Чтение 5–й страницы книги ~Подлянка~

- Вывод: это просто несчастный случай. Я морщусь.

- Твой вывод несколько поспешен, Берю. Беру телефон и звоню в больницу,
где лежит Пино. Медсестра справляется о моих желаниях, и я умоляю ее сходить
спросить Пинюша, как выглядел стул, на который он вставал. Она, кажется,
удивлена, но мое звание комиссара полиции и мой бархатный голос кладут конец
ее колебаниям, и она идет к раненому.

- Ты прям как святой Фома,- хихикает Жирный. Через две минуты медсестра
возвращается и передает, что Пино залез на кухонный стул, любезно
принесенный слугой консульства. Довольный, я кладу трубку. У Берю,
позволившего себе взять отводной наушник, морда напоминает сушащееся после
стирки бельишко бедняка.

- Как ты догадался?

- Пино слишком осторожен, чтобы доверить свою жизнь стулу эпохи Наполеона
Третьего,- говорю я.

- Что это значит?

- Что парни из консульства столкнули его и пожертвовали ножкой
антикварного стула, чтобы подкрепить версию о несчастном случае.

Возвращается секретарь, любезно предоставивший нам в полное пользование
телефон.

- Что-то не так, господин комиссар?

- Наоборот,- отвечаю.- Лучше и быть не может.

В машине Берю задает мне не дающий ему покоя вопрос:

- Согласен, это инсценировка, но как они могли выбросить Пинюша из окна,
если слуга находился в двух метрах от него?

- Стул стоял на ковре, и слуге было достаточно дернуть ковер за край. Или
сзади незаметно подкрался кто-то еще... Возможностей полно.

- А как по-твоему, почему они захотели избавиться от папаши Пинюша?

- Потому что никто в консульстве не вызывал стекольщика. Его приход
показался им более чем подозрительным. Мое объяснение не полностью
удовлетворяет Бугая.

- Это не выход. Кокнув его, они только усложняли дело, подумай сам. Это
усиливало наши подозрения и давало полиции официальный повод посетить
помещения консульства.

Аргумент меня поражает. То, что говорит Толстяк, совсем неглупо. В конце
концов, чем они рисковали, позволив заменить стекло? Стоило ли из-за этого
идти на убийство?

- Ты при пушке, Толстяк?

- Да, она в кобуре. А что?

- Ты нанесешь официальный визит в консульство.

- Ладно. А что я скажу алабанцам?

- Что ты полицейский, которому поручено провести дополнительное
расследование, потому что стекольщик пришел в себя и заявил, что его
столкнули. Посмотришь, как они среагируют...

Толстяк веселится.

- Ага.

- Не дрейфишь?

Он вмиг становится фиолетовым и злым.

- Слушай, Сан-А, ты когда-нибудь видел, чтоб я мандражировал? Дай мне
только свободу рук, и, можешь поверить, они расскажут мне столько, что
хватит на всю первую страницу "Паризьен либере"!

- Ты все-таки не слишком там расходись, Берю, ладно?

- Я очень ловкий человек. Тебе об этом расскажут все дамы.

- И главное, не намекай им на возможно имевшую место пальбу.

- Нет, честное слово, ты принимаешь меня за последнего идиота!-
возмущается мой доблестный помощник.- Я знаю свою работу. Ты мог бы уже
давно это заметить!

Глава 5

- Я вам не помешал, месье Морпьон?

Кажется, я впервые назвал учителя его прозвищем вслух. Я прикусываю губу,
но Мопюи даже глазом не моргнул. Он привык.

- Нисколько, мой юный друг.

- Вы были дома, когда стекольщик...

- Да, но, увы, не у окна. Я услышал глухой удар, крики и гул толпы. Когда
я выглянул, это уже произошло...

-Я снова попрошу у вас бинокль. Театр напротив продолжается. Утренний
спектакль мы видели, сейчас начнется вечерний.

Он находит бинокль во временно пустующем помойном ведре и протягивает его
мне. Я прячусь за разорванной занавеской. Жалюзи напротив опущены. Надеюсь,
Толстяк сумеет заставить их поднять. С каким наслаждением мой острый взгляд
устремится тогда в это дипломатическое логово! Те из вас, кто потупее,
конечно, спрашивают себя, почему я сам не отправился с визитом в
консульство, раз оно вызывает у меня такое любопытство. В порядке исключения
признаю, что их удивление оправданно. Но запомните, гиганты мысли, что я
появляюсь, когда без меня не обойтись. Сан-Антонио - это элитное
подразделение, суперзвезда. По пустякам он силы не расходует.

Наставив на нужное окно бинокль, я жду.

- Выпьете со мной чашку какао?- шепчет Морпьон.

- Охотно,- рассеянно отвечаю я.

Напротив жалюзи поднимаются, и я вижу объемную физиономию Толстяка. Месье
Берюрье ведет диалог с типом в черном, в котором я узнаю описанного Пинюшем
секретаря. Я оставляю их, чтобы осмотреть комнату. В сером полумраке я
различаю министерское бюро с потускневшей бронзой. Мрачноватый столик!
Покрывающая его шаль придает ему вид катафалка. Зато, вопреки сказанному
нашим прыгуном из окон, под бюро находится совершенно целый ковер. Я снова
навожу бинокль на Берю и его собеседника. Они оживленно беседуют. Если бы на
улице не стоял такой шум, я бы услышал их слова. Беседа длится добрую
четверть часа, после чего Толстяк откланивается.

- Вот ваше какао!- сообщает любезный Морпьон и сует мне в руки чашку с
дымящейся жидкостью. Я без предосторожностей отпиваю.

- Вы уверены, что это какао, учитель?- бормочу я. Морпьон делает глоток и
спокойно качает головой.

- Нет, я ошибся. Это льняная мука, но какая разница? Главное утолить
голод, мой юный друг, а гурманство - это форма обуржуазивания.

- Может быть,- соглашаюсь я.- А вам никогда не приходила мысль делать
лечебные отвары, например, из бананов?

И после этой малопочтительной реплики я бегу присоединиться к Толстяку.

Берю сидит в машине, более задумчивый, чем статуя Будды. Его фиолетовый
нос похож на клубнику, получившую на сельскохозяйственной выставке первую
премию, да так и забытую там.

- У тебя недовольный вид, Берю,- прямо говорю я.

- А я недоволен,- так же прямо отвечает он.

- Почему?

- Потому!

Прямота, точность и лаконизм ответа ясны всем. Меня так он просто
ослепляет.

- Ты великолепно владеешь языком, Берю,- восхищаюсь я,- всеми его
тонкостями и нюансами. Ты владеешь им столь же виртуозно, как безрукий
теннисной ракеткой... Как бы я хотел создать оду в честь твоего слога.
Почему у меня нет одной десятой твоих талантов, чтобы воспеть оставшиеся у
тебя девять!

Это немного опьяняет Берю. Его лоб, и так узкий, как лента пишущей
машинки, сужается еще больше. Налитые кровью глаза кровенеют сильнее.

- Если ты считаешь, что сейчас время пороть чушь, я не возражаю,- брюзжит
Жирдяй.- В этом деле мне нет равных. Я сдаюсь без сопротивления:

- Ну, Толстяк, как твой дипломатический визит?

-А никак! Эти макаки обвели меня вокруг пальца. Сильны они брехать! Ой
сильны!

- Объясни...

- Сначала они мне сказали, что никогда не вызывали стекольщика. Каково,
а?

- Да уж, сильны.

- Во, и я о том же. Во-вторых, они мне объяснили, что Пино встал на
кухонный стул, чтобы подготовить раму. Потом он спустился вырезать стекло, а
когда полез его вставлять, ошибся и встал на другой стул, оказавшийся
поблизости: Это объяснение снимает наши возражения. Я же говорил, что они
сильны!

- Ты сказал, что стекольщик утверждает, что его столкнули?

- Еще бы!

- И что они ответили?

- Это их рассмешило. Парень в черном, о котором рассказывал Пино, мне
сказал, что стекольщик, должно быть, был пьян и что он может подать жалобу,
если ему хочется. Знаешь, он выглядел чертовски уверенным в себе...

- Расскажи мне о кабинете.

- Шаль по-прежнему лежит на бюро, зато под него положили новый ковер. Я
хотел поднять шаль, но секретарь начал орать, что я нахожусь на алабанской
территории и не имею права выходить за рамки моих полномочий. Я предпочел
замять это дело, тем более ты мне посоветовал...

- О'кей, малыш! Ты правильно сделал. Последняя формальность, и на этом
пока закончим.

- О чем речь?

-Деликатно расспросить консьержку консульства, здесь ли живет консул или
тут у них только служебные помещения.

Берю покорно удаляется снова. Он как хорошая собака, которой можно
бросать мячик столько раз, сколько хочешь: будьте уверены, принесет.

- Ваш вывод?- спрашивает Старик.

Время девять часов вечера. Для начальников вокзалов уточняю: двадцать
один час. Босс выглядит немного уставшим. Мне кажется, ему надо изредка
выбираться на природу, хотя бы просто проветрить легкие. Спорю, он не видел
траву лет двадцать. Мир для него - это картотеки, досье, полицейские... Надо