лей он не был.
чале зимы, в самые темные дни, когда больше чувствуется осень, чем приб-
лижение весны.
видно, было воскресенье. Но Тереза, его жена, такая хрупкая на вид, та-
кая искренняя? Она-то что...
чился коклюш. Алену едва исполнился год, и в то время у него, что бы он
ни съел, начиналась рвота.
безусловно, и уж никто не подозревал, что... Короче, он был один. Еще не
совсем стемнело. Подмораживало. Не только дом, но и весь Париж с проез-
жающими где-то вдалеке машинами казался пустынным. Малышка кашляла. Вре-
мя от времени ей надо было давать ложку сиропа - бутылка стояла на ками-
не; Норбер и сейчас мог безошибочно указать где.
и детей.
живая взад-вперед и все время возвращаясь к окну, задернутому гипюром в
цветочек. И с навязчивой точностью познавал новое ощущение - клетчатое
плетение гипюра между лбом и прохладой стекла.
це единственный газовый фонарь в поле зрения Норбера, ему стало все без-
различно; дочь кашляла, но он даже не обернулся; ребенка в кроватке, мо-
жет быть, рвало, а он смотрел на уходящего мужчину и чувствовал, как его
самого тянет вперед, как ему тоже непреодолимо хочется куда-нибудь ид-
ти...
кабинет. Долго, словно оторопев, неподвижно стоял на одном месте, пока
не вздрогнул от крика: знавшая его с рождения кухарка - теперь она уже
умерла - еще в шляпке, с замерзшими в митенках руками, надсаживалась:
прохожих, которые задевали его, на темные, спутывающиеся в бесконечности
улицы, полные незримой жизнью.
Вогезскую площадь - в маленьком ресторанчике с бумажными салфетками на
мраморных столиках.
давным-давно установленный ритуал.
чок. Чтобы сделать все правильно, чтобы дойти до конца, ему следовало
спуститься по каменной лестнице к воде. Каждый раз, переезжая утром че-
рез Сену, он бросал взгляд под мосты, чтобы оживить старое воспоминание
еще тех времен, когда учился в коллеже Станислава и для прогулки ходил
туда пешком; под Новым мостом он увидел двух стариков неопределенного
возраста, всклокоченных, грязных, словно неухоженные статуи; они сидели
на груде камней, один жевал хлеб, другой обматывал ноги полотняной тряп-
кой.
как вышел из банка. Улицы опустели. Автобусы проходили все реже. Потом
появились толпы людей, которые громко разговаривали - должно быть, из
театров и кино повалила публика.
ницу вроде той, что он видел возле Вогезской площади. Но он еще не реша-
лся. Из-за своего костюма, из-за трехсот тысяч франков.
ло едой. Ночной портье в домашних туфлях долго перебирал ключи, прежде
чем вручил один из них постояльцу.
дения, о котором никто не вспомнил, он оказался совсем один, правда еще
не став человеком улицы.
своем месте. Нет, не из робости. Себя самого он не стеснялся, он стесня-
лся смутить других.
составило большого труда. Светило солнце, благоухающее съестное, перепо-
лнив мясные и молочные, выплеснулось на тротуар, и пробираться сквозь
толпу домашних хозяек и торговцев, которыми кишел рынок на улице Бюси,
было нелегко.
г-н Монд ощупывал карманы, чтобы убедиться, не украдены ли деньги. А
кстати, как он поведет себя, если вдруг придется переодеваться при пос-
торонних? Вопрос занимал его какое-то время, однако он нашел решение-бу-
мага и бечевка. С бумагой все просто: достаточно купить газеты в любом
киоске. Но не глупо ли покупать целый моток бечевки, когда нужен лишь
небольшой кусок?
давали только продукты, пока наконец не встретился писчебумажный мага-
зин.
зал кофе, спустился в туалет. Туалет находился в подвале, рядом с бутыл-
ками; дверь не закрывалась. Это было узенькое - плечи касались стен -
помещеньице с серой цементной дырой в полу.
бумаги и веревки бросил в дыру, а когда спустил воду, она брызнула с та-
кой силой, что замочила ботинки и обрызгала брюки.
чтобы проверить, не следит ли за ним владелец заведения.
ми черными буквами:
довольно неприязненно заметила ему однажды жена. - Он перепродает ее на
улице Бюси: вы же отдаете ему почти новые вещи.
транжирились.
хорошо, даже намного больше, чем он заслуживает.
ожиданиям, без всякого удивления. Заикаясь, г-н Монд спросил:
что я имею в виду?
фраки, костюмы для верховой езды и даже два полицейских мундира. - Ткань
потемнее, да? Не очень новый?
дился сейчас на третьем этаже. Вдруг украдут?
велики-то рукава длинны, то брюки. Он стоял посреди комнаты в трусах,
когда вошла женщина, жена торговца: она пришла что-то сказать мужу и не
обратила никакого внимания на посетителя.
вора, убийцу, банкрота! Он страдал. Превращение оказалось мучительным.
Зато примерно через час он будет свободен.
Хотя постойте. Вот эти...
ше, чем ему хотелось: он выглядел в ней благополучным служащим, аккурат-
ным бухгалтером.
ный ему фибровый чемоданчик отвратительного коричневого цвета.
жалел о своих словах. Он не боялся, что его будут преследовать. Ему та-
кое и в голову не приходило, но зачем же оставлять следы?
г-ну Монду. Интересно, догадался ли он на ощупь, что это деньги?
дни в это время. Пиджак чуточку жал в плечах. Пальто - значительно
тоньше его собственного - давало ощущение легкости.
ждать автобус на Лионский вокзал? Он даже не раздумывал. Не задавался
вопросом: делать так или иначе?
Ведь еще накануне у него не было никакого решения. Все шло откуда-то из-
далека, из повседневного прошлого.
мотреть на себя в стекло. Ничто не удивляло его. Он ведь, как и после
первого причастия, всегда ждал, ждал чего-то, к чему стремился и что все
никак не приходило.
большинства пассажиров, чемоданчиком в руке, отстоять очередь в кассу, а