ознаменовался никакими важными событиями? Сегодня у нас вторник. Вот уж не
думал, что меня так скоро опять потянет погрузиться в свое досье.
дворе голубую машину жены, я отпустил его. У Корины де Ланжель я застал
человек десять в одной из гостиных и трех-четырех в маленькой, оборудованной
под бар круглой комнатке, где священнодействовала сама хозяйка дома.
со мной.
правосудия?
завсегдатаям - Ланье, владельцу нескольких газет, депутату Дрюэлю, имя
которого никак не могу запомнить и о котором знаю только, что он всегда
торчит там, где находится Корина, называющая его "одним из своих протеже", и
нескольким интересным женщинам за сорок - такое на улице Сен-Доминик
правило.
происходит на такого рода сборищах. Пить и болтать продолжали до половины
девятого, когда, как сообщила мне Вивиана, осталось всего человек
пять-шесть, в том числе Ланье и, разумеется, Жан Мориа.
станет. Его фотографии и карикатуры на него появляются на первых полосах
газет не менее регулярно, чем изображения кинозвезд.
имеющий передо мной два преимущества - высокий рост и какую-то мужицкую
жестокость, придающую благородство его облику.
парижан, что причисляют себя к посвященным.
Ньоре [3] и, казалось, не питал никаких честолюбивых замыслов, когда в
результате предвыборного скандала выставил свою кандидатуру в депутаты и
прошел.
просто депутатом-работягой, исправно циркулирующим между убогой квартиркой
на Левом берегу и своим избирательным округом. Сколько ему тогда было?
ей что-то около тридцати. Муж ее, старый граф де Ланжель, умер два года
назад, и она начала отрываться от привычной им среды Сен-Жерменского
предместья ради общества редакторов газет и политических деятелей.
чем: до него она перепробовала двух-трех других, рассталась с ними и долго
присматривалась к депутату из Ньора, прежде чем остановить на нем выбор.
стали менее регулярны, и уже через два года он заполучил первый
полупортфель, а вскоре стал и министром.
труда проверять даты: они не имеют значения, - и ныне их связь-это нечто
общепризнанное, почти официальное: когда Мориа нужен, ему звонят на улицу
Сен-Доминик и глава кабинета, и из Елисейского дворца.
раз встречал ее: она осталась все такой же неуклюжей, незаметной и вечно
выглядит так, словно извиняется за то, что столь мало достойна великого
человека. Их дети обзавелись семьями - старший, по-моему, подвизается в
своей департаментской префектуре.
предстает здесь таким, каков он на самом деле, и часто производил на меня
впечатление человека, который скучает, точнее, человека, силящегося не
разочаровать окружающих.
мной и хмурился, словно открывая во мне нечто, новое, такое, что меня
подмывает назвать "печатью".
сейчас напишу, но в это воскресенье я поверил в печать, в незримую отметину,
разглядеть которую могут только посвященные, те, что сами ее носят.
тех, кто много жил, много видел, все изведал сам, но, главное, ценой
непомерно большого усилия достиг или почти достиг своей цели, и я не думаю,
что человек может быть отмечен подобной печатью раньше определенного
возраста, скажем, лет сорока пяти.
женщины рассказывали всякие истории, затем в гостиной, где любовница
владельца газеты уселась на подушки и запела, сама себе аккомпанируя на
гитаре.
несомненно, спрашивал себя, по какой прихоти судьбы угодил в обстановку,
являющуюся как бы оскорблением его личности.
политических кругах он слывет столь же свирепым, как я во Дворце.
причем довольно по-детски, то уже перестал. Он просто примирился со своей
судьбой и навязанным ему обликом, как иные актеры, обреченные всю жизнь
играть одну и ту же роль.
увлечения, но и не как пьяница, и я убежден, что, требуя спиртного, он
просто набирался мужества для того, чтобы не сбежать.
ребенком, смотрит, чтобы у него под рукой было все, чего он пожелает.
пришлось наблюдать, как он цепенеет и тупеет с каждым уходящим часом.
глазах и читается не столько в выражении лица, сколько в отсутствующем
взгляде - и в его известной тяжеловесности.
бросают хлеб птицам. В этот момент я вышел из гостиной, направляясь в один
из будуаров, где углядел телефон. Сперва позвонил на улицу Понтье, но там,
как я и ожидал, мне никто не ответил. Тогда я набрал номер Луи, итальянского
ресторатора, у которого чаще всего питается Иветта.
честолюбивы, мы оба не относимся к числу распутников, но кто согласится со
мной, кроме тех немногих, что сами носят на себе печать? Когда я вернулся в
гостиную, он снова понаблюдал за мной, но взгляд У него был блуждающий и
влажный, как всегда бывает после известного количества рюмок.
взаимопонимание, как между Вивианой и мной. Экс-премьер, который со дня на
день вновь придет к руководству судьбами государства, сделал благословляющий
жест, пробубнив:
я приметил лакея, который наверняка поджидал его, чтобы уложить спать.
вопрос. Она сообразила, что я ходил звонить. Кому и зачем - она знала,
предвидела также, что в конце концов я туда отправлюсь; думаю даже, что она
молчаливо советовала мне это сделать.
поцелуи.
Мориа. Впрочем, это совершенно не важно.
ответственности? Такси я прождал под дождем минут десять - было воскресенье
- и когда приехал к Луи, Иветта пила кофе, обводя тусклым взглядом почти
безлюдный ресторан.
подставила мне щеку-жест, ставший таким же привычным, как поцелуи Корины.
были такими же, как между всеми.
словом, довольствуется тем, что живет данной минутой.
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Каменистый Артем
Фазиль Искандер
Рыбаков Вячеслав