или сглотнуть снотворную дрянь, потому что аутотренинг хорош тогда,
когда есть настроение им заниматься. "Демоний" молчал. То ли
завтрашний мой Кручкович не настолько важная фигура, чтобы мне для нее
понадобилась голова вместо кочана, то ли вообще непонятно что. Ладно.
Не вкручивается поминутно в мозги шуруп, и на том пока спасибо.
вой, хоть казни себя казнью египетской. Подлец я, никчемный родитель,
функционер. Любое плацентарное млекопитающее, говорил я себе, защитит
детеныша, закроет его собой - а я?..
голову слову. Плацентарное? Дудки. Я не плацентарное млекопитающее, у
меня нет плаценты. Не приобрел почему-то в ходе эволюции. Строго
говоря, я вообще не очень-то млекопитающее, хотя когда-то кормил
молоком Витальку, если Юлии было недосуг это сделать.
разве что с натужным скрипом. Я туда не очень-то и стремлюсь, однако
любопытство гложет: кто я такой есть на самом деле?
надземки...
белье и лечь спать, только в качестве снотворного снадобья высосать
стакан коньяку, - как вдруг ожил телефон. Обыкновенный. Не браслет и
не "шухер".
голосом, полным участия, интересовался, не имеется ли у меня сына -
Малахова Виталия Михайловича, приблизительно пятнадцати лет, который
находится в настоящий момент в бессознательном состоянии в третьей
городской...
и молясь о том, чтобы никого не сбить! Фары автомобиля с дежурным
нарядом охраны поначалу хорошо были видны в зеркале заднего вида,
затем куда-то пропали. Плевать. Виталька... Будь трижды проклята вся
педагогика и все педагоги на свете!..
штатское, ждал меня в вестибюле больницы. Несомненно, он знал, кто я,
и совать ему под нос "пайцзу" не имело смысла.
предстало в совершенно ином свете. Оказывается, я был не виноват. Или
виноват, но только в том, что не оставил сына ночевать, - так он вряд
ли захотел бы остаться... Впрочем, теперь это не имело значения.
их капитан Костюк. Врожденные никчемушники. Даже не наркоманы, как ни
странно. С каждым годом все более крупные и все более дикие стаи,
дающие, по признанию капитана, огромный процент немотивированных
преступлений, несмотря ни на какие старания СДЗН и органов. И им-то
попался Виталька. Один в вагоне.
мочились на него всем хором. Потом, дурной силой растащив двери а
тамбуре, выбросили моего сына под откос. По счастью, экспресс замедлял
ход перед Коломной, да и автоматика немедленно врубает экстренное
торможение при открытых дверях, и только поэтому сын остался жив - ни
одно живое существо не имело бы шанса уцелеть при ударе о щебень
насыпи на скорости больше двухсот верст в час.
Простите, видеть его нельзя, он в операционной.
больничным начальством помещения для отдыха. Наверное, надо было
уехать, и для Витальки было бы только лучше, если бы его оперировал
хирург, у которого не стоят над душой. Я не смог. Как ни бессмысленно
это выглядело, я остался сидеть в кожаном кресле в коридоре, попросив
персонал - впустую, естественно, - забыть о моем присутствии. Капитан
Костюк давно умчался, извинившись. Больничные ночные коридоры были
именно тем, чем они были. Кто их не видел, хотя бы и в
нейрохирургическом отделении. Дважды я звонил Юлии - ее не было дома,
и не знал, огорчаться мне или радоваться.
хватало. Вообще чем меньше людей тем лучше. Когда-то давно Нетленные
Мощи сболтнул мне, что предел его мечтаний - одиночная
звукоизолированная камера на неделю. Вроде его "берлоги", только
лучше. С книгами, но без малейшего духа человеческого, раздражающего
органы чувств. Можно понять Нетленного. Любой функционер рано или
поздно приходит к таким мыслям, что с ним ни делай.
люди вообще - это прост большое множество, некая полуабстрактная
категория, почти не данная нам в ощущении, и одновременно они - вот в
чем парадокс - то единственное, ради чего мы без тени сомнения в своей
правоте и благородстве целей играем в наши игры - до саморазрушения,
иногда до пули в рот. Они подвержены болезням - а ты лечи их,
перекрывай путь эпидемиям хоть кордонами, хоть собственными руками.
Они подвержены тысячам опасностей по причине шалостей природы и, что
бывает чаще, по собственной дури - а ты их спасай. Они подвержены
неистребимой страсти добиться сразу всего малой ценой - а ты спасай
ради них воздух, воду и леса, накладывай вето на наиболее губительные
технологии, бери к ногтю могущественные силы, которые с удовольствием
раздавят тебя как козявку, допусти ты малейшую слабину. Они не хотят
жить по-человечески - и опять же именно ты учи их и дрессируй
правильно отвечать на вопрос, что такое хорошо и что такое плохо, и ты
же внушай им, что пещерный дикарь, свято соблюдающий табу, более
цивилизован, чем самый рафинированный хлыщ, не желающий понимать,
почему это ему вдруг нельзя со вкусом удовлетворить ту или иную
прихоть. А они, оказывается, не просто большое множество. Они тебя не
любят, но ведь ты на это и не рассчитывал, верно? Они могут убить ни
за что твоего сына, а ты должен служить им, насколько хватит твоих
сил, и сдохнуть за них, когда потребуется. Они - один огромный
бесформенный и бессмертный организм, покрывший собою всю Землю, и ты
должен заботиться о том, чтобы организму было легко и комфортно жить,
расти и расползаться. Кирпичом тебе по зубам - а ты служи...
человека, а ты уже готов винить всех и всякого. Доля родительская -
лотерея, сказал я себе. Почему же ты взвыл, увидев, что на твой билет
не выпал главный выигрыш? Стыдиться надо так думать, сказал я себе.
за плечи, - наверное, отчаялись разбудить покашливаниями и
прикосновениями. Хирург. Уже в чистом халате, и руки вымыл.
что предупредили, коллега... ну вы понимаете, насчет чего.
собой.
Поверьте, никто не мог предположить...
зубильца расковыривали во мне неподатливую стену. Но это был не
"демоний".
Глава 6
продуваемых ветром озерных косах тоже достаточно терпимо, зато стоит
углубиться в лес, как начинается пожирание заживо. Опускаю дырявый
накомарник. В ультразвуковом пугаче дохнут батарейки, и репеллента
осталось всего ничего, лучше его приберечь на вечер, к вылету мошки.
рождения Витальки - и мазались отвадой от комаров, и целовали друг
друга через эту отваду. И почему-то было нисколько не противно.