Чтение 41–й страницы книги ~Плеск звездных морей~

зявок по рецепту Нгау, я хочу тебя поцеловать. А то ведь и
губ не различишь.

- Нет, нет, Улисс... Разве можно на дороге? Нас увидят...

- Пусть видят.

- Нет, нет! - Она все же уклонилась. - Куда мы идем,
Улисс?

- Домой, конечно. Сейчас прыгнем на трансленту и поедем
домой. Как поживает наш верный мажордом?

- Знаешь что? - Андра остановилась. - Давай зайдем в ка-
фе. Я очень голодна.

- Давай. Я, кажется, с утра ничего не ел.

В этом кафе на станции трансленты мы бывали и прежде.
Снаружи увитое виноградным вьюнком, оно было расписано внут-
ри фресками, которые мне нравились. Тут была чуть ли не вся
история мореплавания. Полинезийский катамаран мирно соседс-
твовал с ощетинившимся копьями кораблем викингов. "Чайный"
клипер взлетал на гребень волны, а дорогу ему пересекал бе-
лый красавец лайнер прошлого века. Тут были корвет "Витязь",
и "Фрам", и затертый льдами "Челюскин", и "Кон-Тики", и сов-
ременные быстроходные суда, не знающие качки.

За столиками группками и в одиночку сидели студенты Веды
Гумана. Многие из них кивали и улыбались Андре, когда мы
проходили к свободному столику у окна. Кое-кто салютовал и
мне. Мы сели и заказали роботуофицианту еду и питье.

Неподалеку от нас шел довольно шумный разговор. Отчетливо
донесся самоуверенный голос:

- Примитивная мысль, ни капли чувства, вообщеничтожество.

- Ах, верно, - подхватил женский голос, - я всегда это
говорила.

Я оглянулся и увидел парня с зачесом на лоб и презритель-
но выпяченной нижней губой. К нему прислонилась плечом хоро-
шенькая толстушка. Еще трое сидело с ними за столиком, заты-
лок и разворот плеч одного из них показались мне знакомыми.

- Сними очки, русалочка, - попросил я. - Здесь свет не
яркий.

Помедлив немного, Андра сняла очки и принялась крутить их
на столе.

- А знаешь, - спешил я поделиться своей радостью, - у ме-
ня появилась сестренка - там, на Венере. Сабина! Черноволо-
сая такая малышка, с куклой. Здорово, правда? Вместо линей-
ной генеалогии опять появится разветвленная... Постой, кем
же она тебе приходится? Ну, как это называется... кажется,
золовка, да?

- Да... кажется... - Против ожидания, Андра нисколько не
обрадовалась благоприобретенной родственнице.

- Ты чем-то расстроена? - спросил я. - У тебя грустные
глаза.

Она выпрямилась и вскинула на меня взгляд, и вдруг я по-
нял не знаю каким - шестым или седьмым - чувством, что слу-
чилось страшное, непоправимое. "Не надо, молчи!" - хотел я
крикнуть...

- Улисс... мы столько времени не виделись, я столько
должна тебе рассказать...

- Не надо, - услышал я словно бы со стороны свой голос.

- Я очень много пережила за это время...

О черт! "Столько времени", "это время" - к чему тянуть?

- Кто? - спросил я, с трудом шевеля языком. - Этот... Эу-
геньюш?

- Да ничего подобного, ничего подобного! - быстро загово-
рила она, наклонясь ко мне. - Ничего подобного не было, ты
не имеешь права так думать обо мне, здесь совсем другое...

- Другое? - переспросил я. И тут меня осенило. С ошелом-
ляющей быстротой пронеслись обрывки впечатлении, сцепляясь в
одно целое, - пристальный взгляд, просверливший мне затылок,
и жирная красная надпись на пленке среди формул: "Андра", и
сегодняшний испуг, и поспешное бегство... - Феликс, - сказал
я.

- Ни разу, ты слышишь, ни единого разу он не обмолвился о
своем чувстве, да и вообще никогда мы не оставались наедине,
он сторонится меня. Но ведь не скроешь... Я думала, моя по-
ездка в Африку покончит с этой нервотрепкой. Нет. С ним пря-
мо не знаю что творится, какие-то чудачества... да нет, не
чудачества-срывы. Ты же знаешь, какой он...

- Андра, уедем отсюда, уедем, улетим в Конго, на Луну,
куда хочешь, вот сию минуту, куда глаза глядят... Родная,
уедем, уедем, - заклинал я ее с внезапно пробудившейся верой
в спасительность расстояний. - Не говори сразу "нет", поду-
май, вспомни, как было нам хорошо. Андра!

Я продолжал еще что-то говорить, боясь остановиться, бо-
ясь окончательности, но уже знал, что все кончено.

Плыли корабли на фресках, уплывало короткое мое счастье,
бородатый бог хмуро глядел на меня с паруса "Кон-Тики". Я
умолк.

Там, сзади, трахнули кулаком по столику, зазвенела посу-
да, тот же раздраженный голос произнес:

- Полная бездарность, и никто меня не переубедит!

Я машинально оглянулся. Парень с презрительной губой дер-
жал в поднятой руке стакан, толстушка продолжала льнуть к
нему. Тот, со знакомым разворотом плеч, повернул голову в
профиль, это был Костя Сенаторов. Давно мы не виделись, но
сейчас мне было не до него.

- Едоки, - сказала Андра, взглянув на шумную компанию.

Я налил вина ей и себе. Она положила на мою руку свою,
сухую и горячую.

- Ты сильный, Улисс.

Еще бы, подумал я, отводя взгляд, чтобы не видеть стра-
дальческого выражения в ее глазах. Еще какой сильный!

- Он невероятно беззащитен. И живет так неприкаянно...

- Нет, - сказал я, - не из жалости к нему ты уходишь. Уж
лучше молчи...

Злость, обида, нестерпимая боль переполняли меня. Я зал-
пом выпил вино. Кто говорил, что вино спасает от горя, приг-
лушает отчаяние? Чепуха все это. Я сидел трезвый, как соба-
ка... как глупый побитый пес...

Молчи, Андра, не нужно ничего объяснять. Знаю, ты была
искренна, говоря, что тревожилась за меня, когда я ушел в
безрассудный полет. Ты не лгала, нет, нет, не лгала, когда
уверяла меня (и себя), что мое примарское происхождение тебе
безразлично. Но, как видно, память прочно хранит впечатления
детства... воспоминание о том, как чуть было не погиб Том
Холидэй, твой отец. Как бы мы ни пытались забыть, зашвырнуть
прошлое в дальние, глухие углы памяти, ничего не выйдет, оно
всегда с нами.

А может, не в этом вовсе дело? А просто... ну вот, совсем
просто: ты исчерпала меня и уходишь к другому...

Ненавижу этого гения!

Я посмотрел на Андру. Она беззвучно плакала, наклонив го-
лову и прикусив губу.

Жалость? Пусть жалость, пусть все, что угодно. Только не
могу я видеть, как ты плачешь. Ни в чем тебя не виню. Ты та-
кая, какая есть.

- Не плачь, - сказал я. - Ты права.

"Какой же ты мужчина?" - читал я в осуждающем взгляде бо-
родатого бога.

"Идиот!" - потрясали копьями викинги.

"Сумасшедший!" - вкрадчиво шелестели за окном плети ви-
ноградного вьюнка.

- Ты нужнее ему, - сказал я. - Все равно у нас не жизнь,
а сплошная разлука. А потом я улечу надолго, Может, до конца
жизни... Не плачь. Вот, выпей вина,

Андра покачала головой.

...Я смутно помню, как очутился на этом трамплине, над
ослепительной полосой искусственного снега, круто уходящей в
голубую бездну. Я даже не помнил, как называется этот дивный
курортный городок в гуще Тюрингенского леса и как мы туда
попали.

Костя не пускал меня, он был сильнее, и я сам не понимаю,
как мне удалось вырваться. Я поднялся на трамплин и кое-как
закрепил на ногах лыжи и выпрямился, чтобы набрать воздуху
перед прыжком...

Нет, не с этого надо начать. Не с этого.

По-настоящему хорошо я помню только, как уходила Андра. Я
убедил ее, что нет смысла пропускать вечернее заседание
конгресса, и она, приведя в порядок лицо, медленно пошла меж
столиков к выходу. Я не смотрел на нее, но слышал каждый ее
шаг. Каждый шаг-будто удар по сердцу.
Ты-силь-ный-Улисс-ты-силь-ный... Потом я увидел ее в окно.
Она остановилась на площадке перед кафе, в желтом костюме
под распахнутым черным пальто, и оглянулась на окна кафе.