каких-то там раздолбаев. В Академии каждый, считай, день капали курсантам на
мозги, что на полицейских ложится колоссальная ответственность и как они
должны себя вести, так вот эти, прости Господи, крутые ковбои -
хрестоматийный пример, как не нужно себя вести.
именно тако-------------------(1) "Миранда" - знаменитая формула: "Вы имеете
право молчать. Все, что вы скажете, может быть использовано против вас в
качестве доказательства. Вы имеете право на совет адвоката". В 1966 г. некий
Эрнесто Миранда, обвиняемый в похищении и изнасиловании, был, несмотря на
признание, оправдан Верховным судом США, т. к. полицейские при аресте в
спешке не зачитачи ему эту формулу. Потом он, правда, все равно сел - но за
другое. [284] го поведения и ожидают от них, сознательно или бессознательно,
и все это связано с мифологией - так объяснял один шибко умный лектор.
Мифология, она страшная сила, взять, например, синдром преподобного Малкахи.
Это когда кто-нибудь держит заложников в запертом помещении и копы решают,
что же им такое делать. И все они видели этот фильм про патера Малкахи и
начинают действовать соответственно. Ясно, говорят, понятно, нужно привести
сюда священника. Нужно привести родителей этого парня. А я пойду туда без
оружия и постараюсь его уговорить. Слово за слово, а потом какой-нибудь
герой и вправду кладет ствол на землю и идет этого психа уговаривать, со
всеми вытекающими последствиями. И все по одной-единственной причине - он
забыл, что жизнь не похожа на кино, совсем не похожа. Но это - редкий
случай, чаще бывает наоборот, живой коп начинает подражать крутым
телевизионным копам, проходит какое-то время, и ему не нужно даже подражать,
он и вправду становится таким вот ковбоем. Несмотря на все, чему его учили,
несмотря на все предупреждения. А иностранцы, вроде тех же Шитова и
Орловского, на них эта телевизионная хрень действует еще сильнее. Да хоть на
одежду взглянуть - сразу видно, с кого они узоры пишут.
терпеть, пока хватит сил - или пока вода в кране не кончится. Вытереться,
надеть новые, совер[285] шенно сухие шмотки и сесть по-человечески, в своей
комнате, в свое кресло. Уорбэйби наверняка заказал уже новому сотруднику
номер в какой-нибудь гостинице, или сам заказал, или Фредди своему поручил.
Позвонить, чтобы прислали пару клубных сэндвичей и пяток этих длинных
бутылок мексиканского пива, в Лос-Анджелесе оно везде есть, так и здесь,
наверное, тоже. В ведерке со льдом. Посмотреть телевизор. Включить, скажем,
а там как раз "Влипших копов" показывают. Позвонить Саблетту, почесать
языком, рассказать ему, какой тут бардак в этой ихней Северной Калифорнии.
Саблетт не переносит яркого света и старается работать ночью, так что одно
из двух - либо он сейчас в патруле, либо смотрит свои старые фильмы...
разных сторон. - Прости.
девицу, способную полоснуть мужика по горлу и вытащить его язык наружу
сквозь не предусмотренное анатомией отверстие. Правда, вот нож... А что,
собственно, нож? Ведь нельзя же каждого, у кого в кармане нож, так вот сразу
считать за убийцу. Кроме ножа Шитов вытряс из нее карманный телефон и эти
долбаные очки, из-за которых весь переполох. Точно такие же, [286] как у
великого сыщика, и футляр такой же. Теперь очки у него, во внутреннем
кармане брони; увидев их, русские прямо кипятком в потолок от радости.
преступника, не перепутаешь ни с чем, для этого и опыта никакого не надо. А
тут скорее ужас затравленной жертвы - и это при том, что она с ходу
призналась Шитову, что да, украла я эти очки. Прошлым вечером в гостинице
этой самой, в "Морриси", во время пьянки. И никто ведь из русских ковбоев и
слова не сказал про убийство, и вообще про мужика этого зарезанного, Блике
он там или как. Подумать если, так они и ни в чем ее не обвиняли, ни в
убийстве, ни в воровстве даже, - вообще ни в чем. А она говорила, что кто-то
там убил какого-то Сэмми. Может, Сэмми - это и есть тот немец, зарезанный? А
русские словно не слышали, и сами ничего не ответили, и Райделлу рот
заткнули, и она теперь тоже молчит, ну разве что огрызнется иногда,
прикрикнет, когда он начинает засыпать на ходу.
наблюдалось - да и то сказать, странно бы было, если бы сейчас, в невесть
какой час ночи, все повыскакивали наружу и начали устранять причиненный
непогодой ущерб. Однако кое-где зажегся свет, какие-то люди сгребали с
мостовой воду и мусор. И пьяные - уж без них-то, конечно, никак. Круто
уторчавшийся на "плясуне" му[287] жик - во всяком случае, он непрерывно
разговаривал сам с собой, молотил языком со скоростью тыща слов в минуту -
пристроился в хвост процессии и так и плелся следом, пока Шитов не
развернулся и не прошипел, что, мол, уторчался, мудила, так и уматывай на
хрен в Окленд, а то искрошу тебя к такой-то матери в капусту, и все это со
стволом в руках. Мужик вылупил глаза и послушно, без спору, повернул назад,
да и кто бы на его месте спорил, а Шитов оглушительно заржал.
в нерешительности Шеветта Вашингтон, был освещен несколькими фонарями.
Райделл споткнулся о какую-то доску, взглянул вниз и только теперь заметил
на ногах девушки черные десантные ботинки, один к одному, как его
собственные. И тоже небось с кевларовыми стельками.
Шеветта взглянула на него, как на психа. На ее щеках блестели слезы.
болезненно ткнул Райделл а в ямку между челюстной костью и правым ухом. - И
чтобы больше ни слова!
уберется, и только тогда кивнул:
поглядывал на Шитова и решал в уме сложную задачу: когда начистить морду
этому сучьему потроху - сразу, как расстегнут наручники, или чуть погодя?
уха, Райделл заметил через его плечо какого-то парня, заметил безо всякого
интереса - ну парень себе и парень. Высокий, крепкий, длинноволосый, вылез
из узкой, не шире фута, двери, и даже не дверь это, а щель какая-то, вылез и
стоит моргает, то ли от яркого света, то ли от удивления.
черным, ни к голубым - пусть себе хоть зеленый в крапинку, был бы человек
хороший. Это, к слову сказать, сильно выручило его при поступлении в
Полицейскую академию - прогнали его через все ихние тесты, увидели, что не
расист парень, ни вот на столько не расист, и взяли - несмотря на очень
грустные отметки в школьном аттестате. Райделл и вправду не был расистом,
только не из каких-нибудь там идейных соображений, а так, по житейскому
смыслу. Ну на кой, спрашивается, быть расистом, если от этого никакой
радости, одни заморочки? Ясно же, что люди никогда не вернутся назад, не
будут жить, как жили когда-то; а даже и случись такая невероятная вещь - что
бы в том хорошего? Тогда бы небось не по одной станции долбили
пятидесятничный хэви-метал, [289] а по всем, двадцать пять часов в сутки. И
кто бы, спрашивается, ягарил монгольский шашлык? Да и вообще, что толку
думать о такой бредятине, когда в Белом доме сидит черная баба?
надолб, взмахивая руками в идиотском общем ритме, ни дать ни взять детский
сад на прогулке, черт бы побрал эти наручники, Райделл не мог не признать,
что некоторые конкретные иммигранты и негры его достали. Сильно достали. И
Уорбэйби с его вселенской скорбью и постной, как у телевизионного
проповедника, харей. И Фредди этот самый, технический, в рот его и в ухо,
консультант. Отец, царствие ему небесное, на дух не переносил таких вот
типов, скользких и хитрожопых; "ублюдки сраные" - так он их называл, любимое
папашино выражение. А уж Шитов и Орловский - посмотришь на них и сразу
поймешь, что имел в виду дядя, который в Африке воевал, когда рассказывал
про дубин, у которых голова хрящом проросла.
радиатору "Патриота" и дергает башкой в такт какой-то там из наушников
мелодии, а по краям его кроссовок бегут красные буковки, слова песни или там
что. Этот-то под дождь не вылезал, в машине отсиделся, вон ведь, все у него
сухонькое, и рубашка эта пистолетная, и необъятные портки. [290]
нахлобученной почти на глаза. Почти на эти сраные ВС-очки. Широкий, как
шкаф, только нормальный шкаф сам по себе стоит, а этот на тросточку
опирается.
размером с океанский лайнер; армированные покрышки и графитовая решетка на
радиаторе прямо-таки кричали каждому любопытному: "КОПОВОЗКА". И любопытные
были - несмотря на поздний (или уже ранний?) час, они стояли среди бетонных
надолб, сидели на ящиках и продуктовых тележках. Дети, пара мексиканок -
поварихи, наверное, судя по волосам, затянутым сетками. Крепкие, угрюмого
вида мужики в грязных робах опирались на лопаты и швабры. Никто не подходил
особенно близко, просто смотрели - и все, на лицах подчеркнутое безразличие,
обычное поведение людей, наблюдающих за работой копов.
еще один блюститель закона.
Райделл чувствовал, что собравшаяся толпа их нервирует. А вот не хрен было
выставлять свою машину на всеобщее обозрение.
под его рубашкой броня. Он благоразумно припрятал пистолет и, как и подобает
настоящему ков[291] бою, не выпускал изо рта китайскую "Мальборо".
Лучезарная улыбочка Фредди прямо напрашивалась на хороший удар каблуком,