переполненную пепельницу.
достаточно для рака и инфаркта. - Она рассмеялась, откинулась на спинку
стула и поинтересовалась, рада ли Элисон своему возвращению.
одну сигарету из лежащей на столе пачки.
работой, что тебе не доплачивают, что все фотографы - бабники, а
руководители агентства - болваны, и ты непременно найдешь себе более
интересное и полезное занятие. - Она рассмеялась. - Ни разу еще не
видела фотомодели, чье чувство долга не напоминало бы траекторию полета
лопнувшего воздушного шарика.
потешиться иллюзиями.
есть полное право заблуждаться ровно столько, сколько ты пожелаешь. -
Дженнифер подняла глаза на официанта, склонившегося над покрытым
красно-белой клетчатой скатертью столом. - Две Блади-Мэри, - заказала
она, бросив взгляд на Элисон, которая согласно кивнула.
лица.
обсуждали некоторые подробности вчерашнего телефонного разговора. Затем
они быстро пообедали, поймали, выйдя из ресторана, такси и направились в
Вест-Сайд. На 26-й улице такси остановилось, и девушки вошли в
обшарпанное здание. Еще одна фотомодель дожидалась в вестибюле лифта.
Они познакомились - ее звали Луиз - и поднялись на седьмой этаж, где
располагалась студия Джека Туччи.
Туччи с легким европейским акцентом.
своей аккуратной бородки, снова поменял ракурс. Его гибкое тело
перемещалось по студии быстро и элегантно. Опытный. Уверенный в себе.
Самолюбивый.
подбородки! Слишком высоко! Вот так!
снимками.
пробрались через провода и прожекторы к креслам в дальнем углу студии.
рубашки и бросил ее на стойку бара.
спрятал пачку обратно в карман, пошарил в шкафу и извлек оттуда стопку
фотографий.
как исчезнуть за дверью.
сандвичей, стояли банки "Кока-Колы" и бутылка белого вина.
Он улыбнулся и принялся раздавать еду. - Элисон? - спросил он, когда две
другие девушки взяли себе по сандвичу.
подлокотников, и вытянув усталые ноги.
водрузила их на свой изящный носик. - Что это за девушка?
освещение и вуайеризм. Кажется так называется половое извращение,
заключающееся в наблюдении за половым актом? Камера - великий
сексуальный маньяк. Когда снимаешь обнаженную натуру, необычайно важна
фактура объекта, но если она догадывается о присутствии камеры,
натуральная прозрачность тела неминуемо теряется. Взгляни на ее лицо.
Смог бы я достичь этой чистоты, этой нежности, знай девчонка, что я
щелкаю фотоаппаратом? Смог бы я уловить этот бесстыдный нарциссизм? -
заметил он, не скрывая восхищения.
Первым делом у нее заболела голова. Почти мгновенно, словно боль была с
ней всегда, но лишь не прорывалась наружу. Она сконцентрировалась где-то
в глубине черепа. Сначала Элисон удивилась, потом испугалась. Всю неделю
она великолепно себя чувствовала. Да-да, последний раз голова у нее
болела в то утро, когда звонила мисс Логан. Да это и болью-то нельзя
было назвать, так какое-то тупое давление в висках, которое Элисон
отнесла на счет нервного перенапряжения. А сейчас что? Всему виной,
наверное, многочасовое пребывание в слепящих лучах прожекторов. Но будь
это просто мигрень, Бог с ней. Что-то творилось с ее спиной, словно к
коже прижали кусок сухого льда. Она в испуге выпрямилась, отшвырнула
журнал, подошла к окну и взглянула поверх крыш. Луна в последней
четверти, дымовые трубы - вот все, что открылось ее взору. Элисон
тряхнула головой, тщетно пытаясь избавиться от боли, затем повернулась к
бару и прислушалась.
профессиональную фотомодель? - спрашивала Луиз. Звуки доносились до
Элисон, словно сквозь толстый слой ваты. Они превращались в неясный гул.
поднимались вверх по ее рукам, распространяясь по всему телу и уступая
место более грозному ощущению: полному онемению кожи. Она начала
ожесточенно тереть руки друг о друга.
когда она начала падать, и отнес к креслу. Дженнифер затушила сигарету и
поспешила на помощь.
кубиков льда, завернула их в шелковый шарф и протянула Джеку. Он прижал
узел ко лбу Элисон, вытерев с него пот.
сощурившись, оглядывала комнату, расплывшиеся во время приступа боли
очертания обретали четкость. Несколько минут она молчала, не обращая
внимания на суетящегося вокруг Джека. Затем подняла глаза, глубоко
вздохнула и откинулась на спинку кресла.
еще не совсем пришла в себя, но щеки ее немного порозовели. - Мигрень, -
сказала она. - И такое ощущение, будто руки и ноги ничего не чувствуют.