Чтение 5–й страницы книги ~Не приведи меня в Кенгаракс~

от людей деньгу отымают, а это уже грешно. Они, как это... слово хорошее
из газет есть... - наживаются. А наживательство и деньгодобыча - штуки
разные. Наживаться оно везде можно, а добывать только там можно, где людей
мало и честности много... Так и сынок мой думает.

- Давайте-ка, я у вас почищу, - подошел дворник и сосредоточенно
запустил метлу под лежанку, на которой сидела Клавдия Николаевна. -
Надолго прибыли? - не отрывая взгляда от бетонного пола, глухим голосом
спросил он.

- Одну-две сутки погостим, - ответила бабушка.

- Токо не сорите. У нас чисто, - мужик выпрямился, гордо, свысока
глянул на выметенный из-под лежанки мелкий сор, потом перевел взгляд на
гостей.

- Да, - закивала головой Клавдия Николаевна. - Тута всегда чисто. Не
то, что в городах, где сплошь люди.

- Место чистое, и люди оттого чистые здесь, - согласился мужик.

Он присел на лежанку, потрогал рукой свою неровно обрезанную густую
бороду и провел внимательным взглядом по лицам гостей.

- А вы до кого? - спросил дворник.

- До сынка приехала, до Пашки.

- А-а, к Павлу... - мужик задумался. - Он здесь. Честный и не сорит.
Тут нынче мало постояльцев-то осталось. Кое-кого я сам попер с гостинки.
Ишь, думали, себе вечное лето устроить - пригрелись, а делать ничего не
хотели. Я их в три шеи. Как там у нас всегда было: "кто не работает - тот
не живет!"

- Да не так! - перебил дворника Радецкий.

- Ну, по словам может чуток и не так, а по смыслу именно это и
говорилось. Уж я-то помню.

- А сколько вам тут как дворнику платят? - поинтересовался Радецкий.

- А зачем мне платить?! Я, как и обещано было, без денег живу. Мне че
надо? Одежда есть, пропитание есть, а радость - от работы получаю. Ведь
только здесь наконец смог заняться любимым делом.

- Это подметательством?! - ухмыльнулась Клавдия Николаевна. - И давно
подметаешь?

- Я здесь уже больше тридцати лет, с пятьдесят пятого. А вообще
дворником с тридцать третьего считался, но разве тогда давали поработать?

- А че, не давали? Дворникам завсегда работа была. Мусора все одно
всего не выметешь!

- А! - мужик недовольно скривился и махнул рукой. - По месяцу бывало
не давали метлу в руки взять. Только встать спозаранку соберешься, а тебя
уже будят и будьте-тебе-любезны-понятым-к-жильцамвашего-уличного-участка!
Отвоевал потом, думал: вот теперь сколько работы, война ведь только то и
делает, что везде сорит, обломки и от людей, и от вещей оставляет. Так нет
же. И после войны то же самое. Не выдержал я, вот и пустился подале от
столицы. Сначала с какими-то выселенцами ехал, а потом сам пробирался и
вот...

Дворник опять потрогал бороду, недовольно нахмурился.

- У вас зрячесть хорошая? - спросил он Турусова.

- Он у нас слепой, - вставил Радецкий. - А у меня зрение что надо.

- Ну, вот тогда сделайте доброе дельце, - дворник протянул Радецкому
большие портняжьи ножницы. - Обрежьте ее ровненько, а то я там
понакуролесил без зеркала.

Мужик задрал бороду кверху, чтобы Радецкому было удобнее, и
продолжил:

- Я б тут и опосля смерти остался бы. Чем не рай?! Жаль, что
нельзя...

- После смерти нельзя? - улыбнулся Турусов.

Неподвижно сидящий дворник только глазами покосил в сторону
сказавшего.

- Даже до смерти нельзя. Умирать здесь не положено, - пояснил он. -
Места для умирания нет, здесь только для жизни место.

- Вы хотите сказать, что кладбища нет? - спросил Турусов виноватым
голосом.

- Да не, оно-то маленькое есть, там, в углу. Не совсем, конечно,
кладбище... - мужик не глядя ткнул рукой в противоположный угол площадки.

- Все, порядок! - Радецкий щелкнул ножницами и выпрямил позвоночник.

Дворник потрогал бороду и остался доволен.

- Молодец! Стригун, что ли?

- Нет, я по другой специальности. А что там у вас за кладбище? -
после Турусова заинтересовался Радецкий.

- Пошли! - дворник бодро поднялся, струшивая на бетон обрезанную
шерсть бороды.

- Идите, поглядите! - напутствовала Клавдия Николаевна. - Нам о
смерти еще не время радеть.

Турусов, Радецкий и дворник вышли на край площадки и склонились над
выбитым неровными буквами в бетоне списком фамилий, инициалов и дат,
вмещающих человеческие жизни.

- Тут урны замурованы? - догадался Радецкий.

- Какие урны! Здесь мертвых не бывает. Они ж сами, как поймут, что
жизнь кончается, так сами себя тут запишут и уходят с факела.

- Так это же не кладбище! - Турусов непонимающе пожал плечами. -
Зачем оно?

- Эх, профессор, - вздохнул Радецкий, - это же летопись, это история
"факела", именно этого, а не другого "факела". Убери ты отсюда это
кладбище, и все: будет витать "гостиница" в облаках - ни людей, ни эпохи,
словно и нет ее вовсе. А тут же, читай! "Феоклистов Г.В. 1938-1982";
"Борисоглебский А.В. 1914-1967". Есть кладбище, значит, и история, и
прошлое у этого места есть.

- Так, может, кладбище и есть история? - ехидно спросил Турусов.

- В некотором смысле. Кладбище - доказательство существования
истории.

- Да пошто вам эта история! - перебил их дворник. - Главное - память.
Что она вмещает, то и было на самом деле, а остальное: хочешь верь, не
хочешь - не верь. Неважно все остальное. Вот этих я всех знал, - он кивнул
на выбитый в бетоне список. - А вон того, Лапкина... так я даже за него и
фамилию, и даты выбивал. Он-то сам руки отморозил до мертвоты и как бы уже
без них жил. Висят две жерди высохшие, а его не слушаются. Вот и решил он
уйти. Сказал, что чувствует, мол, пора...

Дворник внезапно оборвал свою речь и прислушался.

- Звери што ли? - прошептал он.

- Люди, - сказал Радецкий, расслышавший далекие человеческие голоса.

Там, где кончалось тепло - начиналась темнота. Как раз по кромке
снега. Как ни всматривались дворник и двое постояльцев в темноту, а ничего
разглядеть не могли.

Через несколько минут из темноты, как сквозь стенку, появились двое
насупленных бородатых мужчин с обмороженными лицами и заиндевевшими усами
и бровями.

Они подошли как можно ближе к трубе и принялись растирать каждый себе
подмерзшие щеки.

- Вечер добрый! - окликнул их дворник.

- Угу! - промычал кто-то из них.

- Откуда такие подмерзшие? - спросил дворник.

- С соседнего "Факела", - ответил один, борода которого при ближнем
рассмотрении оказалась рыжей. - Едва дошли, сплошные сугробины по тайге.

- В работу али так пришли? - дворник спрашивал хрипловатым голосом,
будто старался выглядеть посуровее.

- Да я же почтальон, а этот не из наших, чужой, - рыжебородый кивнул
на второго, который был помельче телом и бородка у него оказалась редкой,
с трудом пробившейся сквозь сухощавую кожу щек и подбородка. - Тут письмо
уже третий год ношу по факелам, никак адресата не отыщу. Уже раза четыре
опаздывал к нему.

- А как твоего адресата звать-то? - дворник смягчил голос.

- Смуров...

- Был такой, - кивнул дворник. - Сашка Смуров. Еще недавно был и
ушел.

- Опять опоздал! - чуть не заплакал почтальон. - А куда ж он подался,
на какой "Факел"?

Дворник развел руками.

Турусов задумчиво смотрел на "кладбищенский" список и вдруг обратил
внимание на надпись "Смуров А.П. 1942-1986".

- Так вот же он! - крикнул Турусов. - Здесь в списке!

- А шо ж он сам то... - дворник ошарашенно выпучил глаза. - Ни мне не
сказал... А ну, где он там...

Дворник подошел к списку, склонился, изучая.

- Так и есть. Последним уходил... Хоть бы сказал, что насовсем...

- Значит, адресат выбыл, - вздохнул почтальон. - Что ж теперь?

- Эй, там не Пашка? - крикнула, подходя торопливым шагом, Клавдия
Николаевна.

- Да не, - ответил ей дворник. - Это почтальон с кем-то. Письмо
принес...

- Кому? - запыхавшаяся бабуся остановилась рядом.

- Да уже некому! - махнул рукой дворник.

- Возвращать придется, - безрадостно покачал головой рыжебородый
почтальон. - А где этого, который послал, искать? Опять по "Факелам"
шастать!

- А ты не переживай, сынок! Неча так серьезно ко всему! Сожги или
выкинь его и дело в порядке.

- Нельзя, - враз посерьезнел почтальон. - Тот-то будет думать, что
получил адресат его письмо, а вдруг там что важное?

- Так возьми и прочитай! - подсказала Клавдия Николаевна.

- Это не по-честному! - недовольно проговорил дворник. - Так даже