Чтение 5–й страницы книги ~Возвращение Бешеного~

оказалось мало! - Он снова помрачнел.

- А я же только из-за тебя сюда приехал - не обращая внимания на его
состояние и пыталась отвлечь от мрачных мыслей, добавил Зелинский. -
Может, вместе поедем?

- Можно, но я сначала хочу... - Савелий запнулся и замолчал, не
решаясь произнести вслух ее имя.

Но капитан сразу же догадался, что хотел сказать ему Савелий.

- Я уже договорился с Управлением через... - он взглянул на часы, -
через два часа двадцать четыре минуты нас будет ждать вертолет, который
доставит к ее могиле и пару часов подождет там. Как, принимается?

- Спасибо. - Савелий был явно растроган его заботой.

- Я рад, что мы вместе вернемся в Москву. И даже, - он с хитринкой
взглянул на Савелия, - позаботился о билетах: вылет в два тридцать ночи.
Может, в ресторане посидим до прилета "вертушки"?

- Нет, хочу побыть один, - выдохнул Савелий, сжимая в руках письмо,
словно оно обжигало ему пальцы.

- Понял, - кивнул капитан. - Жду тебя. - Он огляделся вокруг. - Вон,
у памятника, не знаю кому.

- Через час, - он похлопал его по плечу и быстро ушел.

Несколько кинут Савелий смотрел ему вслед, затем медленно побрел в
сторону сквера.

Присев на мокрую скамейку, он долго смотрел на конверт, словно
раздумывая, читать или не читать.

Это письмо было единственным послание, сохранившим тепло ее рук. Как
несправедливо! Тепло человека сохранилось, а самого человека уже нет в
живых. Нет и никогда не будет! Нет. Не будет. Никогда... Какие страшные
безысходные слова!

Господи! Как ты можешь допускать такое? А если допускаешь, то не
означает ли это твоего высшего признания справедливости? В любой религии
человек, лишивший себя жизни, заслуживает презрения. Но может ли, имеет ли
право человек судить другого человека за самовольный уход из жизни?
Сказано же в Библии: "Не суди, да судим не будешь!" А это слова Христа!
Выходит, осуждение другими людьми самоубийц нужно презирать, и по-другому
не может быть! Да и как может быть по-другому? Как можно осуждать Варюшу,
если она решилась на такой страшный шаг?! Решилась, несмотря на то, что
есть он, Савелий, который безумно любит ее, а она точно знала о его
любви!? Решилась, несмотря на то, что оставила свою крошку-дочурку без
матери?! Егоринка! Какое славное имя: словно ручеек журчит.

Эх, Варюша... Савелий снова тяжело вздохнул и медленно распечатал
письмо, последнее послание Варюши:

"Савушка! Родной мой! Соями любимый на свете человек! Пишу тебе, а
слезы застилают глаза, и строчки расплываются передо ямой,

Когда ты получишь это письмо, меня уже не будет в живых! Зная хорошо
тебя, уверена, что ты будешь казнить себя, будешь носить в себе вину за
мой уход из жизни! Умоляю тебя, заклинаю самым дорогим на свете! Ради
нашей чистой и светлой любви не казни себя, не вини за то, что произошло!
Ты ни в чем не виновен! И никто не виновен из живых! Виновные получили
свою кару, и я перед лицом смерти прощаю даже их.

Родной мой, я уверена, что ты сможешь, должен смочь, понять меня! Мне
было чудесно с тобой, и до самой последней секунды, можешь мне поверить, я
буду чувствовать себя самой счастливой женщиной на Земле. А коль скоро
есть жизнь и Там, то сохраню твою любовь и мое счастье навечно!

Однако все эти слова относятся к моей душе, к моему сердцу, но не к
моему телу. Над моим телом надругались, и я ненавижу его, мне гадко
прикасаться к нему, я не могу смотреть на себя в зеркало, не могу без
отвращения подносить к губам ложку, чтобы накормить себя, к губам, которые
целовал когда-то ты и которые осквернены сейчас подонками. Я не могу
избавиться от их тошнотворного запаха. Я все время ощущаю этот мерзкий
привкус от их поганых слюней, Я чувствую, как постепенно схожу с ума!
Иногда мне хочется полить кипятком или кислотой те места, к которым они
прикасались!

Савушка, родной мой, ты же знаешь, какая я сильная! И если я говорю
тебе, что больше не могу, то можешь себе представить, что мне приходится
терпеть,

Милый, ты простишь меня? Ты понимаешь меня? И это мое последнее
желание и единственное! А последнее желание надо выполнять! Ты уж прости
меня за эту последнюю уловку.

Не осуждай меня из-за Егоринки. Я написала маме письмо и уверена, что
она не осудит меня. Написала письмо и Егоринке, наказав маме показать ей в
день совершеннолетия. Уверена, что и дочка сумеет понять меня и простить.

И последнее, в чем я должна тебе признаться. Уверена, я была
беременна! И у нас должен был с тобой родиться сын. Подожди, милый, снова
слезы застили глаза... Но эти подонки лишили меня всего, более того,
вообще лишили способности рожать! Это и оказалось последней каплей,
толкнувшей меня на этот шаг! Прости, что обманула тебя обещала родить тебе
сына к не сдержала обещания, прости меня за все и будь счастлив! Я
приказываю тебе быть счастливым! А я всегда буду рядом с тобой! Буду
охранять тебя!

Люблю и буду любить до самой смерти! Уж это-то обещание я выполню!
Спасибо тебе за счастье! Спасибо за Любовь! Прости меня. Прощай, твоя
навсегда Варюша.

Когда Зелинский пришел к месту встречи, то застал его неподвижную
фигуру на скамейке. По щекам Савелия текли слезы, которых он не замечал, а
руки сжимали Варимо письмо, ее последнее послание.

ВОЗВРАЩЕНИЕ В АФГАНИСТАН

Прошло несколько месяцев, и Савелий, не находя себе места в Москве,
обратился в Министерство обороны с просьбой вернуть его в свою часть,
которая продолжала дислоцироваться в Афганистане. После долгих отказов и
мытарств по кабинетам Савелий обратился к капиталу Зелинскому, которого
попросил связаться с подполковником Богомоловым.

Как ни странно, тот принял его в этот же день и почти сразу предложил
работу в органах государственной безопасности.

Савелий, не думая ни секунды, решительно отказался и попросил
Богомолова помочь вернуться в Афганистан, где "все ясно: там - враг, а
здесь - твой брат солдат". Пожалев об отказе. Богомолов обещал
посодействовать ему, и вскоре Савелий получил повестку в райвоенкомат.

Если и раньше сержанта Савелия считали бесстрашным, то сейчас и
подавно. Воздушные десантники прозвали себя там, за Речкой, странным на
первый взгляд прозвищем - Рэксы.

Савелий заработал эту кличку, участвуя в заданиях, в боях, и она
стала его вторым именем, а один художник сделал ему на левом предплечье
наколку, модернизировав эмблему воздушных десантников, представлявшую
собой парашют и два самолета по бокам. Пофантазировав, художник создал
рисунок, который очень напоминал человеческий череп со скрещенными под ним
костями.

Савелий снова очутился в своей части и был весьма удивлен тем, что
встретил там очень мало прежних сослуживцев. Многие, отслужив положенный
срок, вернулись домой, некоторые погибли на чужой земле. Среди погибших
былин его товарищи, с которыми он почти три года делил все тяготы войны.

Все это сказалось на его состоянии: он замкнулся, ушел в себя. На
каждое задание шел, прощаясь с остающимися, славно уходил навсегда.

Вынужденное безделье, спокойное ожидание в казарме угнетало его,
доводило до бешенства, но стоило ему столкнуться с опасностью, он
моментально преображался, лицо светлело, выдавая решимость и стремление к
действию. И чем страшнее была опасность, тем лучше он себя чувствовал. В
то время Савелий напоминал наркомана, которому после окончания действия
каждой принятой дозы необходимо было увеличивать последующую. Радо или
поздно организм не выдержал бы и разразилась катастрофа. Скорее всего так
бы и случилось, но на одном из заданий погиб их ротный - старший лейтенант
Подсевалов. Это был совсем молодой командир, всего год назад получивший
высшее военное образование.

О мертвых не принято говорить плохо, но у Савелия сохранились о нем
не самые приятные воспоминания. Молодой, смелый и отнюдь не глупый,
вначале он понравился бойцам роты, особенно молодым? "Старики"
приглядывались к нему и старались не мешать даже тогда, когда он допускал
явные промахи. А старший лейтенант, вместо того чтобы правильно оценить
это, попытаться самому набраться опыта у своих бывалых товарищей, возомнил
себя непогрешимым.

Его амбиции захлестнули разум, и он решительно пресекал любые попытки
посоветовать что-либо ему и действовал только по своему разумению, не
считаясь ни с кем.

По его вине все чаще стали гибнуть люди, и в роте появились
нездоровые настроения. А "старички", устав получать от него "тычки",
перестали давать ему свои советы и возражать, но и выполнять сумасбродные
приказы тоже не торопились.

Когда-то это должно было кончиться и, скорее всего, трагически. Так,
к сожалению, вскоре и произошло.

Их рота получила задание проверить одно небольшое селение, в котором,
по данным разведки, скрывались душманы.

Когда они пришли на место, выяснилось, что это "селение" состоит из
трех мазанок, и старший лейтенант, досадливо чертыхнувшись, вышел из-за
укрытия и повернулся к своим солдатам:

- Мне достаточно троих, чтобы взять этот "населенный пункт", -
хвастливо усмехнулся он. - Кто пойдет со мной добровольцем?

"Старички" переглянулись между собой и демонстративно отвернулись. Не
оказалось и других добровольцев, тогда Подсевалов ткнул пальцем в грудь