Чтение 5–й страницы книги ~Отсутствие доказательств~

там вот это. Что делать, а? Я домой боюсь идти. Мы на этот видик два года
копили, даже на еде экономили.

- Парень, ну ты же не от сохи, не из деревни, телек, наверно, смотришь,
газеты читаешь. Книжку про Буратино помнишь? Заройте ваши пять золотых на
поле чудес в стране Дураков. Знаешь, что кидал кругом как грязи и всё равно
попадаешься.

- Ну, кто ж подумать мог, что так обернётся? Он такой интеллигентный был,
про жизнь всё рассказывал.

- Про то, как плавал, но был списан по здоровью и теперь вынужден
продавать своё барахлишко, чтобы купить лекарства?

- А вы его знаете? - с надеждой в голосе спросил парень.

Я вздохнул.

- Я тебе больше скажу - водила тот тоже из их компании. Знаешь, почему?
Он бы уехал, когда ты ушёл в подъезд и видик в машине оставил, если б не с
ними был.

Парень заморгал и посмотрел на меня недоверчивым взглядом.

- А знаешь, почему он с ними работает? Да на тот случай, если они потом
влетят и ты их опознаешь, то водитель этот в грудь себя стучать будет и
кричать, что это вовсе не те. А любые сомнения, как известно, трактуются в
пользу подозреваемых. Водила этот тебе телефончик случайно не оставил?

Парень вдруг вздрогнул, как будто что-то вспомнил, сунул руку в пиджак и
извлёк из кармана клочок бумаги.

- Точно, вот телефон.

- Ну вот. И машина, наверняка, без номеров была.

- Да, кажется.

- Всё старо как мир. Так что вот тебе совет. Когда их поймают, ты ни в
коем случае про этот телефон не упоминай. На одном твоём опознании их,
пожалуй, ещё можно закрыть, но если водитель этот на горизонте возникнет,
тогда труба.

- А что, их поймают?

- Это как повезёт. Не банк, гарантий нет.

- А мне что делать?

- Ну хочешь, на Луну слетай. Домой иди, телек смотри, раз видик
прошляпил.

Я достал бланк заявления, записал его грустную исповедь, потом на
листочке записал адрес, фамилию и протянул ему.

- Слушай внимательно. Вот адрес. Здесь работает отдел по борьбе с
мошенничествами. Поедешь туда завтра, найдёшь Челнокова, скажешь от Ларина,
он тебе фотографии покажет. Там альбомов много с кидалами этими. Может,
опознаешь кого. Всё, пока ничем другим помочь не могу. Давай, дуй домой.

- А можно вопрос?

- Можно.

- Я слышал, что сейчас государство ущерб от преступников возмещает?

- Это что ж, за твоё ротозейство государство расплачиваться должно? Нет,
парень, должен тебя огорчить, до такого никто не додумался. Иначе у нас тут
очереди бы из потерпевших выстроились.

- Ну ладно, я пошёл. До свидания,

- Пока.

"Везёт мне последнее время на видики, - подумал я. - И что характерно,
опять на Женькиной земле случай. Ну, паразит, чтоб тебе там в Анапе
икнулось."

Я заглянул к Мухомору показать заявление. Начальник всегда знакомился со
всеми материалами, проходящими через уголовный розыск, и ставил на них свой
автограф. В кабинете, помимо шефа, я застал знакомого следователя из РУВД, с
которым Мухомор общался на очень повышенных тонах.

- Нет, я тебя отсюда просто так не выпущу! Что мне от твоей справки
сраной? А? Этот подонок и так краж набомбил, а если сейчас его отпустить, он
вообще обнаглеет, в разгон пойдёт! Задерживай!

- Да я всё понимаю, Георгий Палыч. Но ведь никакой судебной перспективы,
никаких доказательств. До первого адвоката. А потом всё рухнет как карточный
домик.

- Как никаких доказательств? А его явка с повинной? А ворованные вещи,
изъятые из его квартиры? А показания свидетелей? Ты что?

- Это пока он в расколе. А завтра же в отказ пойдёт. И с чем мы
останемся? Явку с повинной, скажет, в милиции выбили, вещи купил с рук у
неизвестных, а свидетели оговаривают. Всё равно, мы в итоге его выпустим.

- Так чем же тогда доказывать?

- Ну, я не знаю. Работайте ещё, ищите доказательства.

- Да как же мы вообще ворьё сажать будем? Это ж от всего откреститься
можно! В конце концов, что в кодексе сказано? Что ни одно доказательство не
имеет заранее установленной силы, а суд и следствие оценивают их по своему
внутреннему убеждению, основанному на правосознании. То есть прежде всего
руководствуются здравым смыслом. А ты не здравым смыслом руководствуешься, а
не знаю чем! Маразм!

Следователь вздохнул и стал собирать протоколы в "дипломат".

- Вы поймите, Георгий Палыч, если я его задержу, то такой утром нагоняй
получу от начальника, что мало не покажется.

- Ах вот ты чего дрейфишь? Нагоняй получить боишься? А то, что этот
мерзавец ещё сколько квартир ограбит и людям горя принесет, тебя это не
волнует? А? А то, что эти люди сюда прибегут, в уголовный розыск, тебя не
касается? Чеши, в таком случае, отсюда, без тебя обойдёмся.

Следователь закрыл "дипломат", встал из-за стола и вышел в коридор.
Мухомор никак не мог успокоиться. Несмотря на плохие отношения между нами,
сейчас я был на его стороне. Если верить только преступникам, не веря ни
свидетелям, ни другим доказательствам, вообще чёрт до чего докатиться можно.
Ни с какой преступностью не справишься.

Самое обидное, что следователь-то был паренёк неплохой, я имею в виду, по
работе, а на попятный идёт. Видно и он в жёсткие рамки поставлен. Кем? Не
знаю. Законом? Или теми, кто закон выдумывал? Между прочим, кодекс-то у нас
61-го года, совсем застойный. Хотя, конечно, не в кодексе дело...

- Георгий Палыч, у нас мошенничество. Глухое.

- Давай.

Шеф, не читая, подписал материал и вернул мне.

- Найдёшь?

- Не знаю. Человека-то, может, найдём, да чем доказывать? Видик-то они
сразу скинут. Опознанием? Раньше бы можно, а сейчас вряд ли. А на их
признание рассчитывать не приходится. Мошенники почти всегда в отказе.

- Как работать? Что делать? Кирилл, мы ведь не на дядю работаем, не на
зарплату. На людей. А если от нас выход нулевой, то какой смысл в нашей
работе? Что я потерпевшему покажу? Справочку эту, что доказательств нет? Так
ведь он, в отличие от следователя и суда, именно здравым смыслом
руководствуется. Если у ворюги вещи нашли краденые или люди его опознают,
почему он на свободе?

Иногда даже шеф, несмотря на весь свой консерватизм, не мог удержаться от
возмущения, видя работу системы, которой он сам ревностно служил.

- Не переживайте, Георгий Павлович. Следователь - независимое
процессуальное лицо, и кричи мы, не кричи, ничего не изменится. А что
касается доказательств, то ещё в начале двадцатого века американский юрист
Ван-Дайн сказал: "Все трудности в том, что полиция, будучи неискушённой в
немыслимой абракадабре судебного разбирательства, исходит из убеждения, что
улики, способные удовлетворить нормального здравомыслящего человека, смогут
удовлетворить и суд. Дурацкое убеждение, видите ли." Я думаю, за восемьдесят
лет мало что изменилось.

Я вышел. Вообще-то, следователям тоже не позавидуешь. И дел куча, и
зарплата маленькая. Да и не это же главное. По-моему, только в нашей
отдельно взятой стране в случае вынесения оправдательного приговора крайним
может оказаться следователь. Раз по суду вор не признан вором, стало быть,
все действия, которые по отношению к нему проводились, следует считать
незаконными. А кто эти действия проводил? Независимое процессуальное лицо -
следователь то бишь. А раз так, иди сюда, снимай шляпу и клади голову на
плаху. Вжик топор и нет следователя. А вся его независимость в кодексе
осталась. Дадут судье на лапу или запугают, вынесет он оправдательный
приговор, а взгреют следователя. Вот и вынужден он думать не о том, как
негодяя привлечь, а как самому не сесть или не вылететь. Зачем же при такой
системе лишний раз рисковать? Пусть лучше вор дальше ворует, зато и я
спокойно в кресле сижу. А потерпевшим-то от этого не легче.

Через полчаса, вздохнув свободно от дежурных заморочек, я вышел из
отделения и рванул в центр. Было четыре часа дня, солнце ещё пекло, я снял
свою джинсовку и, оставшись в футболке, пошёл на остановку.

Катя-Катерина жила где-то у Сенной площади, бывшей площади Мира. Минут
через сорок я, благополучно добравшись на метро, уже стоял у её дома. Дом
был старой планировки, и по идее, однокомнатных квартир здесь быть не
должно. Я зашёл в мрачный подъезд, пешком поднялся на второй этаж и
остановился у массивной двери. Приложив ухо к дереву, я прислушался. Тишина.
Я оглядел подъезд. Как врач-инфекционист я бы категорически запретил жить в
таких подъездах. Из подвала шёл какой-то могильный смрад. Стайка бездомных
кошек обступила мусорный бачок на ступеньках. Одна из них, по-видимому,
самая голодная, забралась вовнутрь и разрывала лапами отходы. Всё ясно.
Раньше, видать, какая-то добренькая бабуля угощала животных колбасой или
наливала молока, но сейчас, по нынешним-то ценам, колбасой не наугощаешь.
Только кошкам этого не объяснишь, вот они и приходили в подъезд по привычке.

Я снова взглянул на двери боярыни Морозовой. Конечно, она не боярыня, но
при упоминании этой фамилии мне каждый раз вспоминалась картина Сурикова.

Скорее, по привычке, чем из природного любопытства я дёрнул за ручку.
Дверь была не заперта. Вот так-так. Чрезвычайно неразумно со стороны
боярыни. Ну хорошо, это я человек честный (простите за нескромность), но
ведь и жуликов-то сколько. Прикрыв двери, я из вежливости нажал на звонок. И
только тут я понял, что погорячился. Ведь сказать Кате я пока ничего не мог,
крючок мой на неё и бабочку не выдержит. Но ничего, если что, сообщать ей,
что являюсь представителем Славного управления внутренних дел, я не буду.