Чтение 5–й страницы книги ~Вторжение по сценарию~

Вне себя от ярости, он уже выскочил в коридор, когда услышал за спиной
голос Корнфлейка. Еле сдерживаясь, Бронзини обернулся и поглядел на
директора студии.

Сверкнув золотой коронкой, Корнфлейк изобразил на лице заискивающую
улыбку.

- Пока ты не ушел, Барт, не дашь ли мне автограф? Понимаешь, старушка
мама от тебя просто без ума.

Когда Бартоломью Бронзини снова заглушил мотор Харли-Дэвидсона, он был
уже в своем гараже на десять машин в Малибу. Поставив мотоцикл на место,
Бронзини направился в гостиную, выглядевшую, как церковь, отстроенная в
стиле "ар деко". Одна из стен была целиком увешана сделанными на заказ
охотничьими ножами. Три из них он использовал в качестве реквизита в фильмах
с Гранди, остальные были вывешены просто для коллекции. Всю другую стену
занимали картины Шагала и Магритта, купленные в качестве прикрытия от
налоговой инспекции.

Никто не верил, что Бартоломью Бронзини выбрал именно этих художников
потому, что они и в самом деле ему нравились, хотя так оно и было. Однако в
тот день он прошел мимо картин, даже не обратив на них внимания.

Бросившись на обитую испанской кожей кушетку, Бронзини почувствовал,
что попал в совершенно безвыходное положение. Кино было для него делом всей
жизни. А сейчас зрители смеялись над его героями-суперменами, которые еще
десять лет назад срывали у них бурю аплодисментов. Когда Бронзини снимался в
комедии, над его шутками никто не смеялся. И все, как один, удивлялись,
почему этот уличный мальчишка, ставший актером-миллионером, так несчастен.

Окинув комнату остекленевшим взглядом, Бронзини заметил, что на
автоответчике рядом с телефоном горит сигнальная лампочка. Когда он нажал на
кнопку, зазвучал голос его агента.

- Барт, детка, это Шон. Я весь день пытаюсь тебя поймать. Послушай,
возможно, у меня кое-что есть для тебя. Перезвони мне как можно скорее. И
помни, что я всегда с тобой.

- Конечно, когда я приношу тебе половину годового дохода

Услышав сообщение, Бронзини, наконец, пришел в себя. Потянувшись за
телефоном, он нажал на клавишу с надписью "Агент".

- Эй! Получил твое сообщение. Что случилось?

- Кое-кто хочет снять твой рождественский фильм, Барт.

- Кто именно?

- Нишитцу.

- Нишитцу?

- Именно. Они японцы.

- Послушай, хоть я, возможно, и попал в полосу неудач, но до того,
чтобы снимать дешевые зарубежные фильмы, я еще не опустился. По крайней
мере, пока. Впрочем, ты должен был сам об этом знать.

- Эти люди вовсе не дешевка. Большая компания. Просто огромная.

- Никогда о таких не слышал.

- Нишитцу - самый большой японский концерн во всем мире. Они занимаются
видеотехникой, компьютерами, фотоаппаратами. Именно они заполучили контракт
на производство японской версии F-16.

- F-16?

- Так мне сказал их представитель. По-моему, это фотоаппарат.

- Да нет же, это истребитель. Самая совершенная боевая машина на
вооружении США.

- Ого! Да это действительно солидная лавочка.

- Чертовски верно подмечено, - ответил Бартоломью Бронзини, впервые
заметив, что на передней панели автоответчика стоит надпись "Нишитцу".

- У них есть свободные деньги, и компания хочет заняться
кинопроизводством. Начать решили с твоего фильма. Так что они хотят
встретиться с тобой как можно скорее.

- Займись этим.

- Мы уже обо всем договорились. Ты сегодня же вылетаешь ночным рейсом в
Токио.

- Я не собираюсь лететь ни в какое Токио. Пускай приедут они.

- У них так не принято, ты же знаешь. Ты уже снимал для японского
телевидения рекламу ветчины.

- Не напоминай, - поморщившись, попросил Бронзини. Когда в кино дела у
него пошли неважно, он согласился сняться в нескольких рекламных роликах для
японского рынка, оговорив при этом, что они никогда не появятся на
американском телевидении. "Нэшнл Инквайрер" опубликовал по этому поводу
заметку под названием "Бронзини идет работать на скотобойню".

- Так вот, компания, выпускавшая ветчину - одно из дочерних предприятий
Нишитцу. Эти ребята успели влезть почти во все отрасли производства.

Бронзини заколебался.

- Так они хотят снять фильм по моему сценарию, а?

- И это еще не самое интересное. Они предлагают тебе миллион долларов
за исполнение главной роли. Можешь себе такое представить?

- А сколько получится, если перевести миллион йен в доллары?

- В том то и дело, что они платят в долларах. Как ты думаешь, может эти
японцы просто спятили?

Первой реакцией Бронзини было:

- Столько не платят ни одному актеру в мире!

Через секунду он спросил:

- А как с уплатой налогов?

- Они говорят, что это сумма гонорара чистыми. Знаю, звучит
неправдоподобно, но...

- Это и есть полная чушь, и ты сам прекрасно это понимаешь. Я не
собираюсь в это влезать.

- Но Барт, детка, дальше - больше. Режиссером фильма будет Куросава.

- Акиро Куросава? Да это же великий режиссер, черт его подери! Я
что угодно отдал бы, чтобы с ним работать. Это просто не может быть правдой!

- Пара условий все же имеется, - признал Шон. - Они хотят немного
подредактировать сценарий. Всего пара незначительных изменений. Знаю, знаю,
обычно за сценарий отвечаешь только ты, но, послушай, Барт, хотя рыбки
вокруг плавает порядком, клюнула только эта.

- Можешь не говорить. Я только что вернулся из Дворф-Стар.

- Ну и как?

- Вышел скандал.

- Надеюсь, ты не стал в очередной раз рвать рубашку на груди?

- Я потерял голову. Такое иногда случается.

- Сколько раз мне тебе повторять, что это уже не срабатывает.
Мускулистые супермены остались далеко в восьмидесятых. Ну да ладно, что
сделано, то сделано. Так ты летишь на этом самолете, или нет? Подожди,
прежде, чем ты ответишь, должен тебя предупредить: или ты примешь их
предложение, или стоит подумать над фильмом "Ринго-6: Живой мертвец".

- Только не это, - ответил Бронзини, горестно рассмеявшись. - В студии
я провел чуть ли не больше раундов, чем Мохаммед Али. Что ж, думаю, в моем
положении выбирать не приходится.

- Отлично, я все устрою. Запомни, я с тобой. Чао.

Бартоломью Бронзини повесил трубку. Бросив взгляд на телефон, он
заметил, что хотя тот и назывался "Манга", эмблема корпорации совпадала со
значком Нишитцу, стоявшим на автоответчике.

Включив компьютер, Бронзини принялся печатать указания своей
многочисленной прислуге. Попутно он обнаружил, что на клавиатуре тоже стоит
слово "Нишитцу".

Раскатисто рассмеявшись, он произнес вслух:

- Как здорово, что войну выиграли все-таки мы.

Бартоломью Бронзини и не подозревал, какая ирония заключалась в этой
его фразе.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Его звали Римо, и он во что бы то ни стало собирался убить
Санта-Клауса.

Над Колледж-Хилл, с которого открывался вид на Провиденс, штат
Род-Айленд, шел снег. Крупные белые хлопья опускались на землю с легким
шелестом, различить который мог только человек, обладавший таким острым
слухом, как у Римо. Снег пошел совсем недавно, однако под ногами у него уже
лежал нетронутый белый покров.

Когда Римо двинулся вперед, снег за его спиной оставался таким же

девственно-чистым - его итальянские мокасины не оставляли ни малейших
следов. Римо шел по пустынной Бенефит-стрит, двигаясь мягко и бесшумно, как
кошка. Его белая футболка совершенно сливалась со снегом, и только худые
руки с необычно широкими запястьями порой просвечивали сквозь падающие
снежинки. Спортивные штаны, довершавшие костюм Римо, были серого света, но
из-за налипшего на них снега тоже казались почти белыми. Благодаря такой
маскировке Римо был почти невидим.

Однако никакая маскировка не могла объяснить тот факт, что он не
оставлял за собой следов.

Остановившись посредине улицы, Римо обвел взглядом безмолвные ряды
ухоженных домов, выстроенных в колониальном стиле, с характерными
полукруглыми окнами на дверьми. На Бенефит-стрит не было ни одной машины -
было уже начало двенадцатого, а в Провиденс ложатся спать довольно рано.
Однако сейчас, за неделю до Рождества, вовсе не привычный распорядок дня
заставил жителей этого обособленного города разойтись по домам так рано. Они
боялись - боялись Санта-Клауса.

Римо снова двинулся вперед. На том месте, где он только что
останавливался, остались два явственных отпечатка ног, однако дальше следы
не вели. Если бы Римо оглянулся и заметил это сверхъестественное явление, на
его скуластом лице возможно, отразилось бы удивление. Нет, вовсе не из-за
таинственного отсутствия следов - ведь он привык, что под его шагами ни одна
песчинка, ни один лист не зашуршат и не сдвинутся с места. Его мог бы