первой встречи. "Здесь все друг друга знают". Она сама не предполагала
тогда, насколько была права.
рекламном агентстве.
прекрасный аналитический ум, и он разбирался в людях, пожалуй, лучше, чем
все его коллеги. А теперь его больше нет.
***
проигрывателя. Музыка окутывала их томными струями, заглушая шум прибоя.
Жюстина задрожала, когда Николас коснулся ее руки и вывел на веранду. Но он
поступил правильно - только так и надо было поступить. Жюстина любит
танцевать. А во время танца ему разрешено касаться ее, хотя ведь совершенно
очевидно, что танец - это та же эротика, только вытесненная в подсознание.
Какая разница? Главное, что она с ним танцует.
панцирь благопристойности и наружу вырывалась неудержимая страсть. Казалось,
музыка освобождала Жюстину от каких-то оков, от внутренних запретов, от
страхов - и не столько перед ним, перед мужчинами вообще, как перед собой.
Касаясь Николаса своим плечом, Жюстина рассказывала ему:
моя сестра уходила на свидания, я проглатывала одну книгу за другой.
Забавно, но это быстро прошло. Вернее, я продолжала читать, но уже не все
подряд - очень скоро стала довольно разборчивой. - Девушка рассмеялась
звонким счастливым смехом, поразившим Николаса своей искренностью. - О, у
меня были разные пристрастия! Сначала книги Тримейна о собаках, потом Ховард
Пайл - я была без ума от его "Робин Гуда". Однажды, когда мне было около
шестнадцати, я открыла для себя де Сада. Естественно, этот плод был
запретным и потому манящим. Книги де Сада действительно поразили меня. И
тогда мне пришла в голову фантастическая мысль: родители назвали меня
Жюстиной под впечатлением от его творчества. Когда я стала старше и спросила
об этом свою мать, она ответила: "Знаешь, просто мне и твоему отцу нравилось
это имя". Думаю, здесь проявились ее европейские симпатии; она ведь была
француженка. Но в ту минуту... как я пожалела о своем вопросе! Насколько моя
фантазия была красивее действительности! Впрочем, чего стоило ожидать or
моих родителей - они оба были, в сущности, пошлыми людьми".
на ее щеку, словно мазок кисти художника.
***
массивным подбородком и суровым взглядом. Под снимком подпись: "Стэнли Дж.
Теллер, начальник полиции, 1932-1964". Рядом красовалась репродукция картины
Нормана Рокуэлла "Тропа".
пустовавшую в это время дня.
около? - Лейтенант Рэй Флорам явно нервничал. - Что особенного в этом
утопленнике?
проговорил Док Дирфорт. - Этот человек умер не от утопления - он задохнулся
в воде.
предметом постоянных шуток среди полицейских, впрочем, довольно безобидных и
благодушных. Флорам был начальником полиции Уэст-Бэй-Бридж. Его полнощекое
загорелое лицо венчал нос картошкой, украшенный фиолетовыми прожилками;
светлые с проседью волосы были коротко подстрижены. Коричневый костюм
лейтенант носил только в силу необходимости: будь его воля, он ходил бы на
работу во фланелевой рубахе и старых брюках.
ясно. Совершенно ясно. Настолько ясно, чтобы в моем рапорте не было никаких
неточностей. Потому что кроме полицейского управления штата, куда, как вам
известно, я должен отправить копию рапорта, кроме этих сукиных детей, я
должен буду связаться с окружным полицейским управлением, и эти подонки
скорее всего заявят, что мы должны передать дело им. Более того, теперь,
когда вы утверждаете, что это - убийство, сюда примчится Фаулер из окружной
клиники и начнет требовать, чтобы я поскорее закончил расследование и забрал
у него труп - ведь у его людей столько работы!
этой проклятой политики, а им просто неймется впутать меня в свои делишки.
Кого волнует, хороший я полицейский или нет!
раскладывать на столе стопку черно-белых фотографий, на которых Дирфорт
безошибочно узнал тело утопленника.
не будет вас беспокоить, по крайней мере, некоторое время.
фотографии.
продолговатую лупу, - что никто не знает об этом... убийстве, кроме нас
двоих?
тасовать отпечатки как колоду карт, пока наверху не оказалась фотография
головы и груди утопленника крупным планом. - Самый обычный утопленник.
скрестил руки на необъятном животе.
- Даже такой хороший патологоанатом, как Фаулер, мог пропустить одну
маленькую деталь. - Флорам хмыкнул, но промолчал. - В груди этого человека,
с левой стороны, есть крохотное отверстие; его вполне можно принять за
царапину, которая образовалась при ударе о камни, - но это не так. Я взял
анализ крови в нескольких местах, в том числе из аорты, потому что именно
там скапливаются такого рода яды. В других местах яд не обнаруживается, то
есть, он был вымыт из системы кровообращения примерно через двадцать минут
после наступления смерти. Понятия не имею, как это могло произойти. Это
очень необычный яд сердечно-сосудистого действия.
нужно еще кое-что проверить. Похоже, что предмет, которым была проколота
грудина, все еще находится внутри тела.
листки полицейского протокола. - Покойного звали Барри Бром; он служил в
рекламном агентстве Голдмана в Нью-Йорке. Такое зверское убийство. Но с
какой стати? Он жил здесь один. У него не было ревнивой жены или
любовника... - Флорам рассмеялся. - Мы уже связались с его сестрой в Куинсе.
Обыскали его дом на побережье. Ничего. Никаких признаков взлома или
воровства. Его машина стоит на месте - во дворе перед домом. Совершенно не
за что уцепиться...
боялся с тех самых пор, как обнаружил колотую рану и взял анализ крови из
сердца покойника. "Этого не может быть", - уверял себя Дирфорт, в то время
как результаты анализов неумолимо подтверждали обратное. "Этого не может
быть", - повторял он будто заклинание. А теперь Дирфорт смотрел на себя как
бы со стороны, словно киноактер, который видит себя впервые на экране.
брюки; давно у него так не потели руки. - Я столкнулся с таким ядом очень
давно, когда служил в Азии.
сказать, что...
Земляной Андрей
Махров Алексей
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Никитин Юрий
Орлов Алекс