пряхин сел, они оказались рядом. Вокруг снова поднялся сбивчивый
галдеж, смех, возня.

- Гуляем! - весело сказал ей Пряхин. - Вас Раиса зовут?

- Рая, - ответила она.

- Очень приятно. А меня Михаил. Вы здесь бывали?

- Впервые...

- А ну отвали, щербатый! - неожиданно предложил Тимка.

- Куда? - удивился Пряхин.

- Отвали, я сяду.

- Это почему?!

- Миша, уважь его, - вмешался Проша. - Охота ему здесь сидеть.

- Ну, ежели просит... - неопределенно помялся Пряхин и пересел.

Он заметил, как глянула на него Рая, и отвел глаза.

- А теперь спляши, - приказал Тимка.

- Я?! - оторопел Пряхин.

- Ты! Давай...

- Щас? - Пряхин был в замешательстве, не знал, что делать. Он не
прочь был сплясать, но не так, а так было обидно.

Все смотрели на него и ждали, и Рая смотрела, он видел. Пряхин
нерешительно встал, отказаться не было сил. Он видел, что все смотрят, и
Рая смотрела - невесело, с сожалением, смотрела и ждала, он все еще
медлил.

- Тебе что, жалко? - спросил у него Толик. - Гуляем же...

Пряхин неохотно стукнул ногой в пол и вяло охлопал себя ладонями.

- Давай, давай... - подзадорил его Тимка. - Давай, щербатый!

- Жги! - крикнул Толик, прихлопывая в ладоши.

- Ну ладно, будет вам, - неожиданно вмешалась Рая. - Хватит.

- А чего? - лениво спросил Тимка. - Пусть пляшет...

- Ладно тебе! - прикрикнула на него Рая. - Чего куражишься?! - она
повернулась к Пряхину. - А ты садись, - и добавила едко. - Плясун!

Пряхин сел, у него было такое чувство, будто босой ногой ступил в
коровью лепешку. Но еще гаже было оттого, что случилось все у нее на
глазах. Он понурился, сам себе стал противен - хоть беги.

"Всяк и каждый ноги об меня вытирает, - думал он, горечь драла и
щипала горло. - Любой, кому не лень, в дерьмо меня мордой тычет. А я
терплю".

Он и впрямь готов был заплакать, отвести душу слезами, и заплакал бы,
не будь здесь чужих.

Между тем за столом снова выпили, загалдели, пошел прежний сбивчивый
разговор, поднялся смех и гомон. Тимка щипал струны гитары.

Опять сумятица, разнобой голосов, пьяный путаный галдеж, но для
Пряхина не было уже уюта в застолье, на сердце скребли кошки.

В общей неразберихе Рая подсела к нему, заглянула в лицо.

- Что загрустил, плясун? - засмеялась она и толкнула его плечом.

- С чего вы взяли? - он старался не смотреть на нее.

- Да уж вижу. Что, тошно?

Пряхин уклончиво пожал плечами, не признаваться же, в самом деле.

- А зачем терпел? - спросила она. - Не хотел, не плясал бы.

- Неудобно... У нас вроде застолье, компания, а я ломаюсь...

- Эх ты... - попеняла она с жалостью. - Ведь измывались над тобой.

Его стала разбирать злость, он почувствовал в крови зуд - всего
проняло.

- А тебе-то что?! - неожиданно спросил он. - Тебе что за дело?! Ты-то