были уже практически "в ноль". Один из них ответил на замечание пограничного
офицера:
подтверждение своей мысли.
они там строят?") дружно блевала и материлась. Андрей почувствовал, как его
прекрасное настроение начинает понемногу портиться...
Лена (Андрей узнал ее голос) объявила через динамик температуру воздуха за
бортом. В Адене было тридцать пять градусов выше нуля.
светлой рубашке с галстуком. Насчет галстука его в Генштабе предупреждали
особо - мол, если кто прилетает без галстука, то такого могут чуть ли не в
тот же день выслать обратно в Союз как не справившегося с задачами
командировки. Обнорский, правда, подозревал, что полковник-направленец в
Десятом управлении, давая ему такие инструкции, мог просто хохмить (а чего
же не поглумиться над салагой, который всему верит: скажи ему в противогазе
полететь - полетит ведь), но рисковать на всякий случай не стал. Кстати
сказать, в самолете он единственный и был в галстуке, но он также был
единственным, кто летел от "десятки" - все остальные пассажиры явно летели
от каких-то других контор. Еще во время пограничного контроля Обнорский
обратил внимание на то, что у него одного на руках служебный, синий паспорт,
а у всех остальных - красные, общегражданские. Синий паспорт, выданный в
"десятке", украшала на первой странице следующая надпись: "Предъявитель
этого паспорта является гражданином СССР, командированным за границу. Всем
гражданским и военным властям СССР и дружеских государств пропускать
беспрепятственно и оказывать содействие предъявителю". Направленец, выдавая
Обнорскому паспорт, прочел эту надпись вслух, после чего добавил: "Терять
этот документ я тебе очень не советую, парень. Возникнут проблемы..."
была на месте, рядом с ней был маленький листочек - прикрепительный талон в
местную "физкультурную организацию", полученный Обнорским в ЦК вместо
сданного на хранение комсомольского билета (деятельность политических партий
среди иностранцев за границей была запрещена, поэтому партийные ячейки за
кордоном именовались "профсоюзными организациями", а комсомольские -
"физкультурными").
на выход. Андрей посмотрел в иллюминатор, пытаясь понять причину задержки
летном поле толпились какие-то люди в темных рубашках и пестрых юбках. Они
выстроились в некое подобие шеренги и, казалось, чего-то ждали. Наконец
из-под самолета выкатилась платформа, на которую был водружен какой-то ящик.
Шеренга пришла в волнение, забурлила, люди размахивали руками и что-то
кричали. "Да ведь это гроб, - дошло до Обнорского - Ни хрена себе... Значит,
мы с покойником сюда летели..."
Обнорский, прильнувший к иллюминатору. Соотечественники дружно обматерили
коллегу за карканье, но настроение у всех как-то сразу упало.
последним. У трапа стояла Лена.
рассмеялись.
помялся немного, но спрашивать номер телефона в такой ситуации было,
конечно, нелепо. Поэтому он тряхнул головой и выпалил:
губами к теплой нежной щеке девушки и кубарем скатился с трапа.
уже не разобрать.
судьба с судьбой красивой стюардессы по имени Лена, он счел бы этот рассказ
бредом сумасшедшего. Может быть, не так уж и плохо, что обычные люди не
могут предугадать даже ближайшего своего будущего. Иначе жить на белом свете
было бы очень страшно...
мокрым. Казалось, он попал в баню, причем не в финскую сауну, а во влажную и
душную русскую парную. Рубашка и джинсы мгновенно прилипли к телу, а
дурацкий галстук, казалось, стал самопроизвольно затягиваться на шее.
чемодан и огляделся.
перед низеньким маленьким строением, совсем не похожим на международный
аэропорт. На какое-то мгновение в душе Обнорского даже шевельнулось нелепое
сомнение: а в Аден ли он прилетел?
каким-то уверенным дядькам в светлых рубашках и штанах необычного покроя - в
Союзе такие на улицах еще не встречались.
синий документ, почему-то шарахнулись от него как от зачумленного.
отворачиваясь от Андрея. - После таможни...
сумку, побрел к зданию аэропорта. Перед входом в это неказистое строение
стоял маленький смуглый человечек в юбке, рубашке и вьетнамках на босу ногу.
Андрей решил приветствовать первого встретившегося ему йеменца по всем
правилам классического арабского, какому учили его в университете. Обнорский
говорил несколько минут, объясняя, что он только что прилетел из Союза, что
не знает, куда идти и что делать... По мере того как он говорил, лицо
кучерявого человечка в юбке все больше вытягивалось - казалось, он
напряженно пытался понять, чего хочет от него этот странный русский. Когда
Андрей умолк, заговорил абориген. Его речь была настолько непонятной, что
Обнорский едва не выронил чемодан. Несколько секунд Андрей и мужичок в юбке
тупо смотрели друг на друга, а потом как-то воровато разошлись в разные
стороны.
подрагивали после первого опыта общения на живом арабском языке.
приехал, называется...
удивленно оглянулся на Обнорского и остановился:
надеждой уставился на брюнета.
А ты-то кто такой?
сказали - здесь встретят... Брюнет удивленно покачал головой и протянул:
Нас никто и не предупреждал, что ты прилетаешь... Повезло тебе, что меня
зацепил. А то куковал бы тут долго. Переводчик, значит... Ну а я - твой
начальник, референт Главного военного советника майор Пахоменко Виктор
Сергеевич.
рубашку.
виновато кивнул - да, мол. практикант, виноват, исправлюсь.
советники уже осатанели... В стране черт знает что творится... Прислали -
три вагона практикантов да лейтенантов пяток... И тебя, такого красивого, в
довесок...
голову.
головой.
все выдержанные и спокойные... Не обижайся - не в тебе дело. Я не
сомневаюсь, что ты нормальный парень, и даже допускаю, что учился неплохо...
Штука в том, что для адаптации тебе потребуется время. И ты в этом не
виноват, как и все остальные, впрочем, тоже. Проблема в том, что у нас этого
времени нет. А против тебя лично я ничего не имею. Пока.
меня встретил. Паспорт твой где?
диалога между референтом и таможенным офицером (Андрей снова не понял ни
слова) в паспорте Обнорского появилась большая печать, а на багаж таможенник
даже не взглянул.
теснотой. Прямо на закиданном окурками полу сидели и лежали дети, мужчины в
юбках - футах и закутанные в черные балахоны женщины. Пахоменко уверенно