Чтение 5–й страницы книги ~Приказано выжить~

просьбу, ясное дело... Я боюсь задать себе этот вопрос: "Почему я должен
вернуться?" Может быть, в Швейцарии, читая наши русские газеты, я
просто-напросто не смог понять, что дома знают куда как больше о том, что
может произойти в рейхе, чем знаю я, сидящий здесь? Но что? Что же?!"

...Встретившись с Борманом - как и в прошлый раз, в его машине возле
Музея природоведения, - Штирлиц в какой-то мере понял, отчего Москве было
выгодно его возвращение...

"ДА, ИМЕННО ТАК - Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ВАС ПОДОЗРЕВАЮ..."
__________________________________________________________________________

- Здравствуйте, Штирлиц, необыкновенно рад вас видеть. Садитесь, -
сказал Мюллер, и быстрая продольная гримаса свела его левую щеку. - Хотите
выпить моей домашней водки?

- Хочу.

- А попробовать настоящего магдебургского сала?

- Тем более.

Мюллер достал из холодильника, вмонтированного в книжный стеллаж,
запотевшую бутылку баварского "айнциана", деревянную досочку с тонко
порезанным бело-розовым салом, банку консервированных мидий, поставил все
это на маленький столик в своей комнате отдыха и сказал:

- Если не можете не курить - курите.

- Спасибо. - Штирлиц усмехнулся.

Мюллер быстро глянул на него:

- Чему смеетесь?

- Памяти... Я когда-то читал книгу еврейского писателя Шолом
Алейхема... У него там была занятная строка: "Если нельзя, но очень
хочется, то можно".

- Замечательно, - сказал Мюллер и поднял свою рюмку. - За ваше
благополучное возвращение, за то, что вы блистательно выполнили свой долг,
и за ваши филологические способности.

Штирлиц выпил, закусил салом - оно действительно было отменным, -
поинтересовался:

- А почему "филологические способности"?

- Потому что мне знакомы списки всех тех евреев, книги которых
издавались в Германии. Шолом Алейхема среди них не было. Его издавали
только в России.

- Верно. И еще его трижды издавал Галлимар в Париже.

- Да черт с ним, с этим Алейхемом, я бы не отказался сейчас
обнаружить среди своей родни какого-нибудь еврея, вскорости это очень
сгодится, когда сюда понаедут жидочки из Америки, а Сталин пришлет своим
наместником Илью Эренбурга... Ладно, рассказывайте о беседе с Борманом...
Вы не писали ее?

- Нет. И впредь этого делать не стану.

- Почему?

- Потому что после моей первой с ним встречи он и так переменил свое
отношение к вам... Вы же были у него после того, как я рассказал ему о
вашей безграничной преданности?

- Он уведомил вас об этом?

Штирлиц пожал плечами:

- А кто еще мог меня об этом уведомить?

- Ваш шеф и мой друг Шелленберг, например...

- Мой шеф и ваш друг Шелленберг, видимо, отдаст меня в руки
имперского народного суда за то, что я способствовал изменническим
переговорам пастора Шлага с англо-американцами...

- А кого представляет Шлаг? Разве за ним кто-то стоит? Он связан с
нами? Или с партией? Он был и остался изменником, Шелленберг знал, кого
отправлять в Берн... Меня, во всяком случае, Шелленберг пока еще не просил
заняться вами - в качестве "пособника врагов"...

- Попросит.

- Вы сказали об этом Борману?

- Конечно.

- Как он отреагировал?

- Сказал, что подумает... Но мне показалось, что вы заранее обсудили
с ним возможность такого рода...

Мюллер налил еще в рюмки, посмотрел свою на свет, покачал головою:

- Какого черта всех нас потянуло в политику, Штирлиц?

- Какие мы политики? Шпионы...

- Истинными политиками на этом свете являются именно шпионы: они
знают две стороны медали, то есть абсолютную правду, а политики
извиваются, словно змеи, дабы отчеканить орла и решку на одной стороне,
что, согласитесь, невозможно.

- Именно поэтому их работа будет потребна во все века, как-никак
иллюзия, а люди на нее падки...

- Борман действительно попросил меня обеспечить вашу безопасность, вы
снова угадали... Спалось в Швейцарии хорошо?

- Так же, как здесь.

- Но там нет бомбежек, тишина...

- А я не реагирую на бомбежки.

- Вы фаталист?

- Вы до чего угодно доведете, - вздохнул Штирлиц.

- Это - да, умеем, - согласился Мюллер добродушно. - Ну,
выкладывайте, о чем он говорил?

- О том, что Шелленберг, видимо, продолжает свое дело в Швейцарии и
готовит новое, в Стокгольме.

- И вам, как специалисту по срывам переговоров, поручено войти в эти
комбинации Шелленберга?

- Да.

- Но ни Борман, ни вы не знаете, как это можно сделать?

- Именно так.

- И Мюллер-гестапо, добрый старый папа-Мюллер, должен помочь вам в
этом?

- Должен.

- А как он это сделает? Что он, семи пядей во лбу? Я не знаю, как
подкрасться к вашему шефу. Я ломаю голову второй день и ничего не могу
придумать. Давайте выкладывайте ваши соображения, Штирлиц, вы умный и
хитрый... Смело говорите все, что взбредет на ум, я стану вас
корректировать...

- Группенфюрер, если уж вы не знаете к а к, то я, даже со всей моей
хитростью, вообще ничего не придумаю...

- Штирлиц, я не люблю кокетства... Да вы и не умеете кокетничать,
слишком для этого умны... Расскажите мне весь ход операции по Вольфу... С
самого начала... Англичане не так уж были неправы, когда решили - в
судебных разбирательствах - жить по закону аналогии. Я слушаю...

Штирлиц понял: началась проверка. "Он хочет послушать, как я буду
излагать ему свою версию всего дела... А он станет перепроверять ее,
основываясь на донесениях агентуры, расшифровке моих телефонных
разговоров, рапортах службы наблюдения... Сейчас он должен подняться и
отойти к шкафу или куда-то еще, где у него есть кнопка включения записи...
Вряд ли он решится на то, чтобы, сидя напротив меня, шарить рукою в
кармане по рычажкам диктофона, он слишком большой профессионал, он
р а с с ч и т ы в а е т контрагента заранее..."

Мюллер, однако, не встал с кресла, он просто-напросто пододвинул к
себе маленький пульт, лежавший на столе, нажал кнопку и сказал:

- Я запишу вас, потом послушаем вместе, если какой-то узел будет
непонятен, вернемся к нему и проанализируем заново. Согласны?

- Конечно, - ответил Штирлиц и снова, в который уже раз, подивился
этому человеку, его совершенно особенной логике. - Итак, мне была поручена
работа с пастором, которого Шелленберг, видимо, уже давно держал в уме для
прикрытия Вольфа - в случае, если переговоры с Даллесом окончатся неудачей
или же сведения о них дойдут до фюрера... Я работал со Шлагом не без
интереса: это достойный человек, у него своя позиция, он бесстрашен, готов
на все, лишь бы немцы получили мир как можно раньше... У Шлага довольно
широкие связи среди движения пацифистов, имя его известно Ватикану, с
экс-канцлером Брюнингом его связывает давняя дружба... По легенде он
должен был вступить в контакт с Даллесом, назвав имена ряда достойных
людей в переговорах о мире, ибо он - по словам агентов Даллеса - не имеет
в рейхе опоры на те реальные силы, которые смогут удержать в стране
порядок и не позволить Германии сделаться поживой для русских - в полной
мере, а не так, как было решено в Ялте. От Брюнинга к Шлагу поступили
данные, что Даллес начал переговоры с обергруппенфюрером Вольфом. Но и это
не все: Шлаг - и это самое главное, с чем я к вам приехал, я не сказал об
этом Борману, цените мою верность - высчитал, что операция Вольфа
планировалась не только вашим другом и моим шефом, но и весьма серьезными
силами в генеральном штабе и министерстве иностранных дел...

- Факты? - закашлявшись, спросил Мюллер.

Штирлиц понял, что тот специально закашлялся, не хочет, чтобы его
голос присутствовал на пленке, кашель меняет голос до неузнаваемости,
однако, отметил Штирлиц, на его пассаж про генштаб и дипломатов Мюллер
клюнул, сразу же потребовал факты. "Ну что ж, я дам тебе факты, только
плохо, что я не рассказал об этой моей идее пастору, они, я думаю, станут
сейчас к нему подкрадываться... Надо сделать все, чтобы Мюллер, именно
Мюллер, поручил мне поездку в Швейцарию. Я должен так повести себя во
время д о п р о с а, а это допрос, ясное дело, чтобы оставить нечто
такое на донышке, что сделалось бы совершенно необходимым Мюллеру... Нужен
крючок, только б не переторопить дело, только б п о в е с т и мне, только