Иди, пожалуйста, обещаю, что больше не буду сердиться. Я хочу, чтобы ты
пошел. - И добавила: - В конце концов, он мой отец. Может, он не такой уж
и плохой. Может, он тебя пощадит. Он не щадил моей матери.
я.
Фишера..." А про себя поневоле подумал: сколько волнений из-за пустяков;
но я ошибался, глубоко ошибался.
6
Анны-Луизы: она никогда не возвращалась к ссорам или к принятым решениям.
Когда она надумала выйти за меня замуж, я знал, что она решила это на всю
жизнь. Она больше ни разу не упоминала о приглашении на ужин, и следующие
десять дней были одними из самых счастливых в моей жизни. Для меня было
удивительной переменой приходить вечером из конторы домой, где не было
одиночества, где звучал голос, который я любил.
отправиться в Женеву для деловой встречи с одним важным испанским
кондитером из Мадрида. Он угостил меня отличным обедом в ресторане
"Бориваж", но я не мог насладиться едой потому, что он говорил только о
шоколаде, начиная с аперитива - помню, он выбрал коктейль "Александр",
посыпанный шоколадными крошками. Казалось бы, шоколадная тема довольно
ограничена, но нет, не для важного кондитера с передовыми идеями. Он
закончил обед шоколадным муссом, который подверг строгой критике за то,
что в нем не было апельсиновой цедры. Вставая из-за стола, я чувствовал
легкое недомогание в области печени, будто перепробовал все сорта
шоколада, когда-либо выпущенные моей фирмой.
машина, я старался отвлечься от сырости воздуха, от сырости озера, от
навязчивого привкуса шоколада, как вдруг услышал женский голос:
торговали предметами роскоши.
что вы мистер Смит. Но это все равно, потому что сейчас мне нужен мужчина.
Просто мужчина. И все.
вам бы хотелось иметь, если вы были бы достаточно расточительны и решили
их купить.
роскоши вызвал у меня тошноту, как шоколад за обедом; казалось, все здесь
было из золота или платины, хотя дли покупателей победнее имелись вещи из
серебра и свиной кожи. Я вспомнил о слухах, которые доходили до меня о
приемах доктора Фишера, и понял, что знаю, за чем охотится миссис
Монтгомери. Она выбрала красный сафьяновый футляр с золотым ножичком для
обрезания сигар.
не дарил их на своем свадебном обеде? Вряд ли доктор Фишер любит
повторяться.
ножичек для обрезания сигар. - Вы не представляете себе, как трудно найти
то, что понравится всем - особенно мужчинам.
крупную сумму.
основание полагать, что она передала мое замечание доктору Фишеру. Она
сказала:
это будет выглядеть как взятка.
может быть генералом. Вероятно, он просто командир дивизии.
проговоритесь, что я вам сказала, но мистеру Кипсу фактически принадлежит
этот магазин. - Она погрузилась в размышления. - Как насчет электронных
золотых часов или, еще лучше, платиновых? Но, может быть, у них они уже
есть...
Тем более подарок доктора Фишера.
запнулась, словно попыталась проглотить сказанное.
были недостаточно сообразительны и не понимали, для чего употребляют такие
рамки, администрация вставила туда фотографию кинозвезды Ричарда Дина.
Даже я читал газеты и мог узнать это подержанно-молодое лицо и пьяную
улыбку.
равно, как потом выяснилось, она передала и это мое издевательское
предложение доктору Фишеру.
7
дня, начиная от обеда с испанским кондитером.
вот тут, без сомнения, была настоящая ненависть. Почему - она не знала, но
музыка словно дразнила его тем, что была ему недоступна, разоблачала его
тупость. Тупость? Человек, который изобрел "Букет Зуболюба" и сколотил
многомиллионное состояние, - тупица? Так или иначе, мать начала убегать в
одиночестве на концерты и на одном из них встретила человека, который
разделял ее любовь к музыке. Они даже стали вместе покупать пластинки и
слушать их тайком у него дома. И когда доктор Фишер разглагольствовал, что
струнные концерты - это кошачье мяуканье, она больше не пыталась с ним
спорить: ей достаточно было пройти по улице к мясной лавке, сказать два
слова в переговорное устройство, подняться на лифте на третий этаж, чтобы
целый час с наслаждением слушать Хейфеца. Физической близости между ними
не было - Анна-Луиза твердо это знала, супружеская верность не страдала.
Физическая близость была с доктором Фишером, и матери она никогда не
доставляла радости: это были муки деторождения и огромное чувство
одиночества, когда доктор Фишер сопел от удовольствия. Много лет она
притворялась, будто и ей это приятно; обманывать мужа не составляло труда
- ведь ему было безразлично, приятно ей или нет. Могла бы и не стараться.
сказала ему правду, а он правде не поверил, хотя, возможно, и поверил, но
ему было все равно, изменяла она ему с мужчиной или с пластинкой Хейфеца,
с кошачьим концертом, которого он не понимал. Она убегала от него в тот
мир, куда он не мог за ней последовать. Его ревность так на нее
действовала, что она поверила, будто у него на это есть основания: она
почувствовала себя в чем-то виновной, хотя в чем именно - не знала. Она
просила прощения, она унижалась, она рассказала ему все - даже какая
пластинка Хейфеца ей больше всего нравилась, а потом ей всегда казалось,
что в минуты близости он ее ненавидит. Она не могла объяснить это дочери,
но я себе представлял, как это было, как он вонзался в нее, словно
закалывал врага. Но один решающий удар не мог его удовлетворить. Ему нужна
была смерть от тысячи ран. Он сказал, что прощает ее, и это только
усугубило чувство ее вины - значит, было что прощать, - но он сказал
также, что никогда не сможет забыть ее измены... какой измены? И вот он
будил ее по ночам, чтобы закалывать снова и снова. Она узнала, что он
выведал фамилию ее друга, этого безобидного маленького любителя музыки,
пошел к его хозяину и дал пятьдесят тысяч франков, чтобы тот его уволил
без рекомендации. "Хозяином был мистер Кипс", - рассказала она. Ее друг
был просто конторщиком, отнюдь не важной персоной, мелкой сошкой, которую
легко заменить другой мелкой сошкой. Его единственным достоинством была
любовь к музыке, но об этом мистер Кипс ничего не знал. Доктора Фишера еще
больше оскорбляло то, что этот человек так мало зарабатывал. Его бы не
обидело, если бы жена изменила ему с другим миллионером, - так по крайней
мере считала мать Анны-Луизы. Он безусловно презирал бы Христа за то, что