Чтение 5–й страницы книги ~Противостояние~

противен делаешься, не человек, а Макиавелли. Хотя Федор Бурлацкий
доказал, что Макиавелли - совсем не так плохо; что ж, каждому политику
свое время; разумно".

- Внешне я не опишу, - продолжала между тем Загибалова, - у него
родинок никаких не было, одна только маленькая на щеке, возле морщинки...

- Это хорошо, что про родинку помните, - включился Костенко, - но тут
что-то не вяжется у нас с вами: родинка родинкой, а отчего друг ушел ночью
в никуда? Ни друзей нет, ни знакомых, такси не сыщешь, до города пять
верст, мороз...

- Пьяный был, поэтому и ушел. Пьяному мужику невесть что в голову
взбрести может...

- Это верно, - сразу же согласился Кондаков, - но только зачем
уходить, а чемоданы оставлять? И полгода за ними не возвращаться? Сколько
денег было в чемоданах?

- Много, - ответила женщина, нахмурившись, - он пачки три вытащил, по
карманам рассовал...

- Это когда муж его провожать пошел?

- Нот, это когда они выпивать начали.

- А когда у них драка началась? - спросил Костенко тихо.

Женщина снова вспыхнула:

- Не было у них драки. Поспорили промеж собой - в все...

- Загибалова, не говори ложь, - снова посоветовал начальник отдела
кадров, - товарищ полковник прилетел из Москвы.

- А если бы я был отсюда - врать можно? - усмехнулся Костенко.

Женщина опустила лицо в маленькие, красивые, хоть и в машинном масле,
руки.

- Набедокурили - вот и отвечай, - снова прорезался кадровик. -
Нечего, понимаешь...

- Вы мужа подозреваете? - спросила Загибалова.

- В чем? - Кондаков подался вперед. - В чем мы его можем подозревать?

- Ничего я не знаю! Не знаю! - заголосила вдруг женщина высоким
голосом, и этот плач странно диссонировал со всем ее обликом - вполне
современная женщина, молодая, даже в рабочей ее одежде был вкус,
современный вкус, а здесь был вопль - так мужиков на войну деревенские
бабы провожали.

- Вас сейчас отвезут в прокуратуру, - сказал Костенко, - и допросят.
Советую говорить правду. Ждите здесь, за вами подойдет машина.

- Загибалов, этот гражданин - старший следователь прокуратуры,
Кондаков Игорь Владимирович.

- Значит - сажаете?

- Сажаем, - согласился Кондаков.

- Произвол, - сказал Загибалов. - Прежним временем пахнет.

- Ознакомьтесь с экспертизой, Загибалов, - сказал следователь
Кондаков. - Следы крови на мешковине, в которую был завернут труп, и кровь
с обоев на вашей кухне относятся к одной группе.

- Чего, чего?!

- Читать умеете? - спросил Костенко.

- Если напечатано - умею.

- Напечатано, - Костенко протянул Загибалову несколько страничек с
машинописным текстом.

- Вы, конечно, слыхали, что на трассе, неподалеку от вашего дома,
обнаружили расчлененный труп?

- А у Коровкиной тещи бык околел... Мне-то что?

- Какой бык? - не понял Кондаков. - При чем тут теща?

- Это я выражаюсь так, гражданин следователь. У каждого человека своя
должна быть система обращения... Нашли труп - хороните. Меня зачем тянуть
не по делу?

- Загибалов, - негромко сказал Костенко, - или вы отпетый злодей, или
чистый в этом деле. Вы меня послушайте внимательно, вы меня только не
перебивайте, вы помолчите, покуда я стану говорить. Кровь на мешке, где
лежал убитый, и кровь на кухне - одной группы. Это улика, Загибалов. На
расчлененном трупе есть татуировка - ДСК. Вашего подельца звали Дерябин
Спиридон Калинович. Это вторая улика.

- Косвенная. - Загибалов с потугом зевнул и задумчиво спросил: - А
третье что есть?

- Третьего не дано, - усмехнулся Костенко.

- Про это мы проходили, - сказал Загибалов.

- Где? - поинтересовался Костенко.

- В камере пахан был... Философ... Он - просвещал... Кому там и не
дано третьего, а вы меня без этого самого-то третьего не сломите.

- Есть третья улика, - снова включился Кондаков и положил на стол
заключение эксперта. - Неизвестный убит и расчленен человеком, имеющим
навыки в этой работе...

- Убивать, что ль?

- Расчленять, - пояснил майор Жуков. - Не надо себя так держать,
Загибалов... Положение твое сложное, я бы на твоем месте подумал серьезно,
как отвечать...

- Вы бы на моем месте ходили на свободе. А поскольку я чалился, чтоб
вокруг не случилось, все равно буду под подозрением. И думать мне нечего.
Это вам надо думать и доказывать. Мне - на нарах лежать.

- Откуда кровь на кухне? - спросил Костенко.

Загибалов долго молчал, потом растер лицо мясистой ладонью и ответил:

- Бабу бил. Банкой по темени, чтоб со Спиридоном не гуляла.

- С Дерябиным? - спросил Жуков.

- Ну... Я его встретил, как брата, вина купил, а он потом к бабе
полез под подол. А та - вроде бы и не ей под подол лезут. Ему - на порог,
от позору, а ее - воспитал.

"...Сначала мужчины сидели в комнате и пили. Я слыхала на кухне,

что муж настойчиво советовал что-то "отдать власти", а неизвестный, с

цыганскими глазами только смеялся. Когда я вошла со сковородкой, на

которой была жареная картошка с луком и салом, при мне мужчины ни о

чем не говорили, только пили. Потом неизвестный стал оказывать мне

внимание, а муж его за это выгнал, а меня избил на кухне, за что я на

него не обижена. Сколько денег спрятал в карманы неизвестный, точно

сказать не могу, но в толстых пачках были сторублевые бумаги. С моих

слов записано правильно.

Загибалова Р. П."

РЕТРОСПЕКТИВА-II
__________________________________________________________________________

Ночью Кротов почувствовал на своем плече чью-то руку.

Проснувшись, он не сразу открыл глаза; несколько мгновений
раздумывал, что бы это могло значить, - годы службы в диверсионной группе
РОА приучили ко всякого рода неожиданностям; немецкая тюрьма - тоже, а
здесь и вовсе концлагерь, всего можно ждать.

"Вчера вроде б все было в порядке, - быстро думал он,да и вся неделя
прошла нормально. А что я сказал Рыжему? Я сказал, что погибать надо с
музыкой, а лучше не погибать, а о б з а в е с т и с ь. Он спросил, что
значит "обзавестись", и в глаза мне не смотрел, поэтому я сказал, что
обзавестись надо ножами, чтоб большевиков резать тогда, когда патроны
кончатся. Может, они мне сейчас клеить станут, что я клеветал на
экономическую мощь рейха? Отвечу, что я имел в виду патроны в моем мешке,
а не на заводах Германии".

Он сыграл испуг, в з м е т н у л с я на койке, но рука еще сильнее
сжала его плечо: над ним стоял офицер в черном.

"Ну, точно, сейчас поволокут, - понял он. - Где ж я что мог
ляпнуть-то, а?"

- Одеваться? - спросил Кротов шепотом.

Черный кивнул:

- Только тихо, чтобы не разбудить соседей...

И вышел из блока.

...В комнате лагерного коменданта было трое: тот, в черном, один в
форме зеленых СС и один в штатском. Штатский заговорил на хорошем русском:

- Мы пригласили вас потому, что верим вам. Тот досадный инцидент,
который имел место быть год назад, забыт. Согласны подписать бумагу,
которая гласит, что вы будете расстреляны на месте за разглашение тайны, в
которую вас посвятят?

- Я такую бумагу подписывал, когда меня к большевикам первый раз
забрасывали, и здесь, в лагере, подписывал.

- Вас забрасывала армейская разведка, здесь вы работаете па гестапо,
а сейчас вы приглашены СД.

- Спасибо за доверие...

- Итак, вы готовы?

- Готов... Только интересуюсь, что за дело, если оно еще одной такой
бумаги требует?

- Вы что, еврей, Кротов? - спросил тот, что был в зеленой форме СС. -
Только жиды так торгуются. Это недостойно человека, которому позволено
связать свою судьбу с рейхом.

Кротов спросил:

- Где бумага?