отвернулся, чтобы скрыть это. Я отвернулся к окну, прикрытому овечьей
шкурой, отодвинул ее и стал смотреть во тьму. И тут я заметил чье-то лицо,
смотрящее в комнату. Никогда в жизни я не был так быстр, как сейчас. Я
одним прыжком подскочил к столу, смахнул с него свечу, погрузив комнату во
мрак, вырвал из рук отца знамя и сунул его снова в тайник. Затем я быстро
нашел кирпич и заткнул отверстие.
четверо, бывшие в комнате, даже не удивились моему поступку. Они поняли,
что для такого поведения у меня есть основания. когда я нашел свечу и
снова зажег ее, они стояли без движения, полные напряжения. Они не
спрашивали меня ни о чем. Первым нарушил тишину отец.
мог бы взять ее спокойно и аккуратно. Но ты всегда такой, у тебя все
валится из рук.
того, кто подсматривал за нами. Эти слова были предназначены ему.
прячась в тени, обошел дом. Ведь тот, кто подсматривал, стал свидетелем
величайшей измены.
так как наш дом стоял на холме. К юго-западу от нас по склону холма
извивалась тропинка. Она вела к старому, давно заброшенному и сгнившему
мосту. И там я ясно разглядел на фоне ночного неба силуэт мужчины. З
плечами у него был мешок. С одной стороны это было хорошо, так как этот
человек и сам занимался недозволенным промыслом. Я тоже много раз таскал
узлы и мешки по ночам. Это был единственный способ скрыть свой доход от
сборщика налогов и оставить кое-что на пропитание семьи.
были не так опасны, как могло показаться, хотя за них полагалась
десятилетняя каторга на угольных шахтах, а в отдельных случаях и смерть. В
основном смерть полагалась в том случае, если человек хотел скрыть то, что
комендант или сборщик налогов хотели бы заполучить себе.
мы, и вернулся в дом. И в течение всего оставшегося вечера мы говорили
только шепотом.
что где-то далеко есть уголок, где американцы живут свободно и независимо.
где нет сборщиков налогов, нет Каш Гвард, нет Калькаров.
в дверь постучали, а затем она широко распахнулась, хотя отец еще не успел
пригласить войти. В дверях мы увидели Пита Иохансена, улыбающегося нам.
Мне никогда не нравился Пит. Это был длинный нескладный человек, у
которого улыбались только губы, а глаза никогда. Мне не нравилось то, как
он смотрит на мою мать, когда думает, что его никто не видит. Мне не
нравилась его привычка менять женщин по два раза в год. Это было слишком
даже для Калькаров. Когда я смотрел на Пита, у меня было ощущение, что я
голыми ногами наступаю на змею.
только хмуро кивнул, так как Пит смотрел на Молли, как на мою мать. Обе
женщины были очень красивы. Я никогда не видел женщины, более красивой,
чем моя мать. А когда я вырос, я повидал много людей, я всегда удивлялся,
как мой отец смог удержать ее. Я тогда понял, почему она все время сидит
дома или находится вблизи его. Она никогда не ходила даже на рынок, куда
обычно ходили все женщины.
предписывалось законом. Я ненавидел это слово. Мне казалось, что оно
означает врага.
направлении, - и он махнул рукой в сторону рынка. При этом движении плащ
его приоткрылся и он выронил пустой мешок. Я сразу понял, что это именно
он заглядывал в наше окно. Пит схватил мешок с плохо скрытым
замешательством и затем он протянул мешок отцу.
двери и решил зайти и спросить.
того человека, которого я видел недавно. Но он нес полный мешок. Он шел по
тропинке к мосту. - Я посмотрел прямо в глаза Пита. Тот сначала вспыхнул,
затем побледнел.
то я возьму его себе. Во всяком случае это не такое большое преступление,
если я буду хранить его у себя. - И затем, не говоря больше ничего, он
повернулся и вышел.
нечего, что Пит хороший человек, но ни Джим, ни Молли, ни мать не
разделяли его мнения. Джим и Молли ушли домой, а мы стали готовиться ко
сну. Отец и мать занимали спальню, а я спал на волчьей шкуре в большой
комнате, которую мы называли гостиной, Третья комната была кухней. Там мы
обедали.
другие мальчики спят в том, в чем ходят днем, но у моей матери был по
этому поводу бзик: она заставляла меня раздеваться на ночь, часто мыться.
Зимой раз в неделю, а летом я много купался, так что можно было не мыться.
Отец тоже заботился о чистоте. У Калькаров все обстояло иначе.
наша одежда и обувь были сделаны из овечьей шерсти и овечьих шкур. Я не
знаю, что бы мы делали без овец. Они давали нам все: и пищу, и одежду. Ни
зимой, ни летом я ничего не носил на голове: у меня были очень густые
волосы, подстриженные ровным кружком чуть пониже ушей. Чтобы волосы не
падали на глаза, я стягивал их кожаным шнурком.
Мне показалось, что они возле овчарни. Прислушавшись, я услышал крик -
женский крик ужаса. Он доносился откуда-то от овчарни. Дикий лай адских
псов не прекращался. Я не стал больше ждать, схватил свой нож и палку. Нам
было разрешено иметь ножи с лезвием не более шести дюймов длиной. То, что
я сейчас схватил, было моим единственным оружием. Однако лучше это, чем
ничего.
доносились крики женщины и злобный лай собак.
человеческую фигуру, которая висела на крыше. С крыши свешивались ноги и
нижняя часть туловища. Четыре собаки с остервенением прыгали вверх, а
пятая, крепко стиснув зубы висела на ноге, стремясь стащить человека вниз.
Я бросился вперед, крича на собак, те, что прыгали, остановились и
повернулись ко мне. Я хорошо знал характер этих собак и теперь ждал
нападения. Ведь эти собаки совсем не боялись человека. Но я бросился
вперед так стремительно и решительно, что собаки зарычали, повернулись и
побежали.
подбежал я. Она повернулась ко мне и, стоя над своей жертвой, грозно
оскалила страшные клыки. Это был огромный зверь размером со взрослую овцу.
он мог бы легко справится с несколькими мужчинами, тем более плохо
вооруженными. В обычное время я уступил бы место боя, но сейчас ставкой
была жизнь женщины.
опасности, чтобы спасти свою шкуру. А я привык ценить женщину. Ведь в
нынешнем мире они представляли ценность нисколько не меньшую, чем корова,
свинья или коза.
глаза я заметил, что и остальные собаки подходят ближе. Для размышления
времени не было и я бросился на собак с палкой и ножом. Под могучей грудью
собаки я увидел расширенные от ужаса глаза девушки. Я и раньше не думал
предоставлять ее своей судьбе и уклониться от смертельного боя, но после
этого взгляда я не оставил бы ее даже если бы сто смертей стояли у меня на
пути.
в горло. Палка была бесполезна и я бросил ее, чтобы встретить нападение
ножом и голыми руками. По счастью пальцы моей левой руки сразу схватили
чудовище за горло, но столкновение было слишком сильным и мы оба упали на
землю. Я оказался под собакой, которая страшно рычала, старалась вцепиться
в меня клыками. Держа ее пасть на расстоянии вытянутой руки, я ударил в
грудь собаки ножом. Боль от раны взбесила пса, но я к своему удивлению мог
удержать его, и более того, мне даже удалось подняться сначала на колени,
а затем и на ноги.
гигантской силой наградила меня природа. Ведь раньше мне никогда не
приходилось напрягать все силы.
момент произошло чудо. Из моего разума вдруг испарился страх перед людьми
и перед этими чудовищами. Я, который был рожден в мире страха,
подозрительности, недоверия, я Юлиан Девятый на двадцатом году жизни
потерял свой страх. Я познал свое могущество. А может взгляд этих двух
нежных, полных ужаса и мольбы глаз пробудил во мне отвагу.
вытянутой руке, обмяк и беспомощно повис. Мой нож нашел путь к сердцу
противника. И тут на меня бросились остальные собаки. Девушка уже стояла
рядом, держа палку и готовясь вступить в бой.
размахнулась и сильно ударила вожака, который оказался ближе всех.