исполненные презрения взгляды прохожих. Спаркс почему-то стоял среди
прочих любопытных и смотрел на него, охваченный странным чувством
жалости и болезненного интереса. Наконец он нерешительно двинулся с
места, но тут калека, уже успевший взгромоздиться на свой ящик,
посмотрел ему в лицо и вдруг снова соскользнул на тротуар.
одновременно с узнаванием. - Это она тебя сюда послала? Это она
подсказала тебе, где меня найти?.. Да, смотри хорошенько, малыш! Запомни
- и глазами, и рассудком - и никогда не забывай, потому что в один
прекрасный день она то же самое сделает с тобой. - Герне с отвращением
отряхивал руки от налипшей на них грязи.
сомневался, кто именно перед ним. - Она... она сказала, что ты умер... -
Он-то считал, что иначе и быть не могло: Герне ведь упал в Колодец
глубиной в несколько километров. Но он не подумал о различных выступах и
механизмах, вделанных прямо в скальную породу. Должно быть, что-то такое
и помешало отвесному падению Звездного Быка... и он лишь сломал себе
спину. И теперь считался мертвым - но был жив... Спаркс почувствовал
внезапное облегчение - словно исчезла давящая тяжесть в груди, которую
он заметил только тогда, когда она перестала его душить.
сомневайся, я непременно закончил бы начатое тогда! - Он обессилено
оперся о стену, рука его, тянувшаяся к ноге Спаркса, упала. - Давай,
радуйся жизни, малыш. Я и сейчас куда больше мужчина, чем ты. И Ариенрод
тоже понимает это.
Воспоминания о поединке в зале Ветров и о том, что Герне хотел сделать с
ним, но потерпел неудачу,, заполнили его душу горечью, и в этой горечи
его сочувствие к калеке утонуло, как муха в котелке с супом.
мне! Мне одному! - Он повернулся и пошел прочь.
никогда не принадлежала ни одному мужчине! Это ты принадлежишь ей, и она
будет пользоваться тобой, пока не использует до конца...
пошел, а некоторое время постоял, пока не улегся гнев и в душе не
возникла знакомая иссушающая пустота. Успокоившись, он бесцельно побрел
по улице вниз, забираясь все глубже и глубже в Лабиринт. Мелькали двери
баров и казино, ставших для него вторым домом; он рассеянно разглядывал
порой освещенные витрины магазинов, полные импортных товаров, лекарств,
украшений, картин, нарядной одежды, радиоаппаратуры... и прочей
дорогостоящей мудреной ерунды, выставленной напоказ любителями
беспошлинной торговли. Когда-то, во время своих бесконечных прогулок по
Лабиринту, он останавливался у каждой витрины; тогда ему казалось, что
он гуляет по райским кущам. Теперь же он и не заметил, как время стерло
чувство восторга перед этими техническими достижениями, окутав душу
дымкой утраченных иллюзий, а терпкое вино восхищения волшебством
превратилось в уксус равнодушия.
радуги и служившие плодородной почвой для демонстрации мастерства и
творческих возможностей умельцев Тиамат и еще семи планет Гегемонии,
казались ему теперь странно тусклыми и какими-то чужими, будто его
собственная реальная жизнь не имела с ними ничего общего. Он чувствовал
себя чужим в этом пестром мире зрелищ, изысканных ароматов и громкой
музыки, бредя по торговым рядам; к тому же свежее болезненное
впечатление после встречи с Герне, который, оказывается, остался жив,
давило на него немыслимой тяжестью, и он прислонялся лбом к ярким
витринам, а они как будто прогибались под его тяжестью, обволакивая его
своими соблазнами. Здесь, в самом сердце города, слушая его живое
биение, он некогда надеялся делать замечательные открытия, но сумел
открыть для себя лишь то, что вожделенная цель вновь и вновь ускользает
от него, хотя, казалось бы, он вот-вот ее достигнет. Ускользает прямо из
рук - как и все, на что он когда-либо рассчитывал, что было ему
дорого...
скульптуры, выставленной владельцем прямо на тротуар; от удара
украшавшие ее шипы и колючки задрожали и с них как бы посыпались резкие
звуки - точно кошки замяукали. И эта отвратительная, не поддающаяся
нормальному восприятию музыка вывела его из оцепенения; холодная
металлическая скульптура качнулась и сама собой изменила форму. Впрочем,
может быть, ему это только показалось. Но ощущение собственной
отгороженности от мира по-прежнему не проходило... [Почему? Что со мной
такое? В чем дело?]
на покупателя, выглянул равнодушный торговец, и пошел дальше, неожиданно
поняв, куда именно занесли его ноги: это была Цитрусовая аллея, и он уже
видел чуть дальше Фейт, Хрустальный Глаз, как всегда сидевшую со своими
подносами и корзинами на пороге мастерской. Именно сюда он однажды
забрел в поисках убежища, и его приняли без единого вопроса или просьбы.
Сюда он всегда мог вернуться, здесь было единственное средоточие покоя и
созидания в море равнодушия и разобщенности.
ступеньки, завернувшись в вуаль, похожую на синие ночные сумерки. Он
узнал ее по этой вуали: подруга Фейт, Тьеве. Ему никогда не удавалось
как следует разглядеть ее - только черные, цвета эбенового дерева руки.
Да еще из-под шалей и шарфов доносился порой нежный перезвон висевшего у
нее на шее ожерелья из колокольчиков. Он уже спрашивал Фейт, почему
Тьеве никогда не открывает лица; неужели она такая некрасивая или,
может, обезображена чем-то? Но Фейт сказала, что таковы обычаи ее родной
планеты. За все время он видел еще только одну или двух землячек Фейт -
женщин, тщательно укутанных в шарфы и вуали и сопровождаемых дуэньями.
Тьеве чувствовала себя в присутствии мужчин явно неловко, и он ощутил
некое ревнивое удовлетворение, поняв, что она уходит только потому, что
заметила его. У Фейт было много друзей-мужчин, однако не похоже, чтобы
среди них был кто-то, значивший для нее больше, чем просто друг. Порой
Спаркс даже думал, уж не дала ли она обет безбрачия?
повернулась к нему - с неуверенной полуулыбкой:
подтверждая справедливость ее догадки; Малкин как всегда сидел на своем
посту у дверей мастерской.
нее.
Как давно тебя не было - несколько месяцев!
сел, стараясь не задеть расставленные на ступенях подносы.
отпуская ему все грехи разом. - В конце концов, ведь и я не так уж часто
заходила к тебе во дворец!
навестить меня. - Она ощупью нашла маску, которую отложила. - Расскажи
мне, как там, во дворце, - о чем сплетничают, что носят, во что играют,
о какой бредятине спорят... Мне хочется поболтать немного. Тьеве очень
талантлива в том, что касается работы с иглой в шелком, но она всегда
такая печальная... - Фейт нахмурилась чему-то невидимому, потом
протянула руку к подносу, полному разноцветных бусинок, и неожиданно
перевернула его. - Ах ты черт! - Малкин нервно вскочил и тут же скрылся
в мастерской.
бусины, ручейком скатывавшиеся по ступеням. Потом поставил поднос и
принялся терпеливо собирать остальное, успокоенный этим бездумным
занятием. - Ну вот. - Он вручил ей последние три бусины, вновь ощутив
благодатный покой ее дома - совсем как тогда, когда жил здесь.
улыбнулась, когда он положил бусины ей в раскрытую ладошку. - И не
только по твоим терпеливым рукам - но и по твоей музыке, по твоей
способности удивляться всему...
флейту.
сказал, что забыл одеться. - Почему же?
склонив голову над незаконченной маской и ожидая, что он скажет еще.
поерзал на твердой ступеньке. - Совсем другими...
"третьего глаза".
параллаксе" небось? - Она явно все знала.