Чтение 5–й страницы книги ~Тайна Кутузовского проспекта~

В какой еще стране так собачатся в очередях, на Рынках, в трамваях, в
какой, как не у нас, доносы на соседей пишут?

Он никогда не мог забыть немецких военнопленных; в сорок шестом
работали на Извозной - строили "ремеслуху". Кирпичи друг другу передают, и
каждый: "битте зер" - "данке шен", как только язык не отваливался за день?

...В Переславле, ясное дело, мест в гостинице не было, их ни в одной
гостинице страны никогда не бывает, если только не запасся предварительной
начальственной бронью или не сунул администратору в лапу; решил подремать
в кресле. Дежурная раскричалась: "Тут что, ночлежка?! А ну вали отсюда, у
меня люди отдыхают!" Он попросил разрешения позвонить в милицию, женщина
разошлась того пуще: "Ты меня не пугай! Пуганая! Вали, говорю! А то сама
милицию вызову, пятнадцать суток враз схлопочешь".

- Где хоть милиция, объясните.

- Иди да ищи, я тебе в гиды не нанималась.

- Сука, - сказал Костенко, - гадина...

- Товарищи! - женщина заверещала тонко, пронзительно. - Бандит! На
помощь!

Двери пооткрывались, выскочили постояльцы - кто в длинных сатиновых
трусах, кто в кальсонах, только один выглянул в пижаме и тут же дверь
захлопнул.

Костенко машинально просчитал, что дверей отворилось восемь, а номеров
- тринадцать. Дежурная рыдала в трубку: "Милиция? Коль, это ты?! А ну,
давай сюда наряд! Бандюгу забери, у меня свидетели, гони быстро".

Колей оказался крепыш сержант, он с порога спросил дежурную:

- Где хулиган?

- Вон, гад! Грозился, матерно обзывал... Правда, мужчины? - спросила
она постояльцев.

Те отвечали невразумительно, смотрели, однако, на происходящее с
интересом.

- Поехали, - сказал сержант. - Там разберемся. - Дежурной бросил: -
Составь заявление, и чтоб свидетели подписались.

- Вы сначала проверьте мои документы, - попросил Костенко.

- В отделении проверим.

- Проверим здесь, - сказал Костенко и протянул ему свою полковничью
пенсионную книжку.

Коля долго изучал ее, потом сказал зрителям:

- Расходитеся, граждане, театр здесь, что ль?!

- Нет, а в чем дело? - сказал тот, что вышел в кальсонах. - Вы нам
по-гласному все объясните... Нас ото сна оторвали... За спиной у народа
теперь нельзя, не разрешим...

- Молчи, "народ"! - отрезал сержант. - Как на рынке виноградом
спекулировать, так, понял, "индивидуал", я твой номерок давно заприметил,
а если скандал, на "народ" киваешь...

Люди молча и быстро разошлись по номерам.

Костенко предложил сержанту сесть рядом:

- Пусть гражданочка дежурная возьмет ключи, и давай-ка посмотрим пять
номеров - есть там постояльцы или пустуют?

- Коля, он меня матерно обзывал и грозил глаз вырвать! - испуганно
заплакала администраторша.

Костенко спросил сержанта:

- По какой статье дамочка проходила?

Сержант понизил голос:

- Так вы с контрольной проверкой, что ль, товарищ полковник?

Услыхав последнее слово, дежурная заплакала еще пуще:

- Начальник, не губи, не губи, начальник, дам я тебе номер, но он же
бронированный, без исполкома не могу я, запрет мне на эти номера, вдруг
начальство нагрянет, их селить надо, не губи...

- Агентов надо выбирать понадежнее, - заметил Костенко сержанту, - она
ж взятки за номера берет. По нонешним временам вы ее не отмоете, придется
сажать, как ты ей будешь в глаза смотреть? Да и сам под монастырь
попадешь... Смотри, парень...

- А я чего? - спросил сержант, потупив очи долу, - я ничего такого с
ней не имею... А без присмотру гостиницу оставлять нельзя: скопление, мало
ли чего может случиться...

...Утро было солнечным, небо - высокое, синь непроглядная, какое-то
странное ощущение невесомой массы; ассоциировалось с вселенской тишиной,
миром, бессмертием и безмятежным вечным покоем... Хотя вечный покой скорее
приложим к кладбищу, если идти от "передвижников"... Все двоякотолкуемо,
нет одной правды и никогда не будет; приближение к правде - слагаемость
множества мнений...

До того домика, в котором жил отставной генерал Трехов, можно добраться
на автобусе, что ходил раз в Два часа, или топать семь километров вдоль по
берегу Плещеева озера - оно искрило мелкой зыбью, сентябрьский камыш
казался бархатным, стайки чирков пролетали стремительно, как реактивные
истребители: брать пример с Божьей твари и подвешивать - под копию с нее -
атомные бомбы... Эх люди, люди, порожденье крокодилов... Жуки - прообраз
танка, крот - сапер, воистину из ничего не будет ничего; проецируем Божью
тварь на мощь разрушения, вгрызание в глубь самих себя, подкрадывание к
дьяволу, который сокрыт в каждом...

На третьем километре на поднятую руку откликнулся наконец шофер
бензовоза - молоденький парень, волосы что солома, глаза - синие,
громадные.

- Куда вам, дядя?

- А здесь неподалеку, на берегу, возле Зубанихи старик живет...

- Генерал, что ль?

- Точно.

- Чокнутый...

- Да ну? Давно ли?

- А как Горбачев пришел. Раньше молчал, а вот стали товарища Сталина
хулить, так и он, - туда ж...

- Любишь товарища Сталина?

- Его все честные люди любят.

- Ты сам-то с какого года?

- Старый уже, - усмехнулся паренек, - с шестьдесят пятого.

- Да, дед прямо-таки... Ты ж ни Хрущева не застал, ни Сталина... Откуда
в тебе любовь к Иосифу Виссарионовичу?

- А папаня работал в охотхозяйстве, его Василий Иосифович держал, сын
вождя... И консервов привезет егерям, и бутылку каждому... Чего ни
попросишь - кровель там, стекло, - всем помогал, и взятки, как сейчас, не
брал: все от чистого сердца...

За это его масоны с сионистами и погубили мученической смертью...

- А масоны - это кто?

- Ну как? Враги народа, нерусские.

- А сионисты?

- Так это ж евреи! Вы что, шуткуете, дядя?

- Почему? Просто интересуюсь, как ты себе это мыслишь. Радищева в школе
проходил?

- А как же! До сей поры помню, очень замечательно писал про страдания
народа...

- Он, кстати, масоном был. Радищев-то...

- Ты, дядя, давай, напраслину на русского писателя не неси, а то
высажу, и точка...

- Да вот тебе истинный крест, - серьезно ответил Костенко. - Для
интереса сходи в библиотеку, посмотри издание Радищева, там про то
сказано...

- Какая у нас библиотека?! Одни собрания сочинений - то Брежнев был, то
сусловы там всякие с соломенцевыми, двух слов сказать не могут, а туда ж -
за Пушкиным в ряд...

- Сионисты, - рассмеялся Костенко. - Дорогу небось тоже они, сионисты,
мешают проложить, по ухабинам елозим?!

- У них руки длинные... Если б от нас что зависело - сразу б провели...

- Ну так и провели б!

- А ты пойди в исполком, сунься! С Гушосдором поговори! От ворот
поворот- и точка!

- Масоны там сидят? Нерусские?

-. Да что ты с этими долбанными масонами ко мне привязался, дядя? Все
об них говорят, что ж, людям не верить?!

- Об них не все говорят, об них наши цари говорили с охранкой... И
Гитлер...

Ладно, хрен с ними, с масонами этими... Мясо дают? Колбасу? Сыр?

Шофер покосился на Костенко, оглядел его наново, прищурливо, холодно:

- А вы вообще-то наш?

- Нет, украинец...

- Ну, это разницы нет, что хохол, что русак...

- Полагаешь?

- А что? Если б вы чуркой были - я б вас по физиономии отличил,
прибалтийца какого - по выговору, я с ними в армии служил, аккуратные
ребята, своих в обиду не дают, молодцы, это только мы как в расколе живем,
только и ждем, чтоб друг дружку схарчить, будто шакалы какие...

...Генерал Трехов отмахнулся от костенковского удостоверения:

- Я любому человеку рад, мил-душа, живу бобылем, милости прошу в зало...

У Костенко стало тепло на сердце; "зало" было комнатой метров
шестнадцати, вдоль стен стеллажи с газетами, журналами и книгами, уютный
абажур, такой у бабульки был, только у нее белый, а у этого - красный;
спаленка крохотная, метров шесть, зато кухня с русской печкой - настоящая,
просторная, впрочем, Костенко отметил, что ему мешало здесь что-то, потом
понял - холодильник; чужероден.

Генерал словно бы понял его:

- Погреб отменен, мил-душа, но я дважды сверзился, еле отлежался,
пришлось изнасиловать российскую первозданность атрибутом