Одной только этой надписи над проходом было достаточно, чтобы я остановился
в нерешительности. Надпись недвусмысленно извещала о том, что вас ждет, и,
подобно всем другим однозначно определенным вещам, не вызывала во мне
неистребимого желания проверить ее истинность. Эта лестница сжимала вас
своими стенами, толкая все дальше вниз, не давая убежать... Здесь, перед
входом на лестницу, вспомнил я, старый Августин видел спускавшуюся вниз
Одетту Дюшен, и ему показалось, что за ней движется тот страшный фантом без
лица - женщина в меховой горжетке и маленькой коричневой шляпке. Я шагнул на
лестницу. С каждой ступенькой становилось все холоднее, каждый шаг отзывался
раскатистым эхом, которое, казалось, бежало впереди, создавая впечатление,
будто кто-то указывает тебе дорогу. Внезапно меня охватило острое чувство
одиночества. Мне захотелось вернуться.
стены я увидел притаившуюся тень. Сердце у меня застучало. У стены
склонилась костлявая фигура - мужчина с сутулыми плечами и лицом, закрытым
средневековым капюшоном, из-под которого виднелась длинная челюсть с бледной
тенью улыбки. В его руках, полуприкрытая плащом, лежала фигура женщины.
Передо мной был самый обыкновенный человек - с той лишь разницей, что вместо
выставленной вперед ступни у него было раздвоенное копыто. Сатир! Обычный
человек - только мастер гениально изобразил его нечестивую сущность, эти
торчащие ребра и угрюмую улыбку. Хорошо еще, что глаза его были в тени...
прошел по коридору до места, где он соединялся с еще одной ротондой, ниже
уровнем. Здесь фигуры были расставлены в определенном антураже, каждой
отводилась часть зала, каждая была шедевром дьявольского искусства. Прошлое
затаило здесь дыхание. На фигурах лежала печать смерти, как будто вы видели
их через вуаль столетий, каждую в обстановке того времени, к которому она
принадлежала. Марат лежит откинувшись на спинку жестяной ванны, челюсть у
него отвисла, сквозь посиневшую кожу проглядывают ребра, скрюченная рука
вцепилась в торчащий из окровавленной груди нож. Вы видите это воочию -
видите, как служанка хватает безразличную ко всему Шарлотту Корде, как
солдаты в красных колпаках с разинутыми в немом крике ртами вламываются в
запертую дверь, слышите беззвучный вопль страсти и ужаса... А за окнами этой
коричневой комнаты струится желтый сентябрьский свет, карабкается по стене
виноградная лоза... Вновь оживший старый Париж.
смертельным оцепенением, - инквизиторов, орудующих огнем и клещами, короля,
кладущего голову на гильотину под яростную дробь беззвучных барабанов, - и
мне чудилось, что их неподвижность противна самой природе. Они были куда
более отвратительны, эти тени людей, выряженные в цветастые одежды, в своем
молчании, чем если бы вдруг заговорили.
медленно-медленно...
свет, нужно было видеть живых людей посреди всего этого гнетущего застоя
воска и париков. Добежав до последнего поворота лестницы, я попытался взять
себя в руки, - я не дам свести себя с ума сборищу каких-то чучел! Это же
смешно. Мы с Бенколином весело посмеемся над моими страхами, с бренди и
сигаретой в руках, когда выберемся из этого зловещего места.
ротонду. Я взял себя в руки и позвал их. Но, видно, что-то в моем лице
осталось, потому что они это заметили даже при тамошнем тусклом освещении.
Я.., разглядывал фигуры.., там, внизу. Группу Марата. Мне хотелось
посмотреть на сатира. Он чертовски хорош, великолепно передана сущность, и
эта женщина в его руках...
Глава 3
вокруг.
лестница делала очередной поворот. Его руки были изогнуты и сложены таким
образом, что тело маленькой женщины, пристроенное там, не нарушало
равновесия всей фигуры. (Как я узнал позже, восковые фигуры делаются на
стальном каркасе и могут выдержать и значительно большую нагрузку, чем вес
миниатюрной девушки.) Основная тяжесть тела приходилась на правую руку и
грудь сатира, голову девушки частично прикрывала другая рука, и грубая ткань
плаща была наброшена на верхнюю часть ее тела... Бенколин направил луч света
вниз. Нога сатира, поросшая жесткими волосами, его раздвоенное копыто были в
крови. У основания фигуры расширялась на глазах темная лужица.
сломайте чего-нибудь. Ну же!
лестницы. Тело было еще теплым. Бенколин перевел луч света на лицо женщины.
Ее карие глаза были широко раскрыты, в них застыли боль, ужас и потрясение;
обескровленные губы приоткрылись, синяя, плотно сидевшая на голове беретка
сбилась набок. Луч фонаря медленно пробежал по всему ее телу...
спокойствия, Шомон произнес:
головы.
должны были пить чай в тот день, когда Одетта отменила свидание и... О Боже!
- крикнул Шомон и ударил кулаком по стене. - Еще одна!
Бенколин. - Графа де Мартеля. Правильно?
запульсировал нерв, и лицо Бенколина сделалось таким же зловещим, как у
сатира.
пятно на левой стороне ее голубого жакета. - Должно быть, попали прямо в
сердце. Пуля не вызвала бы такого обильного кровотечения... Ну, дьявол за
это поплатится! Посмотрим-ка... Никаких следов сопротивления. Платье не
смято. Абсолютно ничего, только вот это.
носила на ней какой-то предмет, пряча его на груди под платьем, но сейчас
концы цепочки были расстегнуты, и предмет, чем бы он там ни был, пропал.
Замок цепочки зацепился за воротник жакетки, потому она и не упала.
расслаблены, пальцы распрямлены; удар был мгновенным, очевидно прямо в
сердце. Так, а где ее сумочка? Проклятье! У нее должна была быть сумочка!
Куда же она делась?!
Августина. Скрючившийся самым невероятным образом старик цеплялся за
саржевое одеяние сатира и, когда свет ударил ему в глаза, зарыдал.
этому никакого отношения! Я...
Эта девушка, мой друг, умерла менее двух часов назад. Вы в какое время
закрылись?
вы меня ждете.
наверху, приходится их обходить, чтобы выключить.
как вы здесь были, прошло чуть больше часа - Я полагаю, эта девушка не могла
проникнуть сюда через главный вход?
специальный звонок, как условный сигнал. Но вы можете сами спросить у нее...
по стене. Фигура сатира стояла спиной к стене лестничной площадки, так что
посетители, спускающиеся по лестнице, видели ее в профиль. В дальнем углу
лестницы Бенколин задержал луч. Там была лишь тусклая зеленая лампа, которая
служила для подсветки снизу капюшона сатира и давала недостаточно света,
чтобы разглядеть кирпичную кладку; однако яркий свет фонаря позволил
увидеть, что часть стены была деревянной и только выкрашена под камень.
в музей?
нему я добираюсь до спрятанных лампочек. Потом, за этой, есть еще одна
дверь...
Но я никогда не открываю эту дверь! Она всегда на замке!
статуи. Между ними тянулась извилистая дорожка кровавых брызг. Осторожно,