Чтение 5–й страницы книги ~Завещание профессора Яворского~

селектору Катю:

- Меня нет и сегодня уже не будет.

Какое-то время смотрел на Галину, не то собираясь с мыслями, не то
пытаясь отрешиться от них. Потом улыбнулся, спросил:

- Где успела так загореть?

- На горке, - удивилась вопросу Галина. - Рядом с нашим домом есть
горка, и мы с соседкой каждое утро бегаем по ней. Вместо физзарядки.

- Завидное дело! А я, признаться, давненько не бегал, разве что за
трамваем, когда на работу опаздываю, - затем сказал уже серьезно. - Ну,
выкладывай, что там у тебя.

Выслушав Галину, спросил:

- Характеристика на этого парня с тобой?

- Вот, - Галина передала ему характеристику.

Ляшенко прочитал, почему-то покачал головой.

- Да, похоже, что ссора была не случайной. Этот Зимовец, по всему
видно, не из забулдыг-хулиганов. Какая-то причина, несомненно, была.
Мандзюк считает, что они повздорили из-за девушки?

- Я тоже так считаю.

- Что ж, не исключено. Когда-то из-за прекрасных дам копья ломали, не
говоря уже о более серьезных уронах. И милиция, между прочим, не
вмешивалась.

- Но прекрасные дамы не шастали по кабакам с чужими мужьями, - нашла
нужным заметить Галина.

- Как знать!.. А почему считаешь, что этот мужчина женат?

- Не случайно он выбрал ресторанчик поукромнее.

- По-твоему, холостяку до такого не додуматься?

- Валентин Георгиевич, давайте говорить серьезно! Я уверена, что
Анатолий хорошо знал девицу в белых джинсах.

- Но объяснялся почему-то не с ней. А не кажется ли тебе, что мужчину
в темно-серой рубашке он знал не хуже?

Галина не сразу нашлась, что ответить.

- Возможно, наконец согласилась она. - Но к чему гадать? Это
выяснится на допросе.

- На допросе? - о чем-то задумавшись, переспросил Ляшенко. - Да-да...
А выяснится ли?

Он как-то необычно усмехнулся: скупо и невесело, потянулся за
телефонной трубкой, но, вспомнив, что телефон выключен, опустил руку.

- Говоришь, Мандзюк схватился за голову, когда узнал, что потерпевший
не обратился за медицинской помощью?

- Так утверждает Бессараб.

- Н-да... - задумчиво протянул Ляшенко. - Едва ли этот факт сам по
себе мог вызвать столь бурную реакцию Алексея.

- Но мужчина серьезно ранен.

- Из чего исходишь, делая такой вывод?

- Он был окровавлен.

- Обилие крови еще ни о чем не свидетельствует. Серьезные проникающие
ранения, как правило, не кровоточат. Нельзя забывать судебную медицину,
младший лейтенант Юрко.

Галина вспыхнула, но тут же возразила:

- Но потерпевший не изучал судебную медицину, а потому не мог знать,
серьезно или несерьезно ранен.

- А я думаю, мог, - откинулся на спинку стула Ляшенко. - И не только
мог - знал. Безусловно, знал, что рана неопасна. Об этом свидетельствует
его поведение.

- Считаете, он - медик? - догадалась Галина.

- Думаю, не просто медик - врач. И не просто врач - хирург. Окулист
или, скажем, терапевт, возможно, запаниковал бы на его месте. А тут
сработал профессиональный рефлекс. Ведь он не просто придерживал здоровой
рукой раненную, как показалось Бессарабу, он зажимал поврежденный сосуд.
Он поставил себе диагноз, едва почувствовав, что ранен. А разобраться так
сразу мог только хирург. По той же причине не обратился в медпункт: в
машине хирурга найдется все, что требуется для перевязки.

Доводы Ляшенко поразили Галину: как она сама не догадалась! Ну,
конечно, только хирург, для которого кровь, повреждение сосуда - дело
обычное, мог повести себя так после того, как сам был ранен. Безусловно,
тут требовались еще и выдержка, присутствие духа, но и эти качества должны
быть у хирурга.

И все-таки она снова возразила:

- Но он был ранен в правую руку. Как же он мог остановить
кровотечение, наложить повязку?

- Ты забыла о его спутнице, - поднимаясь из-за стола и разминая
затекшие ноги, сказал Ляшенко. - Она тоже не растерялась: села за руль,
увезла своего приятеля. Такая женщина, следуя наставлениям опытного
консультанта, сумеет и кровотечение унять, и наложить повязку.

- Но к чему такая самодеятельность, когда неподалеку были медпункт и
фельдшер?

- Это как раз тот вопрос, над которым сейчас ломает голову Алексей.

- А мне он говорил... - начала было Галина, но Ляшенко перебил ее:

- Он разговаривал с тобой утром, а сейчас уже конец дня.

- Но что могло измениться?

- Не знаю, но что-то, видимо, изменилось. Есть одно малоутешительное
предположение. Как говорится: дай Бог, чтобы я ошибался!

- О чем вы, Валентин Георгиевич? - встревожилась Галина.

- Сейчас поеду в Шевченковский райотдел, посмотрю, что там и как, -
уклонился от ответа Ляшенко. - А ты передай своему начальнику, что
включена в оперативно-розыскную группу. Сдай свои дела, и, не мешкая,
поезжай в автоинспекцию. Надо установить, кто из женщин в возрасте от
восемнадцати до двадцати пяти лет имеет водительские права.

- Бессараб говорит, что спутнице потерпевшего лет двадцать, не
больше.

- А я говорю: от восемнадцати до двадцати пяти, - строго сказал
Ляшенко. Но тут же улыбнулся: - Знаешь, почему нынче женщины
пристрастились к джинсам и водолазкам? Такой наряд взрослит юных и молодит
не совсем уже юных - скажем так - особ. Разумеется, не всех и не при любом
освещении. Но это нельзя упускать из виду.

Ляшенко был не совсем откровенен с Галиной - он знал о том, чего еще
не знала она: в потасовке у ресторана Зимовец получил серьезную травму,
куда серьезней, чем та, которую он нанес мужчине в темно-серой рубашке. К
сожалению, это выяснилось сутки спустя после задержания Анатолия:
черепно-мозговые травмы коварны и зачастую дают о себе знать не сразу:
может пройти несколько дней, пока такая травма заявит о себе со всей
очевидностью...

Они были друзьями, хотя, казалось, ничем не походили друг на друга.
Валентин - стройный, подтянутый, энергичный, подчас нетерпеливый, резкий.
Алексей являл собой тип борца-тяжеловеса: большой, могучий, неторопливый,
с простоватым маловыразительным лицом. Но эти чисто внешние качества
никоим образом не отражали внутреннее содержание: быстроты, гибкости ума
Алексею было не занимать. Он, как и Валентин, любил шутку, острое слово,
но в отличие от товарища - пользовался ими осторожно, считаясь с тем, что
не все понимают и принимают юмор. А если говорить начистоту, он был мягче,
добродушнее Валентина. В уголовный розыск они пришли почти одновременно, с
разницей в несколько месяцев. Но, если Валентин, за плечами которого был
университет, уже вскоре получил офицерское звание, то Алексей еще долго
носил сержантские нашивки, честно заработанные в десантных войсках и
подкрепленные затем двумя годами милицейской патрульной службы. Среднюю и
высшую школу милиции он окончил заочно, уже будучи инспектором уголовного
розыска. При всем несходстве характеров, их дружба была объяснима: у
одного имелись прочные теоретические знания, у другого - опыт, оперативное
чутье. Со временем, когда процесс взаимообогащения исчерпал себя, а
дальнейший опыт стал общим, выявились различия во взглядах на саму суть
оперативной работы. Алексей считал основной и главной задачей оперативника
- раскрыть преступление, найти и обезвредить преступника; что же касается
прочего, в том числе причин и обстоятельств, обусловивших преступное
деяние, то это, по его мнению, должно уже заботить следователя, суд.
Валентин на этот счет придерживался иного мнения, так как полтора года
работал следователем и не понаслышке знал, как трудно задним числом
устанавливать факты, обстоятельства, показавшиеся кому-то несущественными,
но потом, когда время упущено, вдруг заявляющие о себе (вернее о своем
отсутствии) провалами в обвинительном заключении, ироническими улыбками
адвокатов, а то и судебным определением о возвращении дела на
доследование. Эти различия во взглядах, нередко приводили к спорам между
товарищами. Однако на их дружбе это не отражалось.

Валентин не разделял мнения Галины Юрко о том, что Мандзюк
маневрирует, "крутит" с делом Зимовца. Все было проще: Алексей не
торопился разбираться с Анатолием Зимовцем, полагая, что это дело
пустяковое, задержанный никуда не денется, а потерпевший не явился, а из
спецбольницы, куда вчера поместили Зимовца, сообщили, что у него
сотрясение мозга, и Мандзюк начал принимать меры. Но у него что-то не
ладилось, и он заморочил голову Юрко, которая так некстати пришла
справиться о своем подопечном. Это можно понять. Непонятно другое: почему
Алексей запаниковал после визита Юрко...

Мандзюк встретил Ляшенко невесело: поднял и тут же опустил глубоко
посаженные глаза.

- Что с Зимовцем? - с порога спросил Валентин.

- Плохо с Зимовцем, - глядя перед собой, буркнул Мандзюк. - Перелом
основания черепа. Это уже точно.

- Так! - Ляшенко сел напротив, рванул воротник модной рубашки. - Что
же ты Юрко голову морочил?

- А кто такая Юрко, чтобы я ей обо всем докладывал?

- Но и мне ты неправду сказал!