- мешало ей выговорить их. Она всегда запиналась, называя его по имени.
из дому без мелочи. И еще, разве можно вот так прерывать разговор, когда
говорит сержант уголовной полиции? Потом пошла наверх, в свою комнату; не
плакала, просто было такое чувство, будто кто-то умер, оставив ее одну, одну
и в страхе перед новыми лицами, перед новой работой, сальными шуточками
провинциальных нахалов; в страхе за себя еще и оттого, что уже трудно было
даже представить, как это замечательно, когда тебя любят.
поговорим по душам. Это помогает. Правда. Один доктор мне сказал: хороший
разговор очищает легкие. В этом есть резон, правда? Вдыхаем всякую пыль, а
хороший разговор ее выдувает. Зачем вам сейчас укладываться? У вас еще куча
времени. Мой старик дольше бы прожил, если бы больше разговаривал. В этом
есть резон, правда? Что-то такое вредное в горле прервало его жизнь в самом
расцвете. Если бы он больше разговаривал, он бы эту гадость выдул. Это даже
лучше, чем отхаркиваться.
твердил и твердил ведущему редактору:
и не курил и по-настоящему страдал, если видел, что кого-то вырвало в
телефонной кабинке. Он крикнул - громко, как мог:
сигарету.
серьезный молодой человек. У него было оксфордское произношение, поэтому ему
и поручили заниматься уголовной хроникой: редактор отдела новостей любил
пошутить.
в ответ.
выбрался через окно...
он вооружен. На поимку послали "Летучий отряд"2. Вооружают городских
полицейских! Замечательный материал.
все будем вооружены через пару дней. Его застрелил какой-то серб. Италия
высказалась в поддержку ультиматума. Сорок восемь часов, чтобы утихомирить
страсти. Если хотите разбогатеть, покупайте акции оружейных компаний, только
поскорей.
ли, пацифист.
банк взлетит на воздух.
ГРАЖДАНСКОГО НАСЕЛЕНИЯ НА СЛУЧАЙ ВОЗДУШНЫХ НАЛЕТОВ - ВО ВСЕХ БОЛЬШИХ
ГОРОДАХ". - Он хихикнул. - Самое смешное, что... - но никто так и не
услышал, что же было самое смешное. Дверь распахнулась, и
мальчишка-посыльный швырнул им пробный оттиск средней полосы - непросохшие
буквы на серой сырой бумаге. Жирная краска заголовков пачкала пальцы:
"Югославия требует отсрочки", "Флот Адриатики на военно-морских базах",
"Париж: налет на итальянское посольство". Вдруг все замолкли. Над домами,
над улицей летел самолет, низко над головами сквозь тьму, направляясь на юг:
сверкал красный хвостовой огонь; светлые крылья в лунном свете казались
прозрачными. Он был четко виден сквозь стеклянный потолок огромного
помещения, и всем почему-то расхотелось пить.
репортер.
ЭТО, - и оба они устремили взгляд вверх, сквозь стеклянный потолок, на луну,
на опустевший небосвод.
платформу сказал:
последний вагон, а когда тронемся, пройду вперед?
буфете гасили огни: от этой платформы поездов больше не будет.
мимо стенда с вечерними газетами; не могла отделаться от мысли, что война
может начаться прежде, чем они увидятся снова. Он пойдет в армию: он всегда
поступает как все, с раздражением подумала она. Но она знала, что и любит-то
его за надежность, за то, что на него всегда можно положиться. Вряд ли
полюбила бы, если бы он был не такой как все, со странностями, со своим
собственным восприятием окружающего: слишком долго пришлось ей быть рядом с
непризнанными гениями, с актрисами гастрольной труппы, которые все как одна
считали себя звездами первой величины. Нет, Энн не могла больше восхищаться
людьми оригинальными. Ей хотелось, чтобы тот, кого она любит, был человеком
обыкновенным, чтобы она могла предвидеть, что он скажет и что сделает.
настолько, что в вагонах первого класса можно было видеть неловких от
смущения людей, явно чувствовавших себя не на месте в глубоких мягких
креслах, испуганно ожидавших, что их вот-вот попросят отсюда. Она оставила
всякую надежду найти свободное место в третьем классе, открыла дверь и,
бросив журнал "Женщина и красота" на единственное свободное сиденье,
пробралась к открытому окну, шагая через чьи-то ноги и выставленные в проход
чемоданы. Паровоз был окутан паром, дым из трубы стлался над платформой, и
трудно было разглядеть что-либо там, далеко, у входа.
это окно, пустите меня. Я хочу купить шоколад.
А мне нужно купить шоколад.
его пальце засверкал в свете фонарей. Энн попыталась выглянуть из-за его
плеча: он заполнил собой почти все окно.
спросил: - Какой у тебя шоколад? Нет, я не хочу "Моторист". Мексиканский
тоже не подойдет. Мне нужен сладкий.
бежал вдоль поезда, заглядывая в окна. Он искал ее в вагонах третьего
класса, не обращая внимания на первый.
его вижу!
шиллинг.
по стеклу, но он не услышал, раздавались свистки, дребезжали тележки
носильщиков, заканчивалась погрузка вещей в багажный вагон. Захлопнулись
двери, прозвучал последний сигнал, поезд двинулся.
вагоном, отсчитывая мелочь в пухлую ладонь. Когда Энн наконец высунулась в
окно, она смогла увидеть лишь темный, все уменьшавшийся силуэт у края
платформы. Он так и не увидел ее. Пожилая женщина сказала ей:
у сидящих неприязнь к ней. Казалось, каждый думал: "Что ей здесь надо? Какой