- Ну и лады!
Сегодня, к удивлению "мужиков", Хворостина не расположен разговаривать
разговоры. Он удаляется, попыхивая сигареткой и вполголоса журя
несговорчивое небо.
- Пагаворым? - небрежно бросает Остапович, провожая взглядом местного
фаната "Чикагских быков". - А, Юрый Никалаич?
- Поговорим, - устало соглашается тот. Все-таки ссориться с другом ему не
хочется, пускай это даже нужно сделать ради его же, друга, безопасности.
Поскольку дело происходит рядом с баней, оба устраиваются на невысоких
чурбачках - на них обычно отсиживаются выскочившие "охладиться".
Журналист тянется за пачкой сигарет, вспоминает, что все равно забыл
зажигалку дома, а Витюха уже слишком далеко, вон он, едва виднеется на
горизонте... - одним словом, придется обойтись без сигарет.
- Ну што, Юрый Никалаич, выгнаць мяне хочаш? Думаеш, обижусь и уеду?
Наверное, по лицу Журского сейчас видно, что вопросы попали в точку; Игорь
иронически качает головой:
- Гадаеш, зусим я дурны? Два плюс два скласци не магу? Гэтыя
пагрозы-папярэджэння, круги, друг твой з граблями прапаушыми, сны...
Он осекся, словно сказал лишнее.
- "Сны"? - осторожно переспросил Журский.
- Не у тым справа, - отмахнулся Игорь. - Аднога не разумею: чаго ты тут
хлопчыка свайго трымаеш.
- Что значит?..
- Перастань! Ты знаеш, што я знаю. Нашто дурыць мяне и сябе? Што тут
робицца?
- Да ничего тут не происходит. Поверь...
- И, да рэчы, чаму ты не размауляеш нармальна? Лягчэй было б абшчацца на
адной мове.
- А ты? Ты ведь великолепно владеешь...
- А я, - снова оборвал его журналист, - из чувства противоречия.
Забараняюць - от и размауляю.
- Слушаю - и страшно становится. Я бы еще понял, если бы из патриотических
соображений... Но - из чувства противоречия?! А если наоборот, введут
принудительное обучение?.. Нет, я поражаюсь! Этот непреходящий идиотизм
нашей интеллигенции!.. И живем мы так, в этой вечной грязи и
неустроенности, тоже - из чувства противоречия? Ведь получается, "раз все
по-нормальному, то мы - по-своему, лишь бы не как все"! Ребячьи мотивации.
Взрослеть, давно пора взрослеть.
- Навошта гэта, Юрый Никалаич? Патэцика, книжныя слава, поза аратара?
Фальшыва ж палучаецца, не майсцер ты роли граць. Лепш скажы - и я дзейсць
притулюся, знайду месца; ночы цеплыя, не змерзну. А паехаць не паеду, аж
да ауторка. Выбач... гэта мая работа, мая плошчадзь. Другага такога шанцу
не будзе, я знаю.
"И слава Богу, - подумал Журский. - И слава Богу, дурья твоя башка, что не
будет. Лучше, чтоб его вообще не было, твоего шанса... Вот схожу завтра с
утра на почту, договорюсь с Семеном, заберу Макса и уеду отсюда".
Потом он представил заплаканную Настуню у гроба - пустого гроба, где
должен был бы лежать ее муж...
- Пойдем-ка лучше, забор наконец закончим, а то стыдно даже, два взрослых
мужика второй день копаются. Да и ты ведь собирался еще людей опрашивать...
Дождь, пришедший с заката, оборвал их планы.
12
Вчера покапало полчасика перед ужином и все. Сегодня, похоже, намечалось
полномасштабное действо, с громом, молниями и прочей устрашающей
атрибутикой. Макс прижался к окну носом и лбом, наблюдая, как танцуют в
луже струи - словно фигуристки на волнистом, изменчивом льду.
В комнате, доверху наполненной тенями от работающего телика (верхний свет
включать не стали), вяло ругался с бабушкой Дениска. Что удивительно, не
по поводу его вероятного отъезда из Каменя... а о чем именно, Макс
прослушал. Когда словесная баталия достигла кульминации, он поднялся и
вышел на веранду, подождать друга там. Теперь вот сидел на ступеньках (и
что, что мокро и холодно? не сахарные, не растаем!), смотрел на дождь.
- Фу-у! - это Дениска, вырвался наконец из боя. - Ну гэта... зусим...
Не находя нужных слов, приятель махнул рукой и присел рядом на ступеньке.
- От днинка выдалась! - проговорил он, натягивая на плечи ветровку. -
"Каникулы"! Хлопцам са школы рассказаць - засмеют. Пальцами тыкаць будут:
"пиастры, скарбы, ведьзмарка"...
Дениска зевнул и неожиданно добавил:
- А шчан"нка шкада!.. Аксанку - не, а яго...
- Ты чего такой смурной?
- А дождж. Я, кали дождж, заужды трошки грусный.
Уяуляю сабе, як таму шчан"нку зараз у леси, аднаму...
- Завтра с утра, когда камень пойдем смотреть, поищем его, а? Щенка?
- Дык шукали ужо, усе шукали. Думаеш, мы адны такия разумныя? ...Пайду-тка
я лепш спаць, штоб заутра поранней падняцца. Штоб дзяцьку тваго не застаць.
- Он просил позвать его с собой на запуск кораблика.
- Дык то на запуск. На запуск вазьмем.
И там взорам их открылась широкая лужайка, а на ней - два больших каменных
столба, поставленных здесь еще с незапамятных времен. Такие столбы
попадаются на болотах и по сию пору. Луна ярко освещала лужайку, посреди
которой лежала несчастная девица, скончавшаяся от страха и потери сил. Но
не при виде ее бездыханного тела и не при виде лежащего рядом тела Хьюго
Баскервиля почувствовали трое бесшабашных гуляк, как волосы зашевелились у
них на голове. Нет! Над Хьюго стояло мерзкое чудовище - огромный, черной
масти зверь, сходный видом с собакой, но выше и крупнее всех собак, каких
когда-либо приходилось видеть смертному.
А. Конан-Дойль. Собака Баскервилей
1
Итак, главное - никого не разбудить.
Тихо, почти бесшумно взять одежду, скользнуть в тапочки... нет, лучше
босиком - к дверям, выйти в "печную" комнату.
На мгновение Макс задумался, стоит ли подложить под одеяло что-нибудь,
чтобы можно было подумать, что это он спит, укрывшись с головой. Но нет,
такой поступок не соответствовал бы заготовленной для дяди версии.
Ладно, оставим. Одеться в комнате (тоже по возможности бесшумно), обуться,
взять со стола и распихать по карманам сушки. И все это - будучи готовым в
любой момент скрыться: если со двора придет бабушка - обратно в спальную
комнату, если проснется дядя Юра или журналист - во двор. Главное, чтобы с
двух сторон не пошли...
Оказавшись во дворе, Макс на несколько минут вынужден был отвлечься: из-за
забора выбежал Рябый и потребовал внимания и ласки. Впрочем, пес сегодня
утром был сговорчивый и согласился на компромисс: хватило сушки, чтобы
хвостатый отцепился... то есть, конечно, не отцепился, а просто гремя
цепью сбежал за забор.
Жутко хотелось спать, даже бодрящему воздуху не до конца удалось
справиться с Максовой сонливостью. Наверное, именно поэтому мальчик решил
чуть задержаться. Он шагнул к умывальнику, краем сознания успев удивиться:
почему это вдруг Рябый заворчал, неужели сушка не понравилась? Так других,
уж извините, нету...
Сложил руки лодочкой, подтолкнул снизу пестик умывальника. Зажмурился,
плеснул в лицо водой...
Что ж она такая соленая, вода-то? Или показалось?..
Макс открыл глаза и с ужасом уставился на свои руки: ладони были в крови,
и она стекала дальше, к локтям.
- Кроу моцная, магутная, - сказали за спиной.
И тихонько шевельнулась тень, переломленная забором цветника, - тень,
похожая одновременно и на человека, и на зверя.
- Наследничак, - с явным удовольствием проговорила тень, хрипло
рассмеявшись. - Наследничак!..
2
Всю ночь Игоря мучили кошмары. Как и в предыдущую.
Ч-чертов домик, ч-чертова деревня... и хозяйка эта, и внученок ее - так и
таращатся на тебя, ровно на зверюгу заморскую.
Лежа на спине, глядя широко распахнутыми глазами в белесый потолок, он
уточнил: да, и домик с деревней тоже, таращатся, чтоб их!..
На чердаке кто-то бродил.
Кошка?
Если кошки умеют ходить на двух лапах, то, может, и кошка.
На соседних кроватях храпели Журские, все четверо. Вернее, не так -
храпели трое, с трех кроватей. Но поскольку отец и мать Юрия Николаевича
лежат вместе, поди разбери, спят ли они сейчас на самом деле! А может,
старуха вовсе и не спит, а тоже прислушивается.
Хотя, какая разница? Пусть прислушивается. Если она не умеет читать мысли,
все равно... А кошку свою двуногую - слушайте на здоровье!
Самое смешное, что только что Игорю тоже снилась кошка. Большая, размером
с фокстерьтера кошенция, которая нагло взгромоздилась ему на грудь и
начала душить. Оттого и проснулся.
Но память подсказывала: за этим, запомнившимся кошмаром, были еще и
другие, от которых остались лишь пестрые лоскуты-фрагменты. И как не