каникулы из Тайшета. Только отец резал вяленое мясо большими кусками и
бросал в котел несколько сушеных морковин, а не десять - двадцать
стружечек, как было в венгерском трофейном концентрате.
Капитан Высоковский два раза угощал Аню этим венгерским гуляшом и
уговаривал ее выпить спирту, но Аня не хотела пить спирт, потому что в
тайге несколько раз пробовала его с геологами и у нее до сих пор, когда
заговаривали о спирте, появлялся во рту сухой, ржавый привкус.
- Я бы вина выпила, - говорила Аня красивому капитану с воловьими
иссиня-черными глазами, - вино хоть сладкое, а это - гадость.
- Лапочка моя, - смеялся капитан, допивая свой стакан, - сладким вином
вас будет поить муж после победы. Спирт - для начала интриги. Чисто
дружеской, никак не иначе...
Выросшая в тайге среди сильных, добрых мужиков, Аня научилась понимать
людей сразу - с первого часа. Там, где она росла, иначе было нельзя. Там
надо сразу определить: можно с этим человеком идти через зимнюю тайгу за
десять километров на Артемовские рудники кино смотреть или нельзя. Тайгу
всяк любит, да не каждый выдержит - даже десять километров.
Ане было занятно, когда волоокий красавец капитан говорил с ней
заумными, многозначительными фразами. Аня прекрасно понимала, чего он
хотел, и ей было смешно, что он так хитро и издалека начинал осаду. Ей
было так же смешно, когда впервые в тайге, в поисковой партии, к ней,
семнадцатилетней девчонке, полез геолог из Красноярска. Аня поначалу,
когда он обнимал ее, смеялась, а потом ей все это надоело, она оттолкнула
геолога, взяла полено, лежавшее возле печки, и сказала:
- Сейчас как врежу по кумполу!
Ей казалось странным, когда ее подруги, влюбленные в ребят, не
позволяли им себя целовать.
"Зачем так? - думала тогда Аня. - Когда любишь, нельзя кокетничать.
Ведь кокетничают только с нелюбимыми или если дело какое".
Ее раз послали в Красноярск за реактивами. Реактивов не было. Аня пошла
в парикмахерскую, ей соорудили на голове крепость из ее кос, она
отправилась к заместителю начальника отдела материально-технического
снабжения, и он ей выписал реактивы. Но не отпускал от себя часа два, все
баклуши бил и вздыхал, глядя ей в глаза.
Аня знала, что она хороша, но относилась к этому спокойно, как хороший
солдат к оружию: есть и есть, злоупотреблять не следует, а когда нужно -
сразу в дело.
Она влюбилась в Ленинграде в политрука своего дивизиона. Она ждала, что
он позовет ее к себе в блиндаж. Она бы пошла не задумываясь. Но политрук
все не звал ее, только, встречая, шлепал по щеке и дарил корочку хлеба.
Аня хотела прийти к нему сама и сказать, что любит его и что хочет быть с
ним, но не успела. Политрук умер от голода - замерз по пути от трамвайной
остановки до передовой.
Костер загорелся сразу - выстрелил в небо белым шипением, потом
разъярился, затрещал красными искрами окрест себя, а потом успокоился,
захлопал желтыми руками и стал греть Аню. Она поворачивалась к костру
по-таежному: сначала левым боком, потом спиной, после правым боком, а уже
потом, зажмурившись, чтобы не портить глаза, обернулась к огню лицом.
"Наверное, идолопоклонники очень правильно делали, что поклонялись
огню, - думала Аня. - Зря поддались христианам. Там было во что верить:
разведи себе костер - и молись. А я как выдумываю? И лесу молюсь, и небу,
и реке..."
Аня собрала сухого валежника, принесла его к костру и сделала себе
подстилку. Легла, потянулась, подвинулась еще чуть ближе к огню и
почувствовала, что вот-вот уснет. Она заставила себя открыть глаза и
поглядеть на костер, хватит ли на всю ночь? Она сделала себе сибирский
костер: нашла сваленную елку, срезала тесаком сучья, принесла березовой
коры и подожгла сухое дерево. Надо только через каждые три часа
просыпаться и чуть пододвигать вперед елку, чтобы она равномерно обгорала,
а не пузырилась огоньками вдоль по всему стволу.
Аня подвинула древесину - вокруг заискрило, пламя на мгновение замерло,
а потом вспыхнуло с новой силой. Аня завернулась в легкое пальтишко,
выданное ей сверх утвержденного комплекта капитаном Высоковским, и сразу
же уснула.
ТОЛЬКО НАЧАЛО
"Дурацкие сны", - подумал Вихрь, не открывая глаз. Человек в ночном
чужом, враждебном ему лесу, чтобы выжить и победить, обязан быть как зверь
- то есть сначала жить инстинктом, а после уж разумом. Инстинкт сейчас
решал вместо Вихря: открыть глаза, или вовсе не поверить этому сопению,
или повернуться, словно во сне, но так, чтобы правая рука обязательно
ощутила под собой кожу портфеля, в котором гранаты и парабеллум. Он всегда
клал этот портфель справа от себя, под боком: со сна очень трудно
вытаскивать оружие из карманов - карманы перекручены, и, пока вырываешь
оттуда оружие, теряются те мгновения, которые могут спасти. Он повернулся,
будто во сне, зачмокав губами. Он не приказывал себе играть это чмоканье
спящего человека - это было помимо него, это шло само собой как результат
последних трех лет его жизни.
Портфеля не было, хотя Вихрь хорошо сыграл жест правой рукой, выбросив
ее далеко вперед, чтобы захватить побольше мха, если разметался во сне и
портфель остался в стороне.
Еще отчетливее он услышал близкое сопение. "Наверное, коза, - сказал
себе Вихрь, все еще не открывая глаз. - Стоит и слушает, прежде чем
переходить дорогу, спускаясь к реке, на водопой. И вся содрогается при
малейшем ветерке".
Так он говорил себе, прекрасно понимая, что сейчас врет. Это уже в нем
верховодил разум, а ведь разум способен врать. В инстинкте больше правды:
земной, живой, честной.
- Неплохой сон у этого парня, - услышал он немецкую речь у себя над
головой.
Вихрь открыл глаза. Прямо над ним стояли три гестаповца. В руках у
одного из тех, что стояли чуть поодаль, ближе к дороге, был его желтый
портфель.
- Кто вы такой? - спросил Вихря человек в штатском, когда в полдень его
привезли в краковское управление гестапо.
На окнах были тяжелые, витые, очень красивые решетки. Стекла были
вымыты до "зайчиков". За окном было солнечно и тихо - как вчера в лесу.
Вихрь понял вопрос, он знал немецкий, но ничего не ответил, а только
подобострастно улыбнулся и недоуменно пожал плечами. Тогда второй человек,
длинный, жилистый, тот, который держал его портфель при аресте в лесу,
слез с подоконника, подошел к Вихрю и спросил:
- Вам нужен переводчик?
- Я не понимаю по-немецки, - сказал Вихрь, - вернее, понимаю, но очень
слабо.
- Шеф отдела спрашивает, кто вы такой.
- Человек, - подобострастно улыбнулся Вихрь. - Попко, Кирилл
Авксентьевич.
Длинный перевел. Шеф попросил:
- Расскажите о себе.
- Вас просят рассказать о себе.
- Что ж... Я готов. Попко я, Кирилл, украинец...
озвольте закурить, а то мои при обыске изъяли...
- Пожалуйста.
- Спасибо. Очень хороший табак. Откуда у вас турецкие?
- Воруем, - усмехнулся длинный. - Дальше!
- Я из Днепродзержинска. Папаша - сеял разумное и вечное, мама была
членом бюро райкома. Ее расстреляли в тридцать седьмом.
- Минуту, - сказал длинный и перевел сказанное Вихрем шефу.
Вихрь отметил, что переводил немец слово в слово, совершенно не
спотыкаясь, без пауз.
- Продолжайте.
- Работал грузчиком, потому что в институт не принимали, сами
понимаете. Потом служил в армии. Сдался во время боев под Киевом. Сидел в
вашем фильтрационном лагере пятьдесят шесть дробь "а". После работал на
мельзаводе. Отступил с частями немецкой армии во Львов. Сейчас иду в
Краков, хочу здесь устроиться на железную дорогу.
- Минуточку, - попросил длинный и перевел все шефу.
Тот слушал, улыбаясь уголками четко вырезанного, капризного, очень
красивого рта.
- Очень хорошо, - сказал он. - Пусть расскажет свою историю еще раз,
только подробней.
- Я родился в Днепродзержинске в семнадцатом году. Из интеллигентов.
Мать расстреляли чекисты, отец учитель, погиб в сорок третьем под
бомбежкой. Работал грузчиком, служил в армии, в Киевском военном округе.
Сдался в плен под Белой Церковью. Работал на Днепропетровском мельзаводе
помощником начальника мукомольного цеха. Отступил во Львов с войсками.
Шеф выслушал Вихря, помахал длинному пальцами - мол, переводить не надо
- и попросил:
- Ну, расскажите-ка вашу столь печальную историю еще раз. Пока вы
чувствуете себя скованным и чересчур старательно повторяете заученный вами
текст.
Длинный переводил слова шефа, а Вихрь в эти секунды, пока ему
переводили то, что он и без того понял, мучительно старался найти
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Маккефри Энн
Чернецов Андрей