Чтение 41–й страницы книги ~В Институте времени идет расследование~

хронокамеру и, ни словом не предупредив, включить поле! С ума они сошли!
Или уж Аркадий создал такое идеально однородное поле, что в камере хоть
гопака пляши - все равно перейдешь целиком и без дефектов? Похоже, что
так...

То-то и дверь камеры так легко открывалась! А я вывалился оттуда,
словно куль с картошкой, и даже не сообразил, как это дверь могла
открыться... А как, в самом деле? Может, я, когда упал на дверь, придавил
ручку?

Однако же история! Никогда я не поверил бы, что Аркадий способен
запихнуть меня в хронокамеру и швырнуть куда попало... Э, мало ли что!
Когда меня спросили три дня назад, мог ли Аркадий покончить самоубийством,
я что ответил? Только и твердил: нет, не мог он этого сделать! А теперь...

И все же с хронокамерой дело туманное. Могло быть и так: Аркадий
обнаружил, что таблетки исчезли, кинулся обратно в зал, чтобы сообщить это
компаньону, а тот пока что взял да и запихнул меня в камеру! Аркадий
прибежал в момент "старта" - и, естественно, остолбенел. Зловещая гримаса
на его лице могла относиться вовсе не ко мне, а к компаньону.

От этой гипотезы у меня как-то легче на душе стало, и я бодро зашагал
по лестнице. Ну да, теперь понятно, почему Аркадий исчез, почему не стал
меня дожидаться: где же он будет меня ждать, когда я уже в другом мире, на
другой мировой линии... Стоп-стоп! А теперь-то что происходит? Ведь я же
опять создаю новую мировую линию! Шагаю по лестнице - и создаю линию, и
отклоняю ее от прежней. Ох и неуютно мне стало от этой мысли! Не хотелось
мне создавать никаких линий! Мне бы обратно, на прежнюю, на мою
вернуться... Только не видать мне больше этой "моей" линии никогда...

Я подошел к нашей лаборатории, оглянулся - не идет ли кто, - сунул ключ
в замочную скважину. И вдруг меня холодным потом облило от страха! Что,
если эти паршивцы швырнули меня всего часа на три-четыре вперед? Что, если
это ночь с двадцатого на двадцать первое и там, за дверью, лежит мертвый
Аркадий? Умерший не от снотворного, а от чего-нибудь еще... или все же от
запасной порции таблеток... Я попытался наспех прикинуть, возможно ли это,
но ничего не смог сообразить, а торчать в коридоре, держа ключ в двери,
было глупо и опасно. Я повернул ключ - дверь бесшумно открылась. Я нашарил
выключатель, щелкнул...

Диван был пуст. Лаборатория - тоже. Все было пусто, чисто, прибрано. На
столах ни бумаг, ни окурков, ни записных книжек.

Делать мне здесь было совершенно нечего, с порога видно, что даже и
входить незачем. Протягивая руку, чтобы повернуть выключатель, я почти
машинально глянул на хронокамеру.

Моей подставки в ней не было!

То есть как же это так? Ведь, по идее, она должна быть! Или я уж совсем
запутался? Я глядел на пустую хронокамеру и с места не мог сдвинуться.
Вообще я что-то стал застывать на каждом шагу с тех пор, как прокатился по
времени. Мне это уже надоело. Шаг сделаю, а потом стою и мучительно
соображаю, куда же это я шагнул и куда шагать дальше. Но, с другой
стороны, что же делать? Шагать не думая? Беда в том, что ничего я так и не
смог обдумать, а теперь, по милости Аркадия, и вовсе запутался в этих
мировых линиях...

Переместить хронокамеру (вернее, ее содержимое) обратно, в двадцать
третье мая, никто не мог - она уже не принадлежала тому миру, который я
покинул. Так что вроде бы и подставке полагалось оставаться на месте.
Однако ее нет. Почему?

Остаются две возможности: либо опять что-нибудь изменилось в будущем и
кто-то "оттуда", "сверху", выволок мою камеру из прошлого, либо я сам
проник еще глубже в прошлое, туда, где моя хронокамера с большой
подставкой вообще не появлялась.

Меня даже в жар бросило, и дышать трудно стало. Я пересек лабораторию,
распахнул окно, вдохнул прохладный ночной воздух. Стало легче, я немного
успокоился. Ну ее, эту подставку, не интересует она меня совсем, и вообще
ничто меня уже не интересует, а о хронофизике я без содрогания думать не
могу! Вот пойду сейчас домой и завалюсь спать, мотайтесь вы себе как
хотите по времени, а я больше с места не сдвинусь!..

Я вышел из лаборатории, повернул к боковой лестнице. И вдруг мне
показалось, что все это уже было. Так же я размышлял, стоя у двери, так же
свернул направо и...

Я вдруг вспомнил! Вспомнил - и оглянулся... Показалось мне или вправду
кто-то сейчас прошмыгнул мимо нашего коридора к главной лестнице и
скользнул по мне испуганным взглядом?

Я не повернул назад, не вышел в главный коридор, чтобы выяснить, было
это на самом деле или почудилось мне. Но я уже понял! Это ведь в точности
повторялись те события, о которых рассказывали Нина и Чернышев!

Только что я стоял у окна нашей лаборатории, у окна, выходящего на
улицу, и свет фонаря падал мне на лицо. Теперь я вышел из лаборатории и
пошел к боковой лестнице... И кто-то, проходя мимо нашего коридора, увидел
меня в эту минуту. Я снова проделал все то, о чем с недоверием и
изумлением узнал сегодня днем в том, прежнем мире. Правда, мои часы
показывают более позднее время, но, может быть, в этом мире сейчас именно
без пяти одиннадцать?

Но нет, это же невозможно! Это просто какое-то случайное совпадение!
Ведь в том двадцатом мая, которое видели Нина и Чернышев, я около
одиннадцати сдавал книги в библиотеке, а Аркадий лежал без сознания, уже
полумертвый! Если какой-то Борис Стружков и побывал двадцатого мая вечером
в лаборатории - в том мире! - то это был не я, а другой Борис Стружков: я
ведь об этом ничего и не знал, пока Нина мне не рассказала! А впрочем,
пожалуй, я мог ничего и не знать... тогда! Я ведь услышал рассказ Нины до
того, как совершил переход в прошлое. Я "тогдашний" еще не догадывался о
том, что такой переход возможен, и мог не знать вообще ни о чем, что
связано с этим переходом. А вот я "теперешний"...

Да нет, что же получается! Выходит, я должен был попасть в это прошлое
раньше, чем я туда попал... раньше, чем понял, как туда можно попасть! Ну,
допустим, это фокусы временной петли... Но как мог я - тот же самый я! -
потом вернуться в будущее и выслушивать от других рассказы о своих
похождениях, сам ничего о них не зная? В то же самое, неизмененное
будущее! Ведь я после перехода должен был попасть уже на новую мировую
линию!

И потом, если это _то самое_ двадцатое мая, так куда же девался
Аркадий? Почему он до сих пор ходит неизвестно где?

Я почувствовал, что у меня голова распухает от всей этой путаницы. С
каждым часом, с каждым шагом меня все глубже втягивало в водоворот
времени, и я уже не понимал, как я выберусь. Героя Эдгара По, попавшего в
гигантскую воронку Мальстрема, спасла наблюдательность и пристрастие к
логике: он заметил, что тела цилиндрической формы опускаются гораздо
медленнее других, уцепился за бочонок и спасся. А я? За что мне-то
уцепиться в этом водовороте времени? Все непрерывно меняется, и я никак не
могу уловить логики в этих переменах. Погас глазок на пульте... Исчезла
подставка... Аркадий не лежит на диване, а разгуливает по институту... А
меня швыряет в этом водовороте, как щепку, перебрасывает неизвестно откуда
неизвестно куда, и попробуй тут разберись, за что уцепиться!

Мне уже было все равно, увидит меня кто-нибудь или не увидит. Я быстро
сбежал по лестнице и боковым коридором вышел в вестибюль, к главному
входу.

При свете уличного фонаря можно было разглядеть стрелки на больших
институтских часах. Без десяти десять! А на моих... на моих двадцать шесть
первого.

Значит, здесь без десяти десять... Но какого же дня?

ВЕРСИЯ УМЕРЛА - ДА ЗДРАВСТВУЕТ ВЕРСИЯ!

- Это... это что же означает? - спросил Линьков, запинаясь. - Что
моя... ну, что та версия... она справедлива?

Он тут нее осознал, что не хочет, что даже боится этого внезапного
подтверждения. И по усмешке Шелеста, добродушно-иронической, увидел, что
тот понял его страх.

- Ну что вы, Александр Григорьевич! - успокоительно прогудел Шелест. -
Ничего даже подобного! Версию вы действительно предложили изящную и
рассказали прямо-таки захватывающую историю...

- Но ведь история-то была целиком вымышленная, - сказал Линьков,
обретая обычный свой спокойный тон. - А если камера вернулась с нагрузкой,
то это будто бы подтверждает...

- Не подтверждает, - возразил Шелест, - наоборот: опровергает!

- Позвольте, - удивился Линьков, - может, я вас неправильно понял? По
вашим расчетам вышло, что камера вернулась с человеком, ведь так?

- Ну, не совсем так. По расчетам нельзя установить, был это человек
или, допустим, чурбак того же веса. Но поскольку чурбак не может открыть
дверь камеры и уйти, а камера пуста...

- Да, действительно, я не сообразил, - смущенно сказал Линьков. -
Почему-то я думал, что для перехода нужно одинаковое количество энергии,
независимо... Как это я... ведь в пустой камере не совершается работа!

- Почти не совершается, - поправил Шелест. - Все-таки сама камера имеет
массу, и подставка - тоже... Но чтобы переместить добавочный груз,
конечно, требуется соответственная добавочная энергия. Подсчитал я грубо,
разумеется, но сомнений нет: за вычетом обычной мощности, остается как раз
такая добавочная, которая в данном режиме нужна для двойного переброса
массы килограммов этак восемьдесят.

- Значит, Стружков вернулся? - задумчиво проговорил Линьков. -
Странно... Где же он?

- Этого я не знаю. Но ясно, что он вернулся.

- А может, при переходе... Вы уверены, что он, так сказать, жив-здоров?