Чтение 5–й страницы книги ~Исповедальня~

них что-то сексуальное, почти непристойное.

Вот и Круазетт; он спускался на пляж, где напротив больших отелей ра-
бочие граблями разравнивали песок, как садовники разравнивают гравий на
аллеях.

Андре раздевался и бросался в воду; в это время, кроме него, в двад-
цати-тридцати метрах, обычно купался лишь один человек, какой-то англи-
чанин; он не знал его имени и никогда с ним не разговаривал.

Правда, изредка они устраивали нечто вроде соревнования, заплывая так
далеко, насколько хватало сил, до потери дыхания, а потом, издали, обме-
нивались легкой улыбкой.

Белая яхта, едва покинув порт, разворачивала паруса; "Электра" выхо-
дила в море рано утром, в любую погоду, и возвращалась лишь на закате. В
семь часов Андре был уже дома и, приоткрыв дверь кухни, бросал служанке:

- Завтракать, Ноэми!

- Сейчас, господин Андре.

- Отец спустился?

- Давно в столовой и, наверно, кончает пить кофе.

Андре наклонялся, и отец, по обыкновению, целовал его в лоб, едва ка-
саясь волос губами.

- Доброе утро, папа.

- Доброе утро, сын. Вода теплая?

- Почти горячая.

Ни тот, ни другой не сделали и намека на вчерашний разговор. Начинал-
ся новый день. Отец вставал из-за стола и в свой черед пешком уходил на
Круазетт, где проводил весь день за матовыми окнами, занимаясь больными
зубами пациентов.

- Мама хорошо спала?

- Неплохо.

Мать жаловалась на бессонницу и каждый вечер принимала снотворное; по
утрам она час-другой валялась в постели, прежде чем обрести жизнеспособ-
ность.

Часов в девять-десять - как когда - она завтракала в будуаре с балко-
ном, смежным с ее комнатой, откуда за крышами открывался залив.

Андре уходил в лицей, не повидав ее. За завтраком яйца, четыре-пять
тостов с джемом, два больших стакана молока - он повторял химию.

Казалось, утреннее солнце, морской воздух, голубая вода, в которой он
вдоволь наплавался, сняли вчерашние заботы, рассеяли хандру, страх, ов-
ладевшие им с тех пор, как он покинул небольшой уютный бар на улице
Вольтера.

Какое ему дело до всего этого? И до деревенского врача, повесившегося
на яблоне? И до доктора Буадье, который практиковал в Ницце, а не подви-
зался в должности профессора медицины в Париже?

Все это жизнь других людей, а у него - своя собственная.

- Что на обед, Ноэми?

- Отбивные, господин Андре.

- Мне пять штук, если маленькие; если большие - четыре.

И снова, проезжая по аллее, потом по авеню, жужжал мопед, словно жук
на солнце.

Он, наверно, никуда бы и не поехал, если бы за обедом мать не смотре-
ла на него с любопытством и беспокойством еще большим, чем накануне ве-
чером.

- Сегодня утром плавал?

Что за вопрос! Знает ведь, что он ездит на пляж каждое утро.

- Конечно.

- Вода не холодная?

- Ты забываешь, что уже май.

Она начинала купаться лишь с наступлением июньской жары.

- Тебе не бывает не по себе одному на огромном пляже?

С чего вдруг столь необычные вопросы? Отец тоже не скрыл своего недо-
умения и удивленно поглядывал на жену. Может, выпила накануне? Такое
случалось, когда она ходила к Наташе и они вместе проводили вечер.

Наташа, женщина сорока пяти лет, еще привлекательная - в молодости,
по слухам, ослепительная красавица - была хорошо известна среди той пуб-
лики, которая немало времени проводила на роскошных виллах Верхнего Кан-
на, Калифорнии или Мужена.

Одни называли ее Натали, другие, более близкие, Наташей.

Была ли она из русских? Возможно. Смуглая, со светло-голубыми, почти
прозрачными глазами цвета тех шариков, которыми Андре играл еще три-че-
тыре года назад, она оставалась стройной и гибкой, не жалея времени на
массаж и салоны красоты.

Поговаривали, что она несколько раз меняла мужей, один из которых был
английским лордом; теперь же она звалась г-жой Наур, но не по новому му-
жу, а по фамилии удочерившего ее старика, то ли ливанца, то ли сирийца,
который изредка появлялся на Лазурном берегу.

Ходили слухи, что он баснословно богат. Он никогда и нигде не показы-
вался, кроме казино, где две-три ночи играл в баккара и снова исчезал.

Андре не любил Наташу без всяких на то причин. Он хмурился, когда
мать в последнее время все чаще и каждый раз задушевнее и сердечней про-
износила ее имя.

- Наташа сказала...

- Как вчера напомнила Наташа...

Он ничего не имел против Наташи и посмеивался над ее замужествами и
странным удочерением богачом с Ближнего Востока.

Какое ему дело до драгоценностей, о которых часто рассказывает мать,
до ее двух, соединенных внутренней лестницей квартир с террасой, которая
перекрывала все здание так, что на седьмом и восьмом этажах получался
настоящий особняк.

Андре не раздражали ни богатство, ни - даже в таком городе, как Канн,
- кичливость. Не особенно заботила его и мораль, что ничуть не мешало
сердиться на женщину, занимавшую в их доме все больше места.

Места в какой-то степени незримого, поскольку она приходила к ним
всего раза два на чашку чая. Однажды даже обедала у них, и Андре почувс-
твовал, что отец к концу вечера был раздражен не меньше его.

С тех пор как мать познакомилась с Наташей, она стала пить и утро
следующего дня проводила в постели.

Она спускалась поблекшая, с постаревшим лицом ее прообраз через нес-
колько лет. Стыдясь себя, она избегала смотреть им в глаза, в разговоре
перепрыгивала с одного на другое, не перенося ни малейшей паузы.

Рассказала ли она Наташе об их встрече накануне?

- Ты уверена, что он тебя видел?

- Не знаю. Мне показалось, что наши взгляды встретились в зеркале. Он
был с девушкой, дочкой одного из наших друзей, врача из Ниццы.

- В таком случае он вряд ли заинтересовался тобой.

- Ты не знаешь Андре.

- Главное, чтобы он не видел, откуда ты выходила.

- Как раз это меня и волнует.

- А какая ему разница, выходишь ты из того дома или из этого?

Приехав в лицей, он увидел объявление об отмене занятий по физике
из-за собрания преподавателей. Значит, в три часа он уже будет свободен.

Он не позволял себе распускаться - это было не в его характере, при-
нимал жизнь такой, какая есть, стараясь поменьше думать о ней. И все же
в три часа, вместо того чтобы вернуться домой и запереться с книжками в
своей мансарде, он отправился в Ниццу по уже знакомой ему дороге.

Сезон еще не начался. Фестиваль закончился, и поток машин не был
столь интенсивен, как летом.

На авеню Победы из-за одностороннего движения он чуть не ошибся ули-
цей, но в конце концов разыскал вчерашний маленький бар.

Все это уже относилось к прошлому, а он не любил думать о прошлом; он
взял за правило жить только настоящим и брать от него как можно больше.

Поставив на мопед антиугонное устройство, он, прежде чем направиться
к желтому зданию, зашел напротив и заказал стакан молока с двумя шарика-
ми шоколадного мороженого.

- Сегодня один?

Его узнали. Еще раз-другой - и он окажется в числе завсегдатаев. Он
посмотрелся в зеркало между бутылками, задаваясь вопросом, не слишком ли
ребячливый у него вид. Полгода назад все лицо у него было в угрях, и он
считал себя очень некрасивым, нарочно вызывающе гримасничал, чтобы ка-
заться еще уродливей.

- Смотри, Андре, у тебя тик.

- Это не тик.

- Тебе нелегко будет избавиться от него.

Он пожимал плечами. Он-то знал, в чем дело, но это касалось только
его. Теперь осталось лишь несколько прыщей. Черты его окончательно не
сложились, особенно нос, который ему не нравился, но, в общем-то, он
примирился со своей внешностью и понимал, что начинает походить на муж-
чину.

Как и вчера, он медленно поднялся до второго этажа и увидел девушку
за окошечком. Его мать, никогда не занимавшаяся финансовыми вопросами,
вряд ли могла иметь дело с судебным исполнителем, что же до педикюра, то
в Канне у нее был свой мастер, к которому она ездила раз в месяц на
Бельгийскую улицу.

Конечно, она поднялась на третий этаж, как сейчас поднимался он, но,
должно быть, чувствовала себя увереннее, чем Андре, - того с каждым ша-
гом все больше охватывала паника.

Две двери друг против друга. Одна без таблички, без половика, без
звонковой кнопки. Вторая с надписью "Меблированные комнаты". Ноги у него
стали ватными, он позвонил, услышал шаги и понял, что за ним наблюдают в
глазок.

Когда дверь открылась, он увидел служанку, весьма неопрятную, очень
похожую на Ноэми. Поскольку он молчал, служанка с сильным южным акцентом