хорошенькую. Как она выглядит?
высокая... крупная. Да, пожалуй, хорошенькая, - он помолчал, а потом
добавил: - В ней есть какая-то животная чувственность, некоторым это
нравится.
Он прекрасно знал, какие обязанности Кикарани возлагала на своих рабынь.
За свою работу на постоялом дворе она держалась обеими руками, и можно
было себе представить, какие девушки работали у нее.
захочется... к тому же он совсем голый.
момент раздались громкие голоса и дверь распахнулась. Хонакура поспешно
сполз со скамьи и подбежал к другому выходу. Повернувшись к двери спиной,
он приготовился встретить пришедшего самой любезной улыбкой.
крепкого сложения человек, хотя по мощи он и уступал Шонсу. Ему было около
сорока, и он уже начал полнеть. Складки жира собирались над синей, шитой
золотом парчовой юбкой и выпирали из-под кожаных ремней, на которых висел
его меч. Шеи у него не было. Рукоять меча, находящаяся у правого уха,
сверкала и переливалась множеством маленьких рубинов, вставленных в
золотую филигрань. Такими же золотисто-рубиновыми огнями светился зажим,
которым были собраны на затылке его редеющие волосы, и повязка на толстой
руке. Одутловатое лицо было полно возмущения и ярости.
смотрели друг на друга; жрецы и воины имели одинаковый статус. Но Хардуджу
был несомненно моложе, к тому же он только что вошел. Кроме того,
правитель был раздражен, поэтому он уступил и выхватил меч. Целитель
вздрогнул, но это было всего лишь начало приветствия равного, как понимали
его воины.
образом; его тонкий голос дрожал, а старые сморщенные руки поднимались и
опускались в привычных движениях приветствия.
одетого в оранжевую юбку Четвертого, а следом появился и раб в своей
обычной траурно-черной набедренной повязке. В руках он держал что-то
завернутое в плащ. На него никто не обратил внимания, но мастера Горрамини
Хардуджу после минутного колебания решил представить.
руки и уставился на жреца сверху вниз.
времени на любезности.
Хонакура, как будто сомневаясь. - Да, сегодня утром я имел честь оказать
помощь этому доблестному господину. - Он с интересом рассматривал ремни
Хардуджу, потому что они находились как раз на уровне его глаз.
немалые усилия, чтобы его голос звучал в рамках приличий, и жрец это
заметил; он поклялся себе, что прежде, чем с ним расправиться, он приведет
правителя в еще большую ярость. Глядя на его ремни, Хонакура едва заметно
поднял бровь в изумлении и пробормотал что-то о профессиональной этике.
засвидетельствовать свое почтение мне, рявкнул Хардуджу. - Но; насколько я
понимаю, у него не было соответствующего платья. По этой причине я здесь.
Я хочу, чтобы он был мне представлен, и хочу пожелать ему скорейшего
выздоровления.
непременно прослежу, чтобы ему передали о вашем визите.
оставить все это здесь, а я позабочусь о том, чтобы наш гость узнал о
вашем добросердечии.
лично! И немедленно!
перед ним была какая-то песчинка, приставшая к подошве его обуви.
получше.
слово правды! Что ж, я не стану напрасно беспокоить столь почтенного
господина. Но все же я дам о себе знать.
загораживая ему путь. Хонакура не боялся открытого насилия - жрецы
неприкосновенны, - но он хорошо понимал, что в будущем его могут ожидать
ловушки и козни. К счастью, через пару дней Шонсу устранит эту опасность.
Четвертый - вздрогнул, увидев, что происходит.
седьмого ранга. Он просто поднял его как ребенка, отодвинул в сторону,
распахнул дверь и вышел.
но его чуть не сбил с ног Хардуджу, в ярости ворвавшийся в комнату.
терпения, - он помолчал, а потом как бы между прочим добавил, - но этот
неумолимый господин уверял меня, что в самом ближайшем будущем он
предстанет перед вами.
оставить все вещи здесь и ушел вместе с Горрамини. Раб бесшумно закрыл
дверь. Хонакура посмотрел на племянника и усмехнулся, потирая руки.
заслужил теплую ванну и хорошую трапезу. Однако, добравшись до дома, он
вынужден был признать, что его обычно столь несообразительный племянник
сегодня высказал весьма проницательное предположение. Если господин
седьмого ранга проснется в грязном домике, это вряд ли ему понравится. Не
следует таким образом отдалять от себя важного союзника. И Хонакуре
пришлось отдать еще кое-какие распоряжения.
паланкинов, шторы на них были опущены. Один за другим они прошли через
ворота и стали кружить по улицам, постоянно меняя своих пассажиров.
кто, возможно, следил за ним, Хонакура приказал отнести себя за город. Из
города вела только одна дорога, она подходила к стене под острым углом.
Несколько веков назад какой-то предприимчивый строитель поставил вдоль
этой дороги маленькие домики, и теперь здесь останавливались паломники -
не самые богатые, но и не самые бедные: бедные спали под открытым небом.
из-за штор на скопления крыш и верхушки деревьев. Над городом, конечно же,
возвышалась громада храма, его золотые шпили светились в теплых лучах
солнечного бога, который, перебравшись через столб водяной пыли,
окружавшей Судилище, приближался теперь к горизонту. В тот момент Хонакура
подумал, что самое худшее в его возрасте - это скука. Такого хорошего дня
он, пожалуй, уже и не мог припомнить.
ловкостью, Хонакура раздвинул шторы, закрывающие вход, и осторожно вошел в
дом.
Грязные каменные стены поддерживали крытую соломой крышу, нагретая жарким
тропическим солнцем, она издавала невыносимую вонь. Здесь было одно окно,
одна кровать, и Хонакура еще с порога увидел, что кровать эта - кривая и
продавленная. На полу - неровные каменные плиты; два полуразвалившихся
стула и грубый стол; на стене - маленькое бронзовое зеркало. Привыкнув
немного к вони соломы, Хонакура стал различать и едкий запах мочи,
смешанный с запахом грязного тела. О блохах и клопах говорить не
приходилось.
которой лежал воин. Теперь, когда это чудовищное тело не прикрывало
ничего, кроме небольшого куска ткани на бедрах, юноша показался Хонакуре
еще более мощным. Он спал, как должны спать маленькие дети и как они почти
никогда не спят.
вошедшего, она упала на колени. Жестом Хонакура позволил ей встать, потом
повернулся к носильщикам, которые внесли вслед за ним большую корзину и
все то, что предоставил нечестивый Хардуджу. Тихим голосом он
распорядился, чтобы они вернулись за ним через час.