бородой, а из-под жестких, густо нависших бровей сверкали
смелые темные глаза. Он поздоровался и стоял в позе моряка,
теребя в руках свою кепку.
документов. Холмс просмотрел их и возвратил ему.
контракт на этом столе. Подпишите его, и дело с. концом.
шеи.
минуту Холмс и моряк, сцепившись, покатились по полу. Моряк
обладал гигантской силой: даже в наручниках, которые Холмс так
ловко надел ему на руки, он мог бы одолеть моего друга. Но мы с
Хопкинсом бросились на помощь. И только когда холодное дуло
револьвера прижалась к его виску, он наконец понял, что
сопротивление бесполезно. Мы связали ему ноги веревкой и
подняли с полу, задыхаясь от борьбы.
Шерлок Холмс,-- яйца всмятку, боюсь, уже холодные. Но, я думаю,
такой успешный конец следствия придаст вам аппетит?
мучительно покраснев.-- Видно, я с самого начала свалял дурака.
Нельзя было ни на минуту забывать, что вы учитель, а я -- всего
лишь ученик. Даже теперь, видя вашу работу, я все-таки не
пойму, как вы это проделали и что это значит.
учимся на своих ошибках. Вот теперь вы уже твердо запомните,
что нельзя упускать из виду второе решение. Вы были так
поглощены молодым Нелиганом, что даже не вспомнили о Патрике
Кэрнсе. А ведь он-то и сеть убийца Питера Кери.
обошлись со мной, но надо все-таки называть вещи своими
именами. Вы говорите: "убийца Питера Кери". А вот я заявляю,
что был вынужден убить его. Это далеко не одно и то же. Может,
вы не поверите? Может, вы думаете, я плету небылицы?
все, что вы хотите сказать.
слово -- правда. Я знал Черного Питера, и когда он взялся за
нож, я схватил гарпун, потому что понимал, что только одному из
нас быть в живых. Вот так он и умер. Может, это и называется
убийством. Мне все равно, как умирать, только мне больше
нравится испустить дух с веревкой на шее, чем с ножом Черного
Питера в сердце.
легче будет говорить. Эта история началась в августе 1883 года.
Питер Кери был хозяином "Морского единорога", а я у него --
запасным гарпунщиком. Мы выбрались из торосистых льдов и шли
домой. Встречный ветер трепал нас, а шторм не унимался целую
неделю. Вдруг натыкаемся на маленькое суденышко: оно дрейфует
на север. Всего экипажа один человек, да и тот не моряк.
Остальные, бывшие в этом суденышке, решили, что оно пойдет ко
дну, уселись в шлюпку и пошли к норвежскому берегу. И должно
быть, все до одного потонули. Так вот, мы этого человека взяли
к себе на судно. Они с капитаном долго толковали в каюте. Весь
его багаж, принятый к нам на борт, состоял из одной жестяной
коробки. Насколько мне известно, имени этого человека ни разу
никто не назвал. На вторую же ночь он исчез, будто его и вовсе
не бывало. Болтали, будто он или сам бросился в воду, или упал
за борт -- в ту ночь разыгралась сильная буря. Только один
человек знал, что с ним случилось, -- это был я. Потому что в
глухую темную ночь, за два дня до того, как мы миновали маяки
Шотландских островов, я собственными глазами видел, как капитан
схватил его за ноги и сбросил в море.
будет дальше. Пришли мы в Шотландию. Дела этого никто не
поминал, да никто ни о чем и не спрашивал. Погиб человек
случайно, и никому это не интересно. Вскоре Питер Кери вышел в
отставку, и только спустя много лет мне удалось узнать, где он
поселился. Я сообразил, что он взял грех на душу ради той
жестяной коробки. Ну, думаю, теперь он мне заплатит как
следует, чтобы я держал язык за зубами,
что он живет здесь, и приехал, чтобы выжать из него кое-что. В
первую ночь он держался благоразумно: пообещал мне такую сумму,
что я на всю жизнь был бы избавлен от моря. Окончательно
договориться мы должны были через две ночи. Я пришел -- вижу,
он уже пьян и настроение у него самое гнусное. Мы сели, выпили,
поговорили о старых временах. Чем больше он пил, тем меньше мне
нравилось выражение его лица. Я заметил гарпун на стене:
пожалуй, думаю, он мне понадобится. А того наконец прорвало:
ухватил он большой складной нож и полез на меня, изрыгая слюну
и ругань. Я по всему видел, что он готов на убийство. Но не
успел он раскрыть нож, как я пригвоздил его гарпуном к стене.
Боже, как он заревел! Его лицо до сих пор не дает мне уснуть...
Кровь лилась ручьем, а я стоял и ждал. Но кругом было тихо, и я
успокоился. Огляделся -- вижу: на полке жестяная коробка. У
меня на нее такое же право, как у Питера Кери, поэтому я взял
ее и вышел из хижины. И сдуру забыл на столе свой кисет.
истории. Только я выбрался на воздух, как вдруг слышу чьи-то
шаги. Я засел в кустах. Смотрю, к хижине пробирается человек.
Вошел в нее, закричал, как полоумный, и пустился бежать со всех
ног, пока не пропал из виду. А я всех перехитрил: прошагал
десять миль пешком, в Танбридж-Уэллсе сел на поезд и приехал в
Лондон.
Ничего там не было, кроме бумаг, которые я не решился продать.
Я потерял власть над Черным Питером и очутился на мели в
Лондоне без единого шиллинга. У меня оставалось только мое
ремесло. Я увидел эти обгявления о гарпунщиках и большом
жалованье и отправился к морским агентам, а они послали меня
сюда. Вот все, что мне известно. И хоть я прикончил Черного
Питера, но правосудие должно благодарить меня -- я сэкономил
правительству расход на пеньковую веревку.
и закуривая трубку.--Я думаю, Хопкинс, вам следует, не теряя
времени, препроводить арестованного
камеру, мистер Патрик Кэрнс занимает слишком много места на
нашем ковре.
Хопкинс. -- До сих пор я не понимаю, как вы достигли такого
успеха.
я раньше о записной книжке, она, может быть, так же сбила бы
меня с толку, как и вас. Но все, что я слышал об этом деле,
вело только в одном направления. Огромная силища, уменье
пользоваться гарпуном, бутылка рома, кисет из тюленьей кожи с
крепким табаком -- все это указывало на моряка, причем на
китобоя. Я был убежден, что инициалы "П.К." -- простое
совпадение. Кисет не принадлежал Питеру Кери, потому что тот
редко курил и в его "каюте" не нашли трубки. Вы помните, я
спрашивав, были ли в "каюте" виски и коньяк. Вы ответили, что
были. Но кто, кроме моряка, станет пить ром, когда под рукой
есть коньяк или виски? Да, я был уверен, что это моряк.
быть только из числа тех, кто плавал вместе с Кери на "Морском
единороге". Насколько мне было известно, капитан на другом
судне не плавал. Я затратил три дня на телеграммы в Данди,
чтобы установить имена команды "Морского единорога" в 1883