жаждой деятельности, не выходя из состояния задумчивости, Михал поднялся с
кресла и рассеянно снял со стены алебарду.
посередине, мысленно представив, что должен вести борьбу за произведения
искусства. Зажегшись этой неясной мыслью о борьбе, он непроизвольно
замахнулся алебардой. Замах показался ему несоответствующим оружию,
пришлось замахнуться еще раз. Тоже плохо. Внезапно заинтересовавшись
фехтованием, он сделал несколько других движений и уже через минуту рубил
и рассекал воздух с таким воодушевлением, как будто его противник на
протяжении пятисот лет скрывал во влажном подвале беззащитные перед водой
шедевры.
привез машиной свой сундук. Музей был открыт, но пуст, он не знал, куда
пойти и поэтому постучал в ближайшую дверь слева. Не ожидая приглашения,
поскольку сундук весил порядочно, он нажал на ручку и открыл створку
двери.
метнулся назад, ударился локтем о косяк, тяжесть вывалилась из рук и
грохнула о пол. Свистящее нечто мигнуло, блеснуло молнией и с огромной
силой вонзилось прямо в рассыпанное у ног содержимое сундука.
или же Михал, которому вдруг стало очень жарко от мысли, что он чуть не
разрубил человека. В последний момент он успел изменить направление
смертоносного удара! От пережитого его охватила слабость. Он неподвижно
стоял, опершись об алебарду, вспомнив, что как раз недавно ее наточил...
алебарда попала как раз в середину большого конверта, сломав три красные
печати. Адам увидел это и одеревенел окончательно. Оба надолго замерли,
уставившись в поломанные печати и не смея взглянуть друг на друга.
почувствовал, что должен что-то сделать и отворил двери пошире.
быстрее повесил ее на стену.
по какому-то делу?
обратно. Общими усилиями они водрузили железный ящик на стол. Михал
невольно залюбовался красивым, в стиле барокко орнаментом на крышке.
Немного злясь на себя, немного на гостя, он изо всех сил старался
выглядеть достойно, серьезно и элегантно, плохо слушая объяснения.
Содержание рассказа Адама начало до него доходить где-то посередине, он
откинул крышку, заглянул в сундук, посмотрел на бумаги и полностью
пропустил продолжение.
замолчал и смотрел, как этот помешанный директор вытягивает документы из
ящика, без видимого труда читает сложные завитушки, алчно тянется за
следующими, как постепенно загораются его щеки и краснеют уши, а глаза
начинают искриться подозрительным блеском. Он сильно испугался и уже начал
думать, не лучше ли махнуть на все рукой и поскорее сбежать.
на него накатывала волна умиления, такая мощная, что ей необходимо было
дать выход. Он оторвался от захватывающего чтения, чтобы что-то сделать,
громко крикнуть, кувыркнуться, броситься вприсядку, но не сделал ничего,
потому как взгляд его упал на испуганного Адама, и он осознал, что здесь
находится свидетель. Адам показался ему ангелом, он немедленно простил ему
поимку во время дурачества с алебардой и для его развлечения готов был
выкатить даже пушечный ствол.
- Это же сокровище, настоящее сокровище!
обидевшийся Адам.
сумасшедшими он предпочитал не ссориться. На этот раз Михал слушал с
пристальным вниманием.
несмотря на войну, сохранилось?
самой войной он начал строить себе дом, и, пока суть да дело, отец сдал
ему наш. Ну, он там и жил. Только жена у него была еврейка - как немцы
пришли, всех до последнего человека и схапали. То есть, не всех,
хлеборезка осталась, из-за этой хлеборезки дом и уцелел.
крутила с немцами. Фрицы оставили ей этот дом, всю войну она в нем жила,
гулянки им устраивала. Они к ней в гости ходили, еще и приплачивали. Девка
она была налитая, как репа, ничего не скажу, я ее с детства знал, только
вредная. Это она донесла на жену нотариуса. Но из-за нее, когда нотариуса
взяли, дом не спалили и не разграбили, он остался в полном порядке и
простоял всю войну. А кухарка куда-то подевалась и никто ее не жалел.
снимали, потому что нотариус хорошо платил. Отец дом поставил, а денег у
него не осталось. А нотариус, видать, чувствовал, что будет, и бумаги в
подвал спрятал, чтобы хоть их спасти.
Он заглянул в сундук. Лагевка Болеслав, вероятно, внук или правнук того
Лагевки, который сто лет назад составлял эти документы и подписи которого
здесь стоят. Позавчера, одиннадцатого... Значит, сегодня тринадцатое.
Тринадцать, какое прекрасное число...
всегда это пропащий день. Вот пожалуйста - попал на психа, который опять
ничего не слушает, а Адам как раз упомянул про справку. Он немного
запутался, потому как ему было необходимо что-нибудь посильнее, чем
справка, какая-нибудь благодарность или еще что...
Для него он готов был на все. Адам, вспотев от волнения, бормотал что-то
про Народный Совет, участок и право выкупа. Михал ничего не понимал, но
угодить хотел от всего сердца. Справка о дарении? Конечно, само собой
разумеется, официальная благодарность...
упал на конверт со сломанными печатями. На нем было несколько надписей,
нечто вроде содержания, и первая из них гласила: "Завещание Ясновельможной
Пани Софии из Хмелевских Больницкой, писанное нотариусом Бартоломеем
Лагевкой в день 11 апреля 1901 года от Рождества Христова, в двадцать
пятую годовщину бегства из дома Ясновельможной Пани Катарины Больницкой".
Он почувствовал, что окончательно теряет равновесие. Замечательный парень
принес эти чудесные вещи, но от замечательного парня надо наконец
избавиться, чтобы прочитать все спокойно. Он заметил там нечто
неправдоподобное и заболеет, если не займется этим немедленно!
дикой энергией. Он сорвался с места, выволок Адама из здания, вернулся за
какими-то печатями в кабинет директора, второй раз вернулся за бумагой,
третий раз - чтобы закрыть двери. Он тащил его за собой и кричал что-то
про Отдел Записи Актов Гражданского Состояния. Испуганный Адам упирался
изо всех сил, пока из хаотичных объяснений не понял, что машинистка в
ЗАГСе печатает лучше всех в воеводстве. Тогда он перестал упираться и
предложил не топать четыре километра пешком, а доехать до Венгрова на его
фургоне. Они вернулись на шоссе и галопом поскакали к фургону.
домой с бумагами, тон которых пылал таким энтузиазмом, что мог заменить по
крайней мере Золотой Крест Героя, а Михал наконец-то остался один. Он
вернулся в музей, запер дверь на ключ и принялся за чтение.
вытянул то, что потрясло его еще при первом взгляде. Документ носил титул:
"Список имущества, собранного ясновельможной пани Софией Больницкой,
переданного в распоряжение Бартоломею Лагевке, для последующей передачи
наследникам, согласно с последней ее волей, выраженной в завещании от 11
апреля 1901 года от Рождества Христова". Начало документа было в
превосходном состоянии, середина и конец подверглись полному уничтожению
из-за плохого качества бумаги и были почти нечитаемы.
запершило в горле, здесь упоминались 15 тысяч рублей золотом, он тут же
представил себе, какую нумизматическую ценность представляют собой эти
рубли. Во второй позиции у него сперло дух. Там черным по белому было
написано, что речь идет о двух тысячах штук различных золотых и серебряных
монет, давно не используемых в обращении, в том числе так называемых
драхмах, пиастрах, польских грошах, дукатах, талерах и других. Дальше он
читал описание драгоценностей и украшений, до тех пор, пока не пришлось
встать и выпить воды. Он как раз добрался до подсвечника, триста лет назад
купленного у потомка рыцаря, добывшего его в крестовом походе. На
старинном украшении для головы, выполненном из трехсот жемчужин, у него
потемнело в глазах, а на серебряном сервизе работы краковского ювелира,
выполненного перед самой смертью королевы Ядвиги, он перестал читать. Он
Мацумото Сэйте
Курылев Олег
Шидловский Дмитрий
Никитин Юрий
Афанасьев Роман
Пехов Алексей