признали власть Конрада, хотя ворота своих крепостей не отворили. Но они
не отворяли их и перед Арнольдом, так что Конрад настаивать не стал.
оттеснить народ не смогла, вскинул руку. Ропот медленно начал смолкать.
За спиной Конрада трубачи вскинули к небу трубы, торжественные звуки
вспороли воздух. Когда трубы вернулись на свое место, над городом стояла
торжественная тишина.
полководца:
королевство силой своего меча, объявляю его своим владением! Всем
жителям дарую жизнь... и ту свободу, которой они обладали раньше. То же
самое относится к войскам. Я уверен, что они бы сражались доблестно и
показали бы чудеса отваги и храбрости, если бы не трусливый приказ
прежнего короля сложить оружие! Это позорный приказ, признаю. Но у вас
будет время и возможность показать себя героями, ибо вы можете влиться в
мою армию, что победоносно... и неотвратимо... дальше...
ближе. Кто-то прокричал из толпы:
королевским титулом, в то время как то трусливое ничтожество, Арнольд,
где-то скрывается в пещерах, спасает шкуру, трус, позорит имя рода...
рядов, - останутся прежними!
криками. Я на всякий случай тоже изобразил радость, помахал, так все
вокруг махали и улыбались, бросались друг другу на шею, обнимались.
Конечно, противно, что так сразу забыли прежнего короля, а нового
приняли с такой охотой, но, с другой стороны, уцелели сами, спасены дома
и посевы, к тому же даже налоги никто не станет драть вдвойне, как с
покоренной страны...
разговоры, подбрасывали провоцирующие вопросы. Конечно, если смотреть
откуда-нибудь из Срединных королевств, то понятно, что в Галли вторгся
чужой король, а местный король, не сумев организовать оборону, бежал в
горы и скрывается среди пастухов. Поменялась власть, династия и все
такое. Но точно так же однажды в моей стране была свергнута монархия,
произошел чудовищный перелом, свирепствовала гражданская война, но в
провинциальных городках почти не заметили ни того, ни другого, ни
третьего. Жили, пахали, работали...
по-старому, то большинство тут же благополучно забыло, кто на троне:
Арнольд или Конрад. Конечно, в остатки свободного времени, когда вы-.
падет собраться возле очага, Арнольду перемоют кости, предполагая то
неумение воевать, то трусость, то внезапное умопомешательство, то руку
Тьмы. Сколько я ни прислушивался, ни один не предположил, что Арнольд
пожертвовал собой, только бы сохранить их жизни, не допустить
кровопролитных сражений.
своими людьми не стал: больше наслаждения от власти, когда прислуживают
те, кто прислуживал твоему заклятому противнику. Даже расположился в его
покоях, спал на ложе, где спал Арнольд, велел приводить себе тех женщин,
которым знакомо ложе изгнанного короля.
намекал, что это чревато. Одна из них может воткнуть в него отравленную
шпильку, но Конрад с великой беспечностью отмахивался. Он наслаждался,
наслаждался, упивался каждым мгновением.
потом уже на улицах появились женщины, послышался женский и детский
смех. Налаживалась жизнь. Я видел, как один солдат Конрада указал на
прекрасную рощу, что почти примыкала к городской стене с запада.
громадный...
всего в милю, но все называют его громаднейшим!
за рукав, сказал с пьяной настойчивостью:
считается громадным, а ваша громадина - крохотным!
сено, целебные травы, березовый сок, мед... Король в нем охотится...
охотился на оленей, кабанов. Естественно, что народ считает такой парк
маленьким и хотел бы, чтобы он стал еще больше. А парк вашего короля...
Я был однажды в Алемандрии, и сейчас мурашки бегут по коже, когда
вспомню, как оказался вблизи того парка. Меня чуть не затравили
собаками! В ваш парк запрещено входить не только простолюдинам, но даже
знатным людям без особого позволения. Понятно, что все хотели бы это
опасное место сократить... Потому ваш парк называют... большим. Чересчур
большим.
поинтересовался вполголоса:
узнаю, где он сейчас. А ты жди меня... сутки. Нет, лучше двое, тут все
очень неторопливые.
великим облегчением, глубоко и жадно вздохнул, какое же это счастье.
Сигизмунд смотрел с непониманием. Я устыдился, пошел ломиться через
кустарники, заглядывал под камни, топал, поднимая пыль. Снова кусты,
чертополох, заросли жуткого бурьяна, настолько высокого, что легко
скроют всадника на рослом коне, под ногами хрустят кости, место довольно
жутковатое...
пахло, словно в щель заползло крупное животное, издохло, а теперь
разлагается. Я представил, как придется ступать по гнилому мясу, что
кишит червями, содрогнулся, крикнул:
увидеть. Потом, через два дня!
Конечно, это не Вестминстер или Кремль, но по местным меркам...
многоножки, мокрицы, но тут же метнулись в разные стороны. Я протиснулся
в щель, идти пришлось, сильно согнувшись, едва ли не на четвереньках, но
дальше ход перестал маскироваться под случайную щель, на стенах
появились следы зубила.
вниз, я рассмотрел даже ступеньки, но дальше ход помчался строгий и
ровный, словно и под землей камень расчерчивали незримыми чернилами.
тревожиться, затем впал в панику и начал думать, не вернуться ли. Уж
чересчур обнаглел, все здесь, видите ли, понятно. И тут, как спасение,
серая стена гранита сменилась такой же стеной, но сложенной из ровно
отесанных плит.
тайны, я не стал допытываться, устремился к темному проему, дальше
широкие ступени наверх, подвал с мешками, еще одно подвальное помещение,
доверху заставленное бочками с вином, пришлось вернуться, долго искал
тайный ход, отчаялся, замерз и проголодался, но все-таки мысль
средневековых архитекторов развивается в узких рамках, вот оно, вот,
слепой дурак, прямо перед тобой, два раза уже прошел мимо...
теперь точно попадусь, если замру, сдвинул камень до отказа, пролез в
щель. За спиной глыба заскрипела и съехала на прежнее место. Ход в стене
привычно узок, двигаться можно только боком, как думовцу по коридору.
тут же начинал искать тайный ход или дырку, через которую можно
наблюдать и слушать. Все же обычно эти отверстия расположены так, чтобы
с той стороны были повыше человеческого роста. Меньше шансов, что кто-то
обратит внимание на крохотную дырочку в гобелене или ковре на стене.
Впрочем, заметить их невозможно, достаточно дырочки с иголочное ушко,
чтобы видеть весь зал.
Шарлегайла, ходят придворные, видимо, Конрада, которых я при всем
желании не отличил бы от придворных Арнольда. От суровых зоррян отличил
бы, но зорряне - это зорряне. Еще с полчаса полазил по тесным ходам,