Чтение 5–й страницы книги ~Фаворит~

Я почувствовал, как огромное тело Тюдора напряглось рядом со мной. Я знал, что он все еще смотрит на меня, его присутствие давило почти физически.

- Да, наверно,- сказал он.

Он явно хотел еще что-то добавить, но передумал и посмотрел на свои часы.

- Подвезите меня, пожалуйста, к отелю "Плаза". У меня там деловая встреча,- сказал он.

- А где это? - спросил я.

- Тут недалеко. Я покажу вам. - Своим тоном он низводил меня до роли его шофера.

Мы проехали несколько миль в молчании. Мой пассажир был, по-видимому, погружен в размышления. Когда мы подъехали к Брайтону, он показал мне дорогу к отелю.

- Спасибо,- сказал он холодно, неуклюже вытаскивая грузное тело из моего приземистого автомобиля. Всем своим- видом он давал понять, что принимает солидную услугу, оказанную ему совершенно посторонним человеком, как нечто должное. Он сделал уже два шага в сторону от машины, как вдруг обернулся и спросил:

- Ваше имя?

- Аллан Йорк,- сказал я. - Всего доброго. - Я отъехал, не дожидаясь ответа. Я тоже умел быть резким. В зеркале я видел, что он стоит на мостовой, глядя мне вслед.

Я возвратился на ипподром.

Джо ждал меня на скамейке у дороги. Он с трудом открыл дверцу машины и плюхнулся на сиденье, что-то бормоча. Когда он повернулся ко мне, я обнаружил, что Джо Нантвич пьян.

Почти совсем стемнело, и я зажег фары. Я подумал, что существуют более приятные занятия, чем везти по извилистым дорогам в Доркинг Джо, который дышал на меня перегаром. Я вздохнул и включил скорость.

Джо чувствовал себя глубоко обиженным. Это было обычное дело. Джо был убежден, что во всем, что с ним случалось плохого, был всегда виноват кто-то другой. Хотя ему едва исполнилось двадцать лет, он был хроническим ворчуном. Трудно сказать, что было хуже - его нытье или его хвастовство, и, если жокеи относились к нему с Терпимостью, это свидетельствовало об их добродушии. Многое прощалось Джо за его несомненные жокейские достоинства, но он плохо использовал их, хотя бы уж тем, что "придерживал" лошадей, а сейчас, напившись средь бела дня, он мог вообще потерять место.

- Я бы выиграл эту скачку,- ныл он.

- Дурак ты, Джо,- ответил я.

- Нет, честное слово, Аллан, я должен был выиграть эту скачку. Я его точно поставил на место. Я перегнал всех, они у меня все были сделаны, как надо! - Он изобразил руками пилящее движение.

- Дурак ты - напиваешься во время скачек,- сказал я.

- Чего? - Он не мог сосредоточиться.

- Пьешь,- сказал я,- ты чересчур много выпил.

- Нет, нет, нет, нет... - Слова так .и посыпались из него, словно, начав говорить, он уже не мог остановиться.

- Ни один владелец не доверит тебе лошадь, если увидит, что ты пьешь,- сказал я, хотя чувствовал, что, в конце концов, это не мое дело.

- Пьяный или трезвый, я могу выиграть любую скачку.

- Мало кто из владельцев лошадей поверит этому.

- Все знают, что я первоклассный жокей.

- Так оно и есть, пока не напьешься.

- Я могу пить и скакать, могу скакать и пить. - Он рыгнул.

Я промолчал. В чем нуждался Джо, так это в твердой руке, которая взялась бы за него лет десять назад. Сейчас было ясно, что он стоит на пути к полной гибели и не станет благодарить того, кто попробует свернуть его с этого пути.

Он начал ныть снова:

- Этот сволочной Мэйсон...

Я ничего не отвечал. Он попробовал еще раз:

- Этот сволочной Сэнди, он меня опрокинул. С места мне не сойти, он опрокинул меня через эти сволочные перила. Мне бы выиграть эту скачку - все равно что раз плюнуть, он это знал и опрокинул меня через эти сволочные перила.

- Не валяй дурака, Джо.

- Но ты же не скажешь, что я не мог выиграть эту скачку,- сказал Джо вызывающе.

- Ты же упал по крайней мере за милю от финиша,- ответил я.

- Я не упал. Я же говорю тебе. Этот сволочной Сэнди Мэйсон перебросил меня через канат.

- Каким образом? - спросил я лениво, внимательно глядя на дорогу.

- Он прижал меня к нему. Я закричал, чтобы он пропустил меня. И знаешь, что он сделал? Знаешь? Он засмеялся. Засмеялся, как сволочь. Потом он опрокинул меня. Он уперся в меня коленом, толкнул, и я перелетел через канат. - Его ноющий голос оборвался уже настоящим рыданием.

Я взглянул на него. Две слезы катились по его круглым щекам. Они блеснули в свете щитка управления и упали, словно крошечные искорки, на его меховой воротник.

- Сэнди не стал бы этого делать,- мягко сказал я.

- Еще как стал бы! Он говорил, что рассчитается со мной. Говорил, что я пожалею! Но я ничего не мог сделать, Аллан, я ничего не мог сделать! - Еще две слезы скатились по его щекам.

Я ничего не понимал. Я не имел представления, о чем он говорит, но это начинало походить на то, что у Сэнди были причины выбить Джо из седла.

А Джо продолжал:

- Ты всегда хорошо относился ко мне, Аллан, ты не такой, как другие. Ты мой друг... - Он тяжело положил мне руку на плечо, прислонился ко мне. Послушный руль "лотоса" реагировал на этот неожиданный толчок мне в плечо, машину резко бросило к обочине.

Я отпихнул его.

- Ради бога сиди прямо, Джо, или мы угодим с тобой в кювет.

Но он был слишком погружен в собственные заботы, он даже не слышал меня. Он снова схватил меня за плечо. Я съехал на обочину и остановил машину.

- Или сиди как следует, Джо, и оставь меня в покое, или можешь вылезать и идти пешком,- сказал я, стараясь, чтобы мой грубый тон дошел до его сознания.

Но он продолжал свое и теперь уже рыдал в голос.

- Ты не знаешь, какие у меня неприятности,- всхлипывал он.

Я решил выслушать его до конца. Чем скорее он выложит все, что у него на душе, тем скорее успокоится и заснет, подумал я.

- Какие неприятности? - спросил я. Мне это было ничуть не интересно.

- Аллан, я тебе скажу потому, что ты мой товарищ, настоящий товарищ. - Он положил мне руку на колено я сбросил ее.

Между новыми взрывами рыданий Джо забормотал:

- Договорились, что я должен "придержать" лошадь, а я этого не сделал, и Сэнди проиграл кучу денег, и он сказал, что рассчитается со мной, и он все ходил за мной и повторял это день за днем, и я знал, что он сделает что-нибудь страшное, и он сделал,- Он умолк, чтобы перевести дух. - Еще хорошо, что я упал на мягкую землю, а не то я сломал бы себе шею. Это совсем не смешно. А этот сволочной Сэнди,- он задохнулся на этом имели,- он смеялся! Ну ничего! Он у меня посмеется! Я ему сверну на затылок его сволочную рожу!

Эта последняя сентенция заставила меня улыбнуться. Джо с его младенческим лицом и слабым характером, хотя, может быть, и сильный физически, был для грубого, могучего Сэнди не страшнее самонадеянного десятилетнего мальчишки. Хвастовство Джо, так же как и его нытье, шло от неуверенности в себе. Но содержание начатой им речи - это было нечто совсем новое.

- Какую лошадь ты не стал "придерживать"? - спросил я. - И откуда Сэнди знал, что ты должен ее "придержать"?

Одну секунду я думал, что осторожность заставит его замолчать, но после небольшого колебания он разговорился. Алкоголь исходил из него вместе со слезами. Слушая этот полный жалости к себе, прерываемый икотой, наполовину неразборчивый рассказ, я узнал довольно жалкую историю. В очищенном от непристойностей и сокращенном до самой сущности виде она сводилась к следующему: Джо получал щедрый гонорар за то, что несколько раз "придерживал" лошадей. Два раза я видел это сам. Но когда Дэвид Стампе сказал о последнем таком случае своему отцу, Джо едва не потерял жокейские права, и это разохотило его рисковать. Когда в следующий раз его попросили "придержать" лошадь, он было согласился, но потом разнервничался, не придержал в начале, а у финиша сообразил, что если он проиграет эту скачку, то уж точно лишится жокейских прав. И пришел первым. Это было десять дней тому назад.

Я был удивлен.

- Значит, единственный человек, который навредил тебе, был Сэнди?

- Он меня перебросил через канат... - Джо был готов начать все сначала. Я прервал его.

- Но ведь, наверно, не Сэнди платил тебе за то, что ты не придешь первым?

- Нет... Не думаю... Не знаю... - захныкал Джо.

- Ты хочешь сказать, что так и не знаешь, кто тебе платил? Ни разу не дознался?

- Какой-то мужчина звонил мне по телефону и говорил, когда нужно "придержать" лошадь. А потом я получал по почте пухлый конверт с деньгами.

- Сколько раз ты это проделывал? - спросил я.

- Десять,- сказал Джо,- и все за последние полгода.

Я молча смотрел на него.

- Часто это бывало просто. Эти дохляки все равно бы не прибежали первыми, даже если бы я помогал им.

- Сколько ты получал за это?

- Сотню. А два раза по двести пятьдесят. - Джо все еще без удержу болтал языком, и я верил ему. Это были большие деньги, и тот, кто готов был платить их, теперь, конечно, захочет жестоко отомстить Джо. Ведь он ослушался приказа и пришел первым. Но Сэнди? Я не мог этому поверить.

- Что сказал тебе Сэнди, когда ты выиграл скачку? - спросил я.

Джо все еще плакал.

- Он сказал, что он ставил на лошадь, которую я обогнал, и что он со мной рассчитается,- сказал Джо. Похоже было, что Сэнди выполнил свою угрозу.

- Ты не получил свой пакет с деньгами, я полагаю?

- Нет,- сказал Джо, втягивая воздух носом.

- Ты что же, не имеешь даже представления, откуда приходили деньги? - спросил я.

- На некоторых конвертах были лондонские штемпеля,- сказал Джо. - Я не обращал внимания. - Без сомнения, он был слишком занят содержимым конвертов, чтобы обращать внимание на остальное.

- Ну хорошо,- сказал я,- но теперь-то, когда Сэнди отомстил тебе, ты в безопасности. Может быть, ты перестанешь реветь? Чего ты раскис?

Вместо ответа Джо вытащил из кармана куртки бумагу и протянул ее мне.

- Раз уж на то пошло, я тебе все выложу. Я не знаю, ^то делать. Помоги мне, Аллан. Я боюсь.

В свете приборного щитка я видел, что Джо действительно перепуган. Он стал постепенно трезветь.

Я развернул листок. Обычная бумага для пишущей машинки. Печатными прописными буквами на ней было написано шариковой ручкой пять слов: "БОЛИНГБРОК ТЫ БУДЕШЬ КРЕПКО НАКАЗАН".

- Болингброк - это лошадь, которую ты должен был "придержать", да?

- Да. - Он больше не плакал.

- Когда ты это получил? - спросил я.

- Я нашел это сегодня в кармане куртки, когда переодевался перед пятой скачкой. Когда я снимал куртку, там той бумажки не было.

- И все послеобеденное время ты провел в баре, трясясь от страха? - спросил я.

- Да... Я вернулся туда, когда ты повез мистера Тюдора в Брайтон. Я и не думал, что со мной что-то случится из-за Болингброка, хотя все время боялся, с тех пор как Болингброк пришел первым. И как раз когда я подумал, что все в порядке, Сэнди перебросил меня через канат, а потом я нашел у себя в кармане это письмо. Скверно. - В его ноющем голосе опять зазвучала жалость к самому себе.

Я вернул ему бумажку.

- Что теперь делать? - спросил Джо.

Я не знал, что ему сказать. Он здорово запутался, и ему было чего бояться. Люди, которые в таких масштабах ворочают лошадьми и жокеями, конечно, ведут жестокую игру. Промежуток в десять дней между победой Болингброка и этой запиской мог означать, подумал я, что игра ведется не на прямую. Но это было слабым утешением для Джо.

Он шмыгал носом и время от времени икал, но, казалось, оправился от слез. Самая тяжелая стадия опьянения у него прошла. Я включил фары и выехал на дорогу. Джо вскоре заснул. Он громко храпел.

У Доркинга я разбудил его. У меня было к нему несколько вопросов.

- Джо, кто он, этот мистер Тюдор, которого я отвез в Брайтон? Он тебя знает.

- Это владелец Болингброка. Я часто езжу на его лошадях.

Я был удивлен.

- Он был доволен, когда Болингброк победил? - спросил я.

- Думаю, что да. Его тогда не было. Хотя потом он прислал мне мои десять процентов и письмо с благодарностью. Обычное дело.

- Он недавно занимается скачками, верно? - спросил я.

- Свалился к нам на голову одновременно с тобой,- сказал Джо, возвращаясь к своему развязному тону. - Оба вы появились черные от загара в середине зимы.

Я прилетел на самолете из африканского, летнего пекла в ледяные объятия английского октября, но через восемнадцать месяцев моя кожа стала бледной, как и у любого англичанина. Между тем Тюдор оставался черным.

Джо захихикал.

- Ты знаешь, почему мистер Клиффорд - этот сволочной Тюдор - живет в Брайтоне? Это дает ему возможность не объяснять всем и каждому, почему он ходит загорелым круглый год. Будто его просмолили, правда?

Я без всякого сожаления высадил Джо у остановки автобуса на Эпсом. Выложив мне свои заботы, он, казалось, восстановил собственное "я", по крайней мере в настоящий момент.

Я повернул в Котсуолд. Сначала я думал о Сэнди Мэйсоне. Я не понимал, откуда он мог узнать, что Джо собирался "придержать" Болингброка?

Но весь последний час моего путешествия я думал о Кэт.

Сцилла спала на софе, прикрыв ноги пледом. Рядом с ней на низеньком столике стоял полный стакан. Я поднял его и понюхал. Коньяк. Обычно она пила джин и кампари. Коньяк был только для черных дней.

Она открыла глаза.

- Аллан! Как я рада, что ты вернулся. Который час?

- Половина десятого,- сказал я.

- Ты, наверно, умираешь с голоду,- сказала она, сбрасывая плед. - Почему ты не разбудил меня сразу? Обед давно готов.

- Я только что приехал, и Джоан уже стряпает на кухне, так что ты отдыхай,- сказал я.

Мы спустились в столовую. Я сел на свое обычное место. Стул Билла стоял пустой. Я подумал, что надо будет отодвинуть его к стене.

Когда мы ели жаркое, Сцилла сказала, прервав долгое молчание:

- Приходили двое полицейских.

- Да? Это по поводу завтрашнего дознания?

- Нет, это насчет Билла. - Она отодвинула тарелку. - Они спрашивали меня, так же как ты, не было ли у мужа каких-нибудь неприятностей. Они полчаса задавали мне на разный лад одни и те же вопросы. Один из них так прямо и сказал, что, если я любила мужа, как я говорю, и была с ним в таких великолепных отношениях, я должна бы знать, не было ли у него осложнений в жизни. Довольно противные оба.

Она не глядела на меня. Глаза ее были опущены в тарелку с наполовину съеденным, остывшим жарким, во всем ее поведении была какая-то необычная неловкость.

- Могу себе представить,- сказал я, догадываясь, в чем дело. - Надо полагать, они просили объяснить, какие у тебя отношения со мной и почему я продолжаю жить в вашем доме?

Она подняла глаза с удивлением и видимым облегчением.

- Да. Я не знала, как тебе об этом сказать. Мне кажется, это так естественно, что ты здесь, но, по-видимому, я не сумела им это объяснить.

- Завтра я перееду отсюда, Сцилла,- сказал я. - Я больше не стану давать повода для сплетен. Если уж полиция додумалась до такого, представляю, что говорят в графстве. Я был легкомыслен и очень, очень прошу меня извинить. Я так же, как и ты, считал совершенно естественным, что остаюсь в доме Билла и после его смерти.

- Ты ни за что не переедешь отсюда. Ради меня,- сказала Сцилла с такой решимостью, которой я у нее даже не предполагал. - Ты мне нужен здесь. Если я не смогу говорить с тобой, останутся одни слезы. Особенно по вечерам. День проходит в заботах о детях и по хозяйству, и я как-то держусь, но когда подходит ночь... - На ее внезапно осунувшемся лице я прочел всю дикую, раздирающую боль утраты, после которой минуло всего четыре дня.

- Пусть говорят, что им вздумается,- сказала она сквозь подступающие слезы. - Мне нужно, чтобы ты был здесь. Пожалуйста, пожалуйста, не уезжай.

- Я останусь,- сказал я. - Не волнуйся. Я останусь до тех пор, пока я буду тебе нужен. Но ты должна обещать, что скажешь мне, как только почувствуешь, что можешь обойтись без меня.

Она вытерла глаза и улыбнулась.

- То есть когда я начну заботиться о своей репутации? Обещаю.

В этот день я проехал почти триста миль, не считая того, что участвовал в двух скачках. Я устал. Мы рано разошлись по своим спальням. Сцилла обещала принять снотворное.

Но в два часа ночи она открыла дверь моей спальни. Я сразу проснулся. Она подошла, зажгла лампу на ночном столике и села на мою постель.

Она выглядела до смешного юной и беспомощной.

На ней была ночная рубашка до колен, бледно-голубая, из прозрачного шифона, сквозь который просвечивали ее худенькое тело и маленькие круглые груди.

Я приподнялся на локте и провел рукой по голове, приглаживая волосы.

- Не могу заснуть,- сказала она.

- Ты приняла пилюли?

Но я мог сам ответить на этот вопрос. Ее глаза были затуманены, и, если б она была в ясном сознании, она ни за что не пришла бы ко мне в комнату в таком виде.

- Пилюли я приняла. Я от них стала как пьяная, но все равно не сплю. Я приняла еще одну, лишнюю... - Ее голос был невнятным и сонным. - Поговори со мной,- сказала она,- может быть, я захочу спать. Когда я совсем одна, я лежу и думаю о Билле.,. Расскажи мне о Пламптоне... Ты говорил, что скакал на какой-то другой лошади... Расскажи, пожалуйста...

Тогда я сел в постели, набросил ей на плечи покрывало и стал рассказывать о подарке, который получила Кэт к дню рождения от дяди Джорджа. А сам в это время думал о том, как часто я рассказывал Полли, Генри и Уильяму всякие вечерние сказки. Но через некоторое время я заметил, что Спилла не слушает меня, и медленные, тяжелые слезы падают ей на руки.

- Наверное, ты думаешь, какая я непроходимая дура, что столько плачу,- сказала она. - Но я ничего не могу с собой поделать.

Она бессильно легла рядом со мной, положив голову на мою подушку. Я взглянул на ее красивое, милое лицо, на слезы, которые струились мим" ее ушей и скрывались в ее пушистых, темных волосах, и тихонько поцеловал ее в лоб. Ее тело два раза вздрогнуло от тяжелых рыданий. Я лег и подложил ей руку под голову. Она повернулась ко мне, прижалась, отчаянно обняла меня, медленно всхлипывая в своем страшном, глубоком горе.

И наконец снотворное подействовало. Ее тело расслабилось, дыхание стало неслышным, ее рука согнулась на моей пижаме. Она лежала поверх моего одеяла, а февральская ночь была холодная. Свободной рукой я осторожно вытащил из-под нее одеяло и накинул на нее. Потом я закутал ей плечи покрывалом. Я выключил свет и лежал в темноте, тихонько баюкая ее, пока она не заснула крепким сном.

Я улыбнулся, подумав, какое лицо было бы у инспектора Лоджа, если б он увидел нас в эту минуту. И я подумал еще, что не удовлетворился бы ролью просто товарища, если б в моих объятиях была не Сцилла, а Кэт.

В течение ночи Сцилла несколько раз принималась беспокойно двигаться, бормоча какую-то бессмыслицу, и успокаиваясь каждый раз, когда я поглаживал рукой ее волосы. Ближе к утру она совсем затихла. Я встал, завернул ее в покрывало и отнес в ее собственную постель. Я знал, что, если она проснется, она будет смущена и расстроена. А уж это ей было совсем ни к чему.

Когда я оставил ее, она все еще крепко спала.

Через несколько часов после завтрака наспех я отвез ее в Мейденхед. Она почти все время дремала, откинувшись на сиденье, и ни разу не заговорила о том, что было ночью. Я да/ко не был уверен, что она вообще помнила об этом.

Должно быть, Лодж ожидал нас, потому что он сразу же вышел нам навстречу, как только мы приехали. Он держал в руках пачку бумаг и выглядел солидным и деловитым. Я представил ему Сциллу, и его глаза сузились, оценивая ее бледную красоту. Но то, что он сказал, было удивительно.

- Я хотел бы извиниться,- начал он,- за довольно неприятные предположения, высказанные полицией по поводу вас и мистера Йорка. - Он повернулся ко мне. - Теперь мы полностью убедились, что вы ни в коей мере не ответственны за смерть майора Дэвидсона.

- Вы очень великодушны,- сказал я насмешливо, но в душе я был рад услышать эти слова. Лодж продолжал:

- Вы можете, конечно, сказать следователю все, что хотите, относительно проволоки, но я предупреждаю вас, что он не придет от этого в восторг. Он ненавидит фантазии, а у вас нет никаких доказательств. Не огорчайтесь, если вы не будете согласны с его решением - а решение наверняка будет одно: смерть от несчастного случая,- потому что в случае надобности следствие может быть начато снова.