Чтение 5–й страницы книги ~Тринадцатый рейс~

библиотекой.

Этот парнишка бежал из Ленинграда предположительно в наш портовый город.
Его манили дальние странствия - такие, что требуют виз. Вероятно, начитался
книжек и решил, запрятавшись в сельдяной бочке, посетить коралловые атоллы.
А может быть, его, как и одного известного литературного героя, манил город
Рио-де-Жанейро, где все жители поголовно носят белые штаны.

Что ж, поймают и отправят к папе и маме - пусть отшлепают... Но беда была
в том, что парнишка с аквалангом, который был его личной собственностью,
прихватил с собой икону, которая принадлежала дяде и считалась ценным
произведением древнерусского искусства.

- Дурень! - сказал я и захлопнул книжку. Меня волновало только дело об
убийстве Маврухина. Только!

На площади Труда я соскочил с трамвая и пробрался сквозь коммунальные
дебри в свою комнату, которую снял еще по приезде. Сам капитан Шиковец
посоветовал мне найти "надежный уголок на отшибе", и я в точности выполнил
указание, поселившись в комнатушке, которая находилась за ванной и туалетом,
на месте бывшей кладовой. Единственным багажом и мебелью, не считая
раскладушки, был большой чемодан, в нем - десяток книг, десяток пластинок,
две смены белья.

Я включил проигрыватель, поставил Четвертую Шумана и лег на раскладушку,
чтобы наконец-то собраться с мыслями. Знаменитый романс второй части -
солировал гобой - шел куда-то мимо меня, но странным образом помогал
сосредоточиться. Я подумал о матери Маврухина. Она прилетела тотчас же,
получив телеграмму, и увезла с собой тело - хотела похоронить сына на
родине... Сознание вины, хотя и смутной, мучило меня.

Итак, .Шиковец считает, что убийца находился на теплоходе "Онега", и
вывод этот обоснованный...

Получилось как в банальном детективном романе, "задача с неизвестными в
замкнутом круге".

Прежде всего я попытался установить, когда было совершено преступление...
Это могло произойти только в то время, когда я находился в каюте и смотрел
фильм. Примерно между половиной одиннадцатого и одиннадцатью. В эти полчаса
на "Онеге" находился весь экипаж, кроме Маврухина, и еще гости: Карен
Забелина и ее сестра Мария, она же Машутка. Алфавитный список лиц, не
имеющих абсолютного алиби, выглядел бы так:

1. Валера Петровский. Выходил из каюты и отсутствовал примерно в течение
четырех-пяти минут.

2. Карен. Никто не знает, действительно ли она была в кладовке, где стоит
холодильник.

3. Иван Захарович. Оставался в каюте один, когда Карен спустилась в
холодильник, а Машутка убежала к лодке.

4. Леша Крученых. Якобы был в машинном отделении, но увидели его только
во время "аврала" когда Карен спустила лодку.

5. Ленчик. Нет достоверных свидетельств, что он сидел в рубке все эти
полчаса.

6. Вася Ложко. Находился в своей каюте, но мог оставить ее на одну-две
минуты.

7. Машутка. Вышла на палубу одна, как только Карен спустилась к
холодильнику.

8. Стасик Прошкус. Не известно, действительно ли все это время он
ремонтировал душ.

9. Я. Оставался в каюте один, пока отсутствовал Валера Петровский. Мог
выйти и вернуться незамеченным.

Из этого идиотского списка я тут же исключил несколько лиц. Себя - на
основании полного доверия к показаниям. Ивана Захаровича - в его
распоряжении было слишком мало времени, не более двух минут. Даже спринтер
не успел бы добежать до "Ладоги" и вернуться обратно. По этой же причине я
высвободил из суживающегося "замкнутого круга" Васю Ложко. В течение всего
вечера он самоотверженно крутил приемник и мог покинуть каюту не более чем
на минуту. Карен и Машутку также следовало исключить - ни та, ни другая не
могли бы нанести такого сильного удара.

Эти доводы о непричастности могло бы разрушить только одно: сговор.
Предположим, Машутка отправилась крутить приемник, а механик с нашим Кэпом и
его свояченицей двинулись навстречу Маврухину... Но прежде чем принять
всерьез такую версию, следовало подписать самому себе путевку в то самое
учреждение, где чиновник Поприщин был окончательно признан королем
Фердинандом VIII.

В списке оставались четверо. Валера, Крученых, Ленчик и Боцман Прошкус. У
каждого было достаточно времени, чтобы встретить Маврухина у "Ладоги" и
вернуться. Но... все они были славными ребятами, честными, открытыми...

Я перевернул пластинку - теперь звучало скерцо - и закурил еще одну
сигарету. Шиковец спрашивал, не заметил ли я чего-либо подозрительного в те
злополучные полчаса. Я ответил "нет", потому что не хотел болтать обо всех
мимолетных впечатлениях, как старушка, которую призвали в свидетельницы
коммунальной ссоры.

Задним числом многое может показаться подозрительным. Но про себя я
отметил три детали. Во-первых, Карен незадолго до убийства говорила о злых
предчувствиях; во-вторых, Боцман неожиданно взялся починять душ и вышел на
палубу мокрым, как будто только что искупался в заливе; в-третьих, Леша
Крученых провел весь вечер в машинном отделении вместо того, чтобы
отправиться, скажем, в Клуб моряка на танцы.

Впрочем, поведение "подозреваемых" можно было объяснить без особого
труда: Карен отличалась обостренным восприятием, а парапсихология, наука
серьезная, не отрицает предчувствия; Стасик Прошкус одержим манией
искоренения недостатков- к счастью, только в масштабах теплохода; что
касается славного Леши, то он на днях пережил личную драму, его девушка
увлеклась подводником в черной пилотке, и поммеху не с кем было танцевать
калипсо...

Я выключил проигрыватель. Кабинетное расследование явно не удавалось.
Нужно было отправляться на "Онегу". Нет, я стремился да теплоход вовсе не
для того, чтобы поскорее проверить все предположения. Просто не терпелось
увидеть ребят. Мне не хватало общества "подозреваемых". Странно иной раз
складываются у работника угрозыска отношения с миром!

"Онега" встретила меня тишиной и светом. Горели все огни на палубе -
запоздалая реакция на ночную трагедию. Команда собралась в прикамбузной
комнатушке, которая носила громкое название "кают-компания". Ужинали. Стасик
Прошкус в белой куртке, свободно висевшей на его костлявых плечах, стоял,
опершись о косяк, и держал в руке уполовник, как гетманскую булаву. Это была
обычная поза Боцмана - он внимательно следил за выражением наших лиц:
нравится ли, вкусно ли?

Сегодня все тарелки оставались нетронутыми, но Боцман не ворчал. Ленчик,
насупившись, уткнулся в стол. Валера сердито посматривал на него сквозь свои
телескопы. Видно, я прервал какой-то напряженный разговор.

- О чем вы? - спросил я у Валеры.

- Да вот... Ленчик! Если бы стоял на вахте как следует, может, заметил
бы, как свалился Маврухин.

- Лодырь Ленчик! - поддержал Валеру Леша Крученых. Леша, как всегда, был
в белой рубашке, повязанной галстуком, удивительно вежливый и собранный.
"Мальчик из коробки с тортом" - так сказала однажды Карен.

Обвинения в адрес Ленчика были напрасными, потому что вахтенный не мог
видеть из рубки корму, где находилась надстройка с каютами и машинное
отделение. Надстройка заслоняла и "Ладогу". Да и что мог увидеть Ленчик в
темноте?

Наверно, ребята понимали это, но человек уж так устроен, что при каждом
бедствии ищет жертвенного козла.

- Неужели ты ничего не слышал? - спросил Ложко.

- Услышишь, когда ты крутишь свои джазы, - ответил Ленчик. - А наверху
Карен и Машутка стрекочут.

- Прекратить болтовню, - сказал Кэп. - Милиция достаточно расспрашивала.
Сказано: несчастный случай произошел по вине самого Маврухина. Мне, что ли,
не жаль парня? Но пальцем не тыкаю ни в кого.

Экипаж "Онеги" примолк, однако сам Ленчик решил перейти в наступление:

- Мне не видно было, что за кормой, а у вас там из каюты кто-то выходил:
дверь хлопнула, и свет мелькнул. Почему же он ничего не заметил? "Ладога"
ближе к корме.

- Кто "он"? - спросил Леша.

- Я, наверно, - сказал Боцман. - Выходил в душ, а там труба лопнула,
пришлось изоляцией об' матывать. Но Маврухина не видно было и не слышно.

У Боцмана в минуту волнения еще резче обозначился литовский акцент. Он
нервно помахивал уполовником.

- Кстати, почему сломался душ? - спросил я.

- Нашел о чем, - сказал Леша. - Душ его волнует.

- Судьба человеческая, - капитан вздохнул и погладил темя. - Не знаешь,
где упадешь.

Разговор принимал философское направление. Ребята не хотели расходиться
по каютам, страшась одиночества и темных мыслей.

- Вот уж три дня прошло, а не верится, что его нет, - сказал Боцман. -
Как же так?

Вася Ложко согласно кивнул головой. Лихой чуб коснулся стола. Вася -
"простой русский Аполлон", как однажды определила острая на язычок Карен. У
механика классическая внешность первого ухажера. Эдакий ясноглазый малый, в
меру добродушный, в меру хитрый, с клоком русых волос, словно у кукольного
гармониста, с чуть вздернутым носом. Вдобавок ко всему Вася истый волгарь,
он окал и сыпал пословицами.

- От смерти не посторонишься, косую не обойдешь, - сказал Вася. - Что уж
тут... А я его как раз встретил накануне на площади Марата. Стоит, газету
читает. Тронул его за плечо: чего, мол, тут? Так, говорит, гуляю по городу.

- Так, говорит, гуляю, - повторил, как эхо, Валера.