свое сердце на алтарь хаоса? Едва ли.
был для него гораздо более серьезным аргументом, чем шпоры Эгина. Резвый то
и дело становился на дыбы и был бы явно рад скинуть Эгина прочь. Он ни за
что не хотел идти вперед. Ни за что не хотел поворачивать вправо с тем
проворством, какого требовал от него Эгин.
же не ринется к занимающим оборону у зарослей терна людям Багида, его конь,
поймав еще пару кинжалов и десяток стрел, падет без сил. А сам он?
ход метательные кинжалы. Нужно отдарить подарочек тому усатому кретину.
Просвистела стрела. Косые... пьяные... скоты! -- ревело все внутри Эгина. От
былого хладнокровия не осталось и следа. Оно, хладнокровие, отнюдь не
безразмерно. И хотя Эгин хорошо знал, что бешенство -- самый коварный
союзник воина в битве, поделать он ничего не мог. Слишком много черной
накипи зла оставили на сердце Эгина сегодняшний день и вчерашняя ночь. Даже
терпению аррума не сдержать этого напора презрения и ненависти. Что ж,
плотина рухнула, милостивые гиазиры!
как в фехтовальном зале, но для этих ублюдков, не отягощенных накладными
панцирными латами, сойдет и так. Послышался чей-то сдавленный вскрик. С
усатым, кажется, покончено.
Мощной, тяжелой стрелой, выпущенной из крепкого тисового лука. Не такого
огромного как те, которыми были вооружены стрелки Багида на вышках, но тоже
немаленького. Нагрудник вроде бы выдержал, но Эгин зашатался, выронил меч и
не устоял на ногах. Здравствуй, сырая трава!
обездвиженностью противника, перерезать арруму горло. Или хотя бы попытаться
перерезать горло. Никто не пускал больше стрел. Не орал. Не охал. Не
задирался. Только ржал поодаль его раненый конь.
он не спешил. Пожалуй, самое умное в его положении -- ползком добраться до
ближайшего дерева, предварительно пустив в цель оставшиеся два кинжала. А
еще раньше -- сообразить, где они, эти цели. Эгин осторожно поднял голову. В
зарослях, откуда только что выпорхнула стрела -- вот она, родимая, валяется
подле его правого локтя -- были слышны звуки какой-то возни. Не слишком
активной возни. Кажется, рухнуло тело. И снова тишина. Или просто
показалось?
кинжалом для броска. Только ветви чуть шевелятся. И все. Зрение Аррума
ослабело за этот день настолько, что Эгин не разглядел бы с пяти шагов и
корову. Не бросать же наугад. Вдруг какая-то тень скользнула среди кустов,
но Эгин помедлил. Что-то знакомое почудилось ему в низенькой верткой фигуре.
Он снова вжался в землю. Человек-тень обернулся. Сейчас кинжал покинет
своего хозяина и...
мертвы, значит отнюдь не "всего лишь".
выскакивая на поляну и семеня в сторону Эгина, который от удивления даже
забыл вернуть кинжал перевязи.
зарослей.
Потом посмотрел на Куха. Ни меча, ни кинжала, ни лука. Чистенький, ладно
подпоясанный, дыхание ровное. Он их что, придушил, что ли?
невольно вытянул шею вперед.
малоприметное приспособление, скрытое коротким шерстяным плащом.
Приспособление, звавшееся в Варане "шилоловым тростником", в Харрене
"флейтой ноторов", а товарищами маленького Эгина по играм -- "злой
плевакой". Самую что ни на есть обыкновенную трубку для стрельбы
отравленными иглами.
удостоверились в том, что ни одного багидова мужика -- кроме того, которому
Эгин отрубил руку, тот был без сознания -- в живых не осталось. По крайней
мере, у брода.
к Черноногу не пошел.
обманывать ожиданий своего спасителя. Если ему хочется, чтобы хозяин
сердился, пусть думает, что он сердится.
пучок.
неглубокую, к счастью, рану на шее ему пришлось перевязать собственной
рубахой, как вдруг Кух зашикал, замахал руками и схватил коня за ухо. Тот
стал, как вкопанный, и воззрился на Куха удивленно, не моргая.
и эти, костяная рука, там ходят везде-везде.
голову набок.
сбегать. Я там одно дело забыл. У тебя, там, высоко, в том доме.
целовал в Сером Холме Багида, он расскажет своему новому рабу позже. Когда
настроение будет получше, а сил -- побольше. Сейчас его интересовала судьба
Ваи. Тем более, что его худшие предчувствия сбывались как по писаному.
по нужде отпустили, эти твои "костяная рука"?
отвечал Кух.
выяснять прочие подробности, касающиеся судьбы захудалого города, сметенного
с лица земли исчадиями Хуммера вместе со своими жертвами, пришлось уже в
пути.
уздцы.
подытожил Кух свою повесть о гибели города, который успел стать Эгину почти
родным.
удрученный этой горькой, но очевидной истиной.
утешительное. Но, чтобы не падать духом, это следовало сделать обязательно.
И утешение сыскалось. Есмар, Гнук, пес Лога, альбатрос Шаль-Кевр, Круст
Гутулан и пол-Ваи были наверняка мертвы. Но Сорго, Лорма и еще половина Ваи
все-таки выжили.
пристани сидеть, -- описывал это событие Кух. -- Съели две дюжины, а больше
никого не было".
скалах? Верно, оплакивают погибших. Что сейчас поделывают Сорго и Лорма?
Пьют гортело на ужине Прокаженного? Или, наоборот, они сами на ужине
Прокаженного выполняют роль первой и второй перемены блюд?
к груди. О, милостив день! Медальон Лагхи Коалары по-прежнему был на своем
месте. И его содержимое тоже. Медальон находился подле сердца. Это значило,
что по крайней мере одно из заданий гнорра имеет шансы быть выполненным.
окончательно простился с мыслью о том, что попал в ссылку, где он просидит
до конца своих дней, отирая пыль со своего немотствующего "облачного"
клинка.
змеившаяся среди холмов, открыла им вид на Кедровую Усадьбу. Обычный, но
жуткий вид. -- Пойдем через кладбище.