нему расположение, как только мог. Синьор Касталотте холост, и,
мне кажется, он относился к Дженнаро, как к родному сыну, а я и
мой муж любили его, словно он был нам отец. Мы сняли и
меблировали в Бруклине небольшой домик, и наше будущее казалось
нам обеспеченным, как вдруг появилась черная туча и вскоре
заволокла все небо.
собой соотечественника. Звали его Джорджано, и он тоже был из
Посилиппо. Это был человек колоссального роста, в чем вы сами
могли убедиться -- вы видели его труп. У него было не только
огромное тело, в нем все было фантастично, чрезмерно и жутко.
Голос его звучал в нашем домике, как гром. Когда он говорил,
там едва хватало места для его громадных размахивающих рук.
Мысли, переживания, страсти -- все было преувеличенное,
чудовищное. Он говорил, вернее, орал, с таким жаром, что
остальные только сидели и слушали, испуганные могучим потоком
слов. Глаза его сверкали, и он держал вас в своей власти. Это
был человек страшный и удивительный. Слава создателю, что он
мертв!
Дженнаро, как и я, не испытывал радости от его посещений. Мой
несчастный муж сидел бледный, равнодушный, слушая бесконечные
разглагольствования насчет политики и социальных проблем, что
являлось темой разговоров нашего гостя. Дженнаро молчал, но я,
хорошо его зная, читала на его лице чувство, какого оно не
выражало никогда раньше. Сперва я подумала, что это неприязнь.
Потом поняла, что это нечто большее. То был страх, едва
скрываемый, неодолимый страх. В ту ночь -- в ночь, когда я
прочитала на его лице ужас, -- я обняла его и умоляла ради
любви ко мне, ради всего, что дорого ему, ничего не утаивать и
рассказать мне, почему этот великан так удручает его.
бедный Дженнаро в дни пылкой, одинокой юности, когда ему
казалось, что весь мир против него, и его сводили с ума
несправедливости жизни, вступил в неаполитанскую лигу "Алое
кольцо" -- нечто вроде старых карбонариев. Тайны этой
организации, клятвы, которые дают ее члены, ужасны, а выйти из
нее, согласно правилам, невозможно. Мы бежали в Америку, и
Дженнаро думал, что избавился от всего этого навсегда.
Представьте себе его ужас, когда однажды вечером он встретил на
улице гиганта Джорджано, того самого человека, который в
Неаполе втянул его в организацию и на юге Италии заработал себе
прозвище "Смерть", ибо руки его по локоть обагрены кровью
убитых! Он приехал в Нью-Йорк, скрываясь от итальянской
полиции, и уже успел создать там отделение этой страшной лиги.
Все это Дженнаро рассказал мне и показал полученную им в тот
день бумажку с нарисованным на ней алым кольцом. Там
говорилось, что в такой-то день и час состоится собрание, на
котором он должен присутствовать.
впереди. С некоторого времени я стала замечать, что Джорджано,
придя к нам -- а теперь он приходил чуть ли не каждый вечер, --
обращается только ко мне, а если и говорит что-нибудь моему
мужу, то не спускает с меня страшного, неистового взгляда своих
блестящих глаз. Однажды его тайна обнаружилась. Я пробудила в
нем то, что он называл любовью, -- любовь чудовища, дикаря.
Дженнаро еще не было дома, когда он пришел. Он придвинулся ко
мне, схватил своими огромными ручищами, сжал в медвежьем
объятии и, осыпая поцелуями, умолял уйти с ним. Я отбивалась,
отчаянно крича, тут вошел Дженнаро и бросился на него.
Джорджано ударил мужа так сильно, что тот упал, потеряв
сознание, а сам бежал из дома, куда вход ему был закрыт
навсегда. С того вечера он стал нашим смертельным врагом.
Дженнаро, когда он возвратился, я поняла, что случилось нечто
ужасное. Такой беды нельзя было себе представить. Общество
добывает средства, шантажируя богатых итальянцев и угрожая им
насилием, если они откажутся дать деньги. На этот раз они
наметили своей жертвой Касталотте, нашего друга и благодетеля.
Он не испугался угроз, а записки бандитов передал полиции. И
вот решили учинить над ним такую расправу, которая отбила бы у
других охоту противиться. На собрании постановили взорвать
динамитом его дом с ним вместе. Бросили жребий, кому выполнять
это чудовищное дело. Опуская руку в мешок, Дженнаро увидел
улыбку на жестоком лице своего врага. Конечно, все было как-то
подстроено, потому что на ладони мужа оказался роковой кружок с
алым кольцом -- приказ совершить убийство. Он должен был лишить
жизни самого близкого друга, -- за неповиновение товарищи
наказали бы его и меня тоже. Дьявольская лига мстила
отступникам или тем, кого боялась, наказывая не только их
самих, но и близких им людей, и этот ужас навис над головой
моего несчастного Дженнаро и сводил его с ума.
перед лицом ожидающих нас бед. Взрыв назначили на следующий
вечер. В полдень мы с мужем были уже на пути в Лондон и,
конечно, предупредили нашего благодетеля об опасности и
сообщили полиции все сведения, необходимые для охраны его
жизни.
что нам не уйти от своих врагов, как нельзя уйти от собственной
тени. У Джорджано были и личные причины для мести, но мы знали
также, какой это неумолимый, коварный и упорный человек. В
Италии и в Америке без конца толкуют о его страшном могуществе.
А сейчас уж он, конечно, использовал бы свои возможности.
Благодаря тому, что мы опередили врагов, у нас оказалось
несколько спокойных дней, и мой любимый обеспечил мне убежище,
где я могла укрыться от опасности. Сам он хотел иметь свободу
действий, чтобы снестись с итальянской и американской полицией.
Я не имею представления, где он живет и как. Я узнавала о нем
только из заметок в газете. Однажды, выглянув в окно, я увидела
двух итальянцев, наблюдавших за домом, и поняла, что каким-то
образом Джорджано обнаружил наше пристанище. Наконец Дженнаро
сообщил мне через газету, что будет сигнализировать из
определенного окна, но сигналы говорили только о необходимости
остерегаться и внезапно прервались. Теперь мне ясно: муж знал,
что Джорджано напал на его след, и, слава Богу, подготовился к
встрече с ним. А теперь, джентльмены, скажите: совершили мы
такое, что карается законом, и есть ли на свете суд, который
вынес бы обвинительный приговор Дженнаро за то, что он сделал?
на английского агента, -- не знаю, какова ваша британская точка
зрения, но в Нью-Йорке, я полагаю, подавляющее большинство
выразит благодарность мужу этой дамы.
Грегсон -- Если ее слова подтвердятся, не думаю, что ей или ее
мужу что-нибудь грозит. Но, чего я не способен уразуметь, так
это каким образом в этом деле оказались замешаны вы, мистер
Холмс.
университете. Кстати, сейчас еще нет восьми часов, а в
Ковент-Гардене идет опера Вагнера. Если поторопиться, мы можем
поспеть ко второму действию.
Посняков Андрей
Акунин Борис
Контровский Владимир
Херберт Фрэнк
Флинт Эрик
Афанасьев Роман