АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
нос рукавицей, ставшей на морозе наждачной, сказал:
- Паша, давайте загонять эту скотину.
- Их ведь по трапу не загонишь, Павел Иванович, - ответил Богачев, -
они не проходили стажировки в цирке.
- По доскам, - сказал Тихон Савельевич, - вы доски бросьте, а я их
заведу.
- А там как?
- Там стреножим и привяжем.
- Как бы нам не привезти конскую колбасу, - сказал Богачев, - зимовщики
будут огорчены, очень я почему-то боюсь этого.
Тихон Савельевич заводил лошадей никак не меньше часа. Он и ласкал их,
и кричал на них, и бил их рукавицами по мордам, и подталкивал сзади, когда
те упирались и не хотели идти по доскам в самолет. Со стороны это было
очень смешно. Это очень смешно, если не видеть лошадиных глаз. В них
застыла такая смертная, невысказанная тоска, что Струмилин даже закурил,
хотя еще в Москве перед вылетом дал себе зарок никогда не брать в рот
папиросы.
- Не бейте, - попросил он Тихона Савельевича, когда тот в исступлении
начал колотить кулаками по крупу самую последнюю лошадь - большую добрую
кобылу с длинной гривой, - не надо ее бить, давайте мы ее по-хорошему
заведем.
Струмилин достал из портфеля пачку сахару, открыл ее и стал кормить
кобылу с ладони.
- Мы ее по-хорошему уговорим, - приговаривал Струмилин. - Давай,
лошадка, не бойся, заходи к нам в гости. Мы же здесь летаем и совсем не
боимся.
Струмилин долго уговаривал лошадь, но она так и не пошла за ним в
самолет.
Володя Пьянков уже несколько раз поглядывал на горизонт, становившийся
все синей и синей. Иногда проносился ветер - он шел длинными стрелами, и
там, где он проходил, штопорился снег. Богачев понял его: Володя боялся,
что погода сломается и придется сидеть здесь, вместо того чтобы вырваться
на Уединение, отвезти злополучных лошадей, а там уже уйти с транспортных
перевозок на обслуживание науки.
Богачев смотрел, как Струмилин бился с лошадью и кормил ее сахаром. Он
долго наблюдал за Струмилиным, и чем дальше он наблюдал за ним, тем
приятнее ему становился командир.
"Он очень добрый, - думал Богачев, - оттого и ворчит на нас. Ворчат
только добрые люди. Злые молчаливы и улыбчивы".
Богачев подошел к Струмилину и попросил:
- Павел Иванович, разрешите, я попробую?
Богачев зашел на доски, взял лошадь за повод, обмотал его вокруг кисти
и, чуть не падая на спину, потянул лошадь в самолет. Лицо его сделалось
красным.
- Не надо так сильно, - попросил Струмилин, - осторожнее, Паша, мы и
так знаем, что вы сильный.
Богачев еще туже натянул повод, и лошадь пошла за ним, то и дело
закрывая глаза.
Когда лошадей привязали, Тихон Савельевич попросил Богачева:
- Вы там осторожнее, а то товар совсем изнервничается в воздухе-то.
- Довезем, - пообещал Богачев и помахал начальнику порта рукой.
Тихон Савельевич отошел в сторону, Володя запустил моторы, Богачев
захлопнул люк, запер его и пошел на свое место - справа от Струмилина.
- А ну-ка, взлетайте, - вдруг сказал Струмилин, - я погляжу, как вы это
делаете.
Сегодня он решил в первый раз дать ему штурвал. Богачев поудобнее
уселся в кресле, расстегнул кожанку, достал из бокового кармана платок и
вытер лоб. Все это он делал спокойно, без рисовки, и Струмилину
понравилось, что он вел себя так.
Богачев развернул самолет и посмотрел на след от левой лыжи. Ее немного
распороло во время какой-то посадки, и Струмилин очень волновался, как бы
ее не разворотило совсем. Достаточно было попасться на взлетной площадке
хотя бы одному камешку, и лыжу разворотит, а это плохо, потому что самолет
может опрокинуться.
- Вроде без изменения, - сказал Богачев Струмилину, показав глазами на
след лыжи.
- Хорошо.
- Можно идти?
- Спросите диспетчера.
- Сначала я спрашиваю вас.
- Благовоспитанность - вот что отличало Павла Богачева с детства, -
хмыкнул Струмилин, - завидное качество представителя современной молодежи.
- Беспощадная ироничность, - заметил Богачев, - вот что отличало
лучшего представителя старшего поколения завоевателей Арктики.
- Можно давать газ? - перебил Богачева Володя. - А то мы как в японском
парламенте.
Струмилин боготворил Володю Пьянкова и прощал ему все: Володя по праву
считался лучшим механиком в Арктике и поэтому мог говорить все всем в
глаза, не считаясь с "табелью о рангах".
Когда Богачев вырулил на взлетную полосу и диспетчер разрешил ему
вылет, Струмилин встал со своего места и вышел взглянуть, что с лошадьми.
Как раз в это время бортмеханик Володя стал пробовать перевод винтов.
Моторы взревели. Лошади заржали и заметались. Но они были крепко привязаны
и поэтому сорваться не могли.
Это, наверное, пугало их еще больше, и они ржали до того жалобно, что
Струмилин поскорее вернулся в кабину.
- Давайте скорее, - сказал он Богачеву, - там лошади мучаются.
Володя дал газ, и самолет начал разгон.
"Взлет - прекрасен, полет - приятен, посадка - опасна", - вспомнил
Богачев старую присказку пилотов. Взлет прекрасен. Самолет несся по
снежной дороге, набирая скорость. Моторы ревели, и в рев их постепенно
входил тугой, напряженный и злой визг. Сигнальные огни мелькали все
быстрее и быстрее.
- Еще газу! - сказал Богачев и в тот же миг почувствовал, как точно и
ровно Володя подбавил газу. Краем глаза Богачев увидел командира: Павел
Иванович сидел, сложив руки в желтых кожаных перчатках на коленях, и
покачивал головой:
по-видимому, в такт какой-то песне.
Богачев осторожно принял штурвал на себя, и машина, задрав нос,
подпрыгнула несколько раз подряд, а потом на какую-то долю секунды словно
повисла в воздухе.
Володя сбавил режим работы моторов, и машина спокойно перешла в набор
высоты.
Струмилин открыл глаза, пригладил виски и сказал:
- Молодец! Красиво.
Лицо Богачева расплылось в улыбке, и он сказал:
- На том стоим, Павел Иванович.
- Хвастовство - вот что отличало представителя молодого поколения
завоевателей Арктики.
- Спокойная уверенность в своих силах, - поправил его Богачев, -
которая резко отличается от хвастовства.
- Снова японский парламент, - сказал Володя.
- Французский, - поправил его Струмилин. - В японском бьют физиономии,
а у нас только словесный обмен мнениями.
Большую часть пути прошли спокойно, видимость была хорошая, и ветер
попутный. Но когда стали снижаться, ветер изменился и стал боковым,
видимость резко ухудшилась, и началась болтанка. Богачев вышел в туалет, а
вернуться обратно не смог. Во время одного из кренов, пока он был в
туалете, нога того коня, который вошел в самолет первым, попала между
деревянными планками дубового ящика. Конь не удержался и упал. Он упал,
словно человек во время гражданской казни, на колени.
"Сейчас я освобожу ему ногу", - подумал Богачев и хотел было подойти к
коню, но та кобыла, которую он затаскивал силой и которая сейчас была
ближе всех к нему, взбросила зад и чуть не стукнула его по голове. Богачев
успел отскочить.
- Что ты? - спросил он. - Я же хочу помочь.
Он снова пошел к коню, и снова кобыла не пропустила его.
"Они теперь не верят, - решил Павел, - и ни за что не поверят".
Глаза у коня все больше и больше наливались кровью, и он продолжал
молчать, а это плохо, когда глаза наливаются кровью и когда молчат при
этом. Это значит, гнев так велик, что ему не излиться в крике.
Богачев хотел пройти с другой стороны, но там его не пропустил второй
конь. Он тоже взбросил зад, когда Богачев хотел пройти мимо, и тоже чуть
было не угодил Павлу по голове.
- Эгей! - крикнул Павел, но в кабине его не слыхали из-за рева моторов.
"Идиотизм какой, - подумал Павел, - что же мне тут - сидеть?"
Минут через десять выглянул штурман Аветисян.
- Что с вами? - спросил он.
- Я в лошадином плену.
- Не можете пройти?
- Вы же видите.
- Плохо дело.
- Куда как хуже...
- А как мы будем их выводить отсюда?
- Не знаю. Думаю, без трагедии не обойдется. Чертовы лошади!
Богачев снова попробовал пройти, но снова кобыла взбросила зад, и он
отскочил.
Так ему и пришлось сидеть в хвосте до самой посадки...
На Уединении лошадей вывел каюр, работавший здесь на собаках. Он
набросил аркан на шею кобыле, отвернул ее морду, а его помощник в это
Страницы: 1 2 3 4 [ 5 ] 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
|
|