погибла во время взрыва, когда взбаламученное море грозило затопить наш
плот. Взяв фонарь, я стал осматривать наши запасы. Из приборов остались
только компас и хронометр; от лестниц и веревок - кусок каната, намотанный
на остаток мачты! Ни кирки, ни лома, ни молотка - все инструменты погибли,
и в довершение несчастья провизии осталось всего на один день! Я боялся
мук голода, а разве нам не угрожала гибель в пучине? И достанет ли времени
умереть от истощения?
Пусто! Всего лишь кусок сушеного мяса и несколько сухарей!
провизии хватило на целые месяцы, как спастись из бездны, в которую нас
уносил бешеный поток?
опасности перед ужасами будущего. Как знать, не удастся ли нам спастись,
выбраться из разъяренной водной стихии и вернуться на поверхность Земли?
Каким образом? Я этого не знал. Куда именно? Не все ли равно. Но один шанс
на тысячу - все же шанс! А меж тем смерть от голода - реальность, не
оставлявшая никакой надежды.
положение мы попали, высчитать, сколько времени осталось нам жить. Но у
меня хватило мужества промолчать. Я не желал, чтобы дядюшка потерял
самообладание.
Фитиль сгорел до конца. Наступила снова непроглядная тьма. Нельзя было и
надеяться рассеять этот непроницаемый мрак. Хотя у нас был еще факел, но
как могли бы мы зажечь его при таком ветре? Тогда я поступил, как ребенок:
я закрыл глаза из страха темноты.
заметил это по тому, с какой силой ветер бил мне в лицо. Мы неслись с
головокружительной быстротой. Казалось, что мы уже не скользим по воде, а
низвергаемся в пропасть! Ганс и дядюшка, вцепившись в меня, удерживали
меня всеми силами.
наше низвержение прекратилось. Возникла преграда: огромный водяной столб
обрушился на наш плот. Я захлебывался. Стал тонуть...
почувствовал себя на свежем воздухе и вздохнул полной грудью. Дядюшка и
Ганс крепко держали меня за руки, и плот еще выдерживал нас.
42
последнего штурма, - полное безмолвие. Ко мне вернулась прежде всего
способность слышать: я понял, что рев воды, вселявший в меня ужас, смолк,
в галерее воцарилась тишина. Наконец, донеслись до меня, как бы оказанные
шепотом, слова дядюшки:
поднимались с чрезвычайной быстротой.
подъем вверх, горело ровно, бросая достаточно света, чтобы озарить всю
сцену.
имеющем и четырех туазов в диаметре. Вода, дойдя до дна пропасти,
стремится снова достигнуть своего уровня и поднимает нас с собою.
поднимаемся, я определяю в два туаза в секунду, это составляет сто
двадцать туазов в минуту, или свыше трех с половиною лье в час. Так можно
очутиться невесть где!
если она закрыта, если воздух под давлением водяного столба будет
постепенно сгущаться, что, если мы будем раздавлены?
почти безнадежно, но все же есть некоторая надежда на опасение, и ее-то я
и имею в виду. Если мы можем каждую минуту погибнуть, то каждую же минуту
мы можем и спастись. Поэтому будем наготове, чтобы воспользоваться
малейшим благоприятным обстоятельством.
в чем я не хотел раньше признаться.
есть, но никто не решался дотронуться до скудных остатков пиши.
у нас захватывало дыхание, как у воздухоплавателей на больших высотах. Но
если аэронавтам, по мере того как они поднимаются в высшие слои воздуха,
приходится испытывать все больший холод, то нам приходилось испытывать как
раз обратное. Жара усиливалась в ужасающей степени и в этот момент
достигала, наверно, сорока градусов.
подтверждали теорию Дэви и Лиденброка; до сих пор огнеупорные горные
породы, электричество и магнетизм создавали особые условия, нарушавшие
законы природы, влияли на понижение температуры, ибо теория центрального
огня оставалась, на мой взгляд, все-таки единственно истинной, единственно
объясняющей все. Не попадали ли мы теперь в такую среду, где эти явления
совершались в силу законов природы и где жара доводила скалы до
расплавленного состояния? Я опасался этого и высказал свои соображения
профессору.
нас всегда еще останется возможность сгореть заживо.
положение не изменилось. Наконец, дядюшка нарушил молчание.
несколько часов наше существование, сберегая остатки пищи, мы ослабеем
вконец!
действия, откуда мы возьмем силу для этого, если ослабеем от истощения?
глазами? Ты рассуждаешь, как человек, лишенный воли, как существо,
лишенное энергии!
пока бьется его сердце, пока оно способно двигаться, могло бы предаться
отчаянию.
обладал, конечно, необыкновенно твердым характером.
наши силы. Пусть это будет наш последний обед, но по крайней мере мы
станем снова сильными людьми, вместо того чтобы падать от истощения!
катастрофы, на три равные части. На каждого приходилось приблизительно
около фунта пищи. Профессор поглощал еду с лихорадочной жадностью; я ел
без всякого удовольствия, несмотря на голод, почти с отвращением; Ганс
медленно пережевывал маленькие кусочки, наслаждаясь пищей со спокойствием
человека, которого не мучит забота о будущем. Он нашел еще фляжку, до
половины наполненную можжевеловой водкой, дал нам выпить из нее, и этот
благотворный напиток несколько оживил меня.
Было пять часов утра.
негативное. Раз потребность в пище удовлетворена, трудно представить себе
муки голода. Надо испытать это, чтобы понять! Стало быть, какой-нибудь
сухарик и кусок говядины заставляет нас забыть прошлые горести!