прусского монарха, теснят повстанцев. В разгар лета 1849 года завязывается
последнее сражение под стенами роштадтской крепости. Тринадцать тысяч
восставших баденцев сдерживают натиск прусского войска. Но слишком неравны
силы - пруссаков впятеро больше.
Разрозненные отряды инсургентов отходят к швейцарской границе. Их
прикрывает отряд коммуниста Августа Виллиха. Его адъютант - Фридрих
Энгельс, здесь же Фридрих Зорге и его братья. Они ведут арьергардные бои,
последними переходят границу Швейцарии.
Реакция торжествует, по всей Германии происходят суды и расстрелы.
Фридриха Зорге заочно приговаривают к смертной казни. Это было страшное
время. Тысячам борцов пришлось бежать. Многие эмигранты, отверженные своей
страной, прожив три года в близком изгнании, решили переселиться в
Америку, хотя бы временно. Их не влекли открытые к тому времени золотые
россыпи Калифорнии, - они не теряли надежды возвратиться в Германию, чтобы
снова жить и бороться. Так в Нью-Йорке появились немецкие эмигранты. Среди
них были братья Зорге, был их славный командир Август Виллих, Роберт Розе,
Фриц Якоби... Многие из них работали с Марксом в Германии. Приехал и
отставной офицер-артиллерист Йозеф Вейдемейер. Они создали "Пролетарскую
лигу", во главе которой через несколько лет стал Фридрих Зорге. В лигу
вступили семнадцать немецких эмигрантов-марксистов. Они объединились на
американской земле с другими марксистами, эмигрировавшими из Европы.
Объединились и продолжали бороться.
"Пролетарская лига" ширилась, в Нью-Йорке возник Коммунистический
клуб, тоже возглавляемый Зорге. В то время в Соединенных Штатах
разгоралась борьба за устранение рабства. Когда началась война Юга и
Севера, немецкие коммунисты оказались в первых рядах северян, сражавшихся
за освобождение негров.
В армии Севера половину солдат составляли рабочие. Герои Баденского
восстания заняли командные посты в освободительной армии Авраама
Линкольна. Генералом стал Август Виллих, тот, что сражался с немецкой
контрреволюцией под стенами роштадтской крепости. Йозеф Вейдемейер, первый
руководитель марксистской "Пролетарской лиги" в Соединенных Штатах,
сформировал отряд добровольцев, стал полковником армии Севера и погиб в
бою. В сражении под Фридерихсбургом был убит Фриц Якоби...
Честно воевал за правое дело Роберт Розе, не щадил крови и сил
Фридрих Зорге.
Еще шла война на американском континенте, когда в Европе родилось
международное объединение рабочих, названное Первым Интернационалом. Во
главе его стал Карл Маркс. Прошло еще несколько лет, и Генеральный совет
Международного товарищества рабочих переселился в Нью-Йорк. Его
генеральным секретарем по рекомендации Маркса становится Фридрих Зорге.
Шли годы, десятилетия, рушились надежды возвратиться в Европу, но
Фридрих Зорге и его товарищи никогда не порывали связей с Германией. Одной
из таких связей была переписка Зорге с Марксом и Энгельсом. Она
продолжалась десятки лет, и Фридрих Зорге, хранивший всю жизнь дорогие для
него письма, опубликовал их незадолго до своей смерти.
Рихард читал их в немецком и в русском издании с предисловием В. И.
Ленина, но еще до этого многое рассказывала ему мать. Давным-давно она
показала Рихарду письмо деда, в котором он вспоминал о последних годах
переписки с Марксом. К довершению невзгод и лишений на Маркса свалились
тяжелые удары судьбы - умерла жена, а вскоре, почти следом за ней, и его
старшая дочь Женни. Как только Зорге узнал о горе, постигшем Маркса, он
отправил ему письмо, которое подписали и члены его семьи - жена,
преданная, заботливая Катрин, и сын, тогда еще подросток, Адольф, будущий
отец Рихарда Зорге. Семейство Зорге приглашало Маркса переселиться к ним в
Америку. Они обещали внимание, заботу, любовь - все, все, пусть только
приезжает... Но Марксу не довелось воспользоваться радушием друзей, вскоре
он умер.
И еще одно письмо вспомнилось Рихарду... В семье деда не все было
благополучно, его тревожила судьба сына. Адольф рос типичным молодым
американским бизнесменом, который не желал иметь ничего общего с идеями
отца, идеями людей, участвовавших в революции, в борьбе Севера с Югом. В
семье нарастал конфликт. В самом конце столетия Фридрих Зорге написал о
своих огорчениях Энгельсу, писал, что сын его работает инженером и намерен
уехать в Европу.
Рихард невольно усмехнулся, подумав об этом эпизоде. Как меняются
роли! Дед огорчался, тяжело переживал, что сына развратила американская
жизнь, что он стал бизнесменом, таким далеким от революции. Но Рихард
помнит и другое - огорчения своего отца, который стремился сделать из
Рихарда предпринимателя-коммерсанта. А он, как и дед, стал революционером,
и мать была на его стороне...
Погруженный в эти мысли, Рихард медленно шагал по городу, отыскивая
нужную ему улицу. Он нашел ее, нашел и тот дом, в котором жил Маркс, -
высокий, с колоннами, с каменными мансардами и сводчатыми проемами окон.
Здесь и сейчас был пансион. Рихард прошел мимо подъезда вверх по улице,
вернулся назад. Вдруг подумал: "А зачем это? Нужен ли этот поиск, который
он предпринял? Наивный романтик?" И Рихард сам же ответил себе: "Да,
романтик!.. Или, точнее, хранитель революционных традиций!.."
Зорге гордился своим дедом, его дружбой с людьми, которые определили
и его, Рихарда, мировоззрение. Взгляды младшего Зорге сформировались не
сразу. В борьбе отца с дедом за Рихарда Зорге мог одержать верх
коммерсант, делец. Этому воспрепятствовало многое, главное - жизнь, война,
революции, заочное знакомство Рихарда с дедом через полвека...
Рихард вновь тепло подумал о матери - он обязательно навестит ее в
Гамбурге. Иначе когда же еще они свидятся?
Он посмотрел на часы: времени было достаточно, но все же пора на
вокзал...
А через месяц, 6 сентября 1933 года, немецкий корреспондент Рихард
Зорге прибыл в Иокогаму. Чуть прихрамывая, он сошел по трапу на берег, в
многоголосый шум порта.
Так вот она - Япония...
2. РАМЗАЙ ВЫХОДИТ НА ПЕРЕДНИЙ КРАЙ
Первые месяцы после приезда в Токио Рихард Зорге жил в "Санно-отеле",
гостинице средней руки, которая не могла, конечно, тягаться с
"Империалом", но имела репутацию вполне солидного заведения. Гостиница с
несколько тесноватыми, на японский манер, номерами, стояла в стороне от
шумной Гинзы и в то же время не так уж далеко от нее, чтобы обитатели
отеля могли чувствовать оторванность от городского центра.
В "Санно-отеле" останавливались главным образом деловые люди,
прибывшие в Японию ненадолго, туристы, журналисты, военные - люди самых
различных профессий среднего достатка. Именно такая гостиница больше всего
устраивала журналиста, впервые приехавшего в Японию и не завоевавшего" еще
признания читателей.
На первом этаже, рядом с лоби - просторным гостиным залом,
разместился портье с неизменными своими атрибутами - полками для ключей,
пронумерованными, как рулетка, громоздкими книгами для записи приезжающих,
коллекцией телефонов на полированной стойке. Рядом суетились услужливые
бои в жестких картузиках с позументом; бои мгновенно угадывали и выполняли
любое желание клиентов.
Был здесь еще один завсегдатай - человек неопределенной наружности и
возраста. По утрам, когда Зорге спускался вниз и подходил к портье, чтобы
оставить ключи, этот человек либо мирно беседовал с портье, либо
сосредоточенно перелистывал книгу приезжих. Он вежливо кланялся Зорге и
потом, нисколько не таясь, неотступно следовал за ним, куда бы тот ни
направлялся. Он часами ждал Рихарда у ворот германского посольства, в
дверях ресторана или ночного клуба, куда заходил Зорге, потом сопровождал
его до гостиницы и исчезал только глубокой ночью, чтобы рано утром снова
быть на посту.
Это был "ину", в переводе "собака", полицейский осведомитель,
приставленный к иностранцу или подозрительному японцу. Всегда молчаливый и
вежливый, он тенью ходил следом, ни во что не вмешивался, ни о чем не
спрашивал. Он только запоминал, что делает, где бывает его подопечный.
Иногда этого плохо одетого человека сменял другой - молодой и
развязный. Иногда за журналистом следовала женщина с ребенком за спиной.
Появлялись какие-то другие люди, с безразличным видом крутившиеся рядом. У
себя в номере Зорге обнаруживал следы торопливого обыска: кто-то рылся в
его чемодане. Это была система тотального сыска, надзора за всеми
подозрительными людьми. А подозрительными считались все, кто приезжал в
Японию.
Однажды зимой, когда стояла холодная, промозглая погода и ветер
швырял на землю мокрый снег с дождем, Рихард пожалел своего безответного
спутника. Веселая компания журналистов направлялась в "Рейнгольд" -
немецкий кабачок на Гинзе. Зорге уже познакомился со многими
корреспондентами, с работниками посольства, с членами германской колонии,
которая в те годы насчитывала больше двух тысяч человек. Новичка
журналиста охотно посвящали в токийскую жизнь, водили вечерами в чайные
домики и японские кабачки. Но нередко предпочтение отдавалось немецким
заведениям, где можно было есть сосиски с капустой, наслаждаться баварским
пивом, чокаться глиняными кружками под крики "Хох!" и непринужденно
болтать о чем вздумается.
Уже смеркалось, когда они свернули в маленькую улочку, густо
завешанную круглыми цветными фонариками, множеством, светящихся вывесок,
вспыхивающих иероглифов. Казалось, что стены улицы фосфоресцируют в густой
пелене падающего снега.
Зорге приотстал от компании и пошел рядом с осведомителем.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Хирано...
- Послушай, Хирано-сан, тебе ведь очень холодно. - Зорге обвел